Жернова истории. Ветер перемен - Андрей Колганов

— Михаил Васильевич! Уж сколько раз говорено! Это же мощнейшая ударная сила получится!

Фрунзе, кажется, совершенно не обращает внимания на его слова, терпеливо дожидаясь ответа от меня.

— Товарищ наркомвоенмор, мне известно, что сегодняшние представления о тактике применения танков рассматривают их в первую очередь как средство непосредственной поддержки пехоты и лишь в некоторых случаях — средство коротких рейдов в тыл противника для нанесения удара по какому-либо объекту с последующим отходом обратно в расположение своих войск. Но это — серьезная недооценка возможностей танковых войск.

— Танковых войск? — Михаил Васильевич зацепился за это слово. — Вы еще и новый род войск создать хотите?

— И правильно! — басит Котовский, но Фрунзе по-прежнему не обращает на его реплики внимания.

— Будет новый род войск или нет — дело десятое, — отмахиваюсь от этого вопроса. — Главное же в том, что танки могут составить основу для таких соединений, которые в состоянии проводить операции по глубокому вклинению в оперативный тыл противника, со стремительным обходом и охватом его частей и соединений, нарушая линии снабжения, громя части тылового обеспечения, склады и штабы. Но для того, чтобы такие соединения стали реальностью, одних танков мало.

— Что же вам еще нужно? — Михаил Васильевич спрашивает без тени раздражения, но все-таки с некоторым напряжением в голосе. И его можно понять — при нынешнем-то тощем бюджете Военведа замахиваться на новый род войск…

— Мне? — переспрашиваю с удивлением. — Мне нужна сильная РККА. А вот для создания полноценной механизированной бригады нужно следующее. Во-первых, личный состав, способный правильно использовать танки в бою и в операции. Во-вторых, танки, которые будет использовать этот личный состав. В-третьих, подвижная пехота, способная передвигаться вместе с танками, с той же скоростью совершения марша. Для этого ее надо посадить на грузовики, а еще лучше — дать ее бронированные транспортные средства, вооруженные пулеметами для огневой поддержки. В-четвертых, поскольку одной пехотой и танками организованную оборону не прорвешь, нужна подвижная артиллерия. На первых порах сойдет и конская тяга, но лучше обеспечить ее гусеничными тягачами, а в перспективе — установить пушки и гаубицы в легкобронированной рубке на танковое шасси. Все это требует мобильных подразделений обеспечения — службы снабжения для постоянного подвоза горючего, боеприпасов и продовольствия, подвижных ремонтных мастерских, подвижной медицинской службы. И, наконец, нужна радиосвязь. Поскольку это будет рейдовое соединение, проводная связь тут не годится. Да и танками в бою управлять лучше по радио. Поэтому нужны танковые радиостанции. Командирам — приемно-передающие, а обычным танкам можно ставить на первых порах только приемники. — Выдав этот длинный монолог, умолкаю, дожидаясь реакции наркома. И она не заставила себя ждать:

— Вы же отлично знаете, товарищ Осецкий, что у нас всего этого нет, и дать нам все требуемое вами наша промышленность не в состоянии! — вот теперь раздражение все же чуточку прорывается сквозь броню невозмутимости Михаила Васильевича. — К чему тогда эти прожекты?!

— К тому, что я стараюсь заглянуть немного вперед. — Надо говорить как можно спокойнее и увереннее. — Убежден, что социалистическая реконструкция промышленности даст нам все то, что требуется для создания механизированных соединений. Не через пять лет, так через десять — наверняка. А готовиться надо заранее. Отрабатывать оргструктуры, управление, учить кадры, нарабатывать тактические приемы и оперативные схемы. Проводить учения с войсками, пусть хотя бы с условной техникой или с макетами. И тогда не получится так, что народное хозяйство дает нам технику, а что делать с ней, никто не знает, и обращаться с ней не умеет.

Фрунзе молчит, пытаясь погасить вскипевшее в нем было раздражение. Добавляю, чтобы облегчить ему принятие своих замыслов:

— Михаил Васильевич, речь ведь не идет о том, чтобы с сегодня назавтра декретировать создание танковых войск. Для начала нужно создание одной экспериментальной механизированной бригады, которая будет играть роль своего рода полигона для отработки перспектив боевого применения таких войск, а заодно выполнять функции школы, готовящей кадры для будущего бронированного кулака страны Советов.

— Полигон? Школа? — произносит Фрунзе, обращаясь как будто к самому себе. — В таком разрезе эту мысль можно обдумать…

— Собственно, не на чем ином и не настаиваю, — бросаю финальную реплику.

— Да, накидали вы нам идеек… — тянет наркомвоенмор. — И где вы, Григорий Иванович, такого интересного спеца раскопали? Уншлихт мне тоже про него говорил, насчет Остехбюро…

Что ему говорил Юзеф Станиславович насчет Остехбюро, Фрунзе распространяться не стал, хотя сильно подозреваю, что в их разговоре не только Остехбюро поминалось, но и мои прежние контакты с ОГПУ и с РУ РККА.

Григорий Иванович широко улыбнулся:

— Богата талантами наша земля…

— Хорошо! На самом деле, разговор получился не пустой. Кое-что полезное в ваших идейках определенно есть. — Фрунзе встал, давая понять, что разговор окончен:

— До свидания, Григорий Иванович! До свидания, Виктор Валентинович!

Пропускаю Котовского перед собой, немного задерживаюсь, дожидаясь, пока за ним закроется дверь, и оборачиваюсь к председателю Реввоенсовета:

— Михаил Васильевич, а как ваша язва?

— К чему вы это? — нахмурился Фрунзе.

— К тому, что с ней шутки не шутят. Надо залечить, во что бы то ни стало.

— С чего бы это такая трогательная забота о моем здоровье? — не скрывая иронии, интересуется нарком.

— Да с того, что очень не хочется, чтобы эта язва вас скрутила, а на ваше место уселся бы какой-нибудь Ворошилов! — буду играть в открытую. — Конечно, Климент Ефремович человек, в общем неплохой, делу партии предан, по житейски неглуп, да и в военном деле кое-что понимает — однако не настолько, чтобы руководить всеми вооруженными силами Республики. А если он, чего доброго, затем повсюду своих друзей-кавалеристов рассадит?

— Ладно, о своей язве я уж как-нибудь сам позабочусь! — машет рукой Михаил Васильевич.

— Так не пойдет! — напираю я. — Не доводите дело до операционного стола! Наркоз — штука коварная. А у меня есть средство, которое с гарантией обеспечит рубцевание язвы. Вот, смотрите. — Достаю из кармана небольшой пакетик из вощеной пергаментной бумаги. — Это средство известно под многими названиями. В Индии его зовут шиладжит, в нашей Средней Азии — мумиё. Средство вовсе не шарлатанское — проверил на себе. Заживление любых ран с его помощью резко ускоряется, и никаких воспалений или нагноений.

Фрунзе недоверчиво смотрит на оплывшую пластину темно-коричневого, почти черного цвета.

— Берите, не бойтесь! — Сую бумажку с мумиё ему в руки. — Растворяете кусочек этого вещества размером со спичечную головку в половине стакана кипяченой воды комнатной температуры и выпиваете на ночь. Можно запить молоком. Курс лечения — две недели, неделя перерыва, и еще две недели. Вот, тут листочек с инструкцией по применению.

Потратив еще несколько минут на уговоры, вырываю, наконец, у Фрунзе обещание непременно испробовать это средство.

— Специально за ним человека в Лондон гонял! — говорю напоследок. — Не хочется, чтобы все труды зря пропали. Не манкируйте своим здоровьем, прошу вас!

Мы попрощались по второму разу. Покидая кабинет наркомвоенмора, чувствую себя, как выжатый лимон. Да, нелегко даются разговоры с такими фигурами! А дальше… Дальнейшее будет зависеть уже не от меня. Мне припомнилось, что в известной мне истории язва у Фрунзе и так зарубцевалась, а источником болей, который принимались за приступы язвенной болезни, и которые привели его на операционный стол, оказался перитонит. Но, может быть, прием мумиё сумеет предотвратить развитие перитонита? Оставалось только надеяться.

Глава 19. «Ну, а если пуст карман…»

Сегодня утром на работе читаю свежую «Правду». Так, что тут интересного? Дежурная передовица ко дню рождения В.И.Ленина. Да, сегодня же 22 апреля! Быстро пробегаю глазами: никаких новых политических установок не видно. Однако, рука Николая Ивановича чувствуется — явный упор на благодетельность ленинской новой экономической политики. А вот публикацию выступления В.В.Куйбышева на первом заседании коллегии только что образованного Всесоюзного комитета по стандартизации при СТО СССР читаю более внимательно. Первое впечатление — «чешет, как по писаному». Почему именно такое впечатление? Да потому, что то и дело вылавливаю в речи главы нового комитета слегка измененные пассажи из своей собственной записки о стандартизации. О! Оказывается, более месяца назад, пока я был еще на сборах, СССР присоединился к Международной метрической конвенции. Что же, могу себя поздравить — в этом времени и создание комитета по стандартизации, и присоединение к метрической конвенции произошли примерно на полгода раньше. Пустячок, конечно, а приятно. Да и замах на работы по стандартизации у новоиспеченного комитета более солидный, чем было там. Смею надеяться — тоже с моей подачи.