Гладь озера в пасмурной мгле (сборник) - Дина Рубина

– Кто это? – спрашивал Лёня над ее плечом.

– Стиляга один... – меланхолично отвечала она, добавляя большим пальцем правой руки немного красного в верхний левый угол холста. – Стиляга, Хасик Коган... Кок носил огромный...

– А что это у него, шляпа?

– М-м... – угу... А на шляпе – ворох сирени... Я и сама его сейчас только узнала...

Как ни смешно, это было правдой. Сначала на холстах ее возникала городская среда, которая порождала мельтешение воздуха, фигур, вибрировала оттенками солнечных пятен в глубокой тени... Лица же проявлялись сами, всплывая из колодца ее памяти... Иногда, только завершив работу, она с интересом опознавала – кому принадлежит лицо персонажа.

– А, вот это что-то новое!...

Она допила кофе, проставила окурком несколько черных точек на блюдце, устало поднялась и вошла в комнату.

Он водрузил на мольберт еще не взятый в раму холст, и стоял напротив, то приближая лицо к картине и тогда снимая очки, то отходя шага на три...

– Я этого еще не видел... Очень здорово – такое напряжение цвета, нестерпимость, разлитая в воздухе... Просто какой-то алый сон! И этот странный черно-зеленый всадник, сросшийся с конем...

– Да это же кентавр... Я и назову так: «Кентавр на конопляном поле»... Здесь еще поработать надо... Запаха, запаха пока не слышно!...

– Это аллегория?

...Сейчас она вспомнила, как, незадолго до дяди Мишиной смерти, – она писала эту картину, и с утра до вечера была погружена в цветовое, световое состояние давнего своего сна, – у них случился очередной разговор о матери, который Вера на сей раз не прервала, а, наоборот, разожгла и расшевелила.

– Вот ты говоришь, что она тебя убивала с расчетом, а не из ревности... – начала она...

Дядя Миша вскинулся, взмахнул из гамака исхудалой рукой:

– Конечно! Ей нужно было скорее сесть за бытовуху, понимаешь? Иначе ей мог и вышак светить...

– За что? – с жадным интересом подалась она к нему.

– Ты меня сейчас опять будешь обрывать...

– Нет, не буду. Говори!

– Веруня! – просипел он торжественно и сразу закашлялся, зашелся в хрипах, а когда, минуты через три, успокоился, тускло проговорил, безжизненно глядя в парчовое, от густой листвы, небо над двориком:

– Твоя мать возглавляла сеть торговцев наркотиками...

На террасе Клара Нухимовна гремела кастрюлями, готовила обед на переносной газовой плитке... Одновременно в комнате ученица тарабанила в сотый раз заунывное упражнение на беглость пальцев. С соседней сливы на ветку яблони перескочила черная птичка майна, чиркнула головкой туда-сюда, осмотрелась...

– Непло-о-хо, – спокойно и насмешливо протянула Вера. – Я подозревала что-то в этом роде, но... такой размах? Все-таки мать – персонаж античных жанров... А ты уверен, что это не «фантазия в стиле блюз»? Ну, спокойно, спокойно, не кипятись! А то опять зайдешься в кашле...

– Послушай... – прошелестел он... – ты помнишь эти истории с выкидышами? Когда она возвращалась из своих таинственных поездок с приличным животом, а потом, в театральных корчах и муках, он куда-то девался?

– Но... погоди...

– Нет, это ты погоди! – он передохнул, достал платок, выхаркал в него с мучительным всхлипом что-то из глубины души... – Я, Веруня, бездетный... такие вот дела... А женщине перевезти на животе пару кило «пластилина» – это один из способов транспортировки гашиша, анаши... Она, конечно, не всегда ездила сама, так, в особо важных случаях... Когда речь шла о контроле над очень большими партиями... Судя по всему, в таких поездках «канала под „верблюда“» – простого перевозчика. В остальном на нее работали несколько ублюдков, которые, думаю, даже не догадывались – кто она. Знал только один – помнишь, иногда в доме появлялась странная личность, такой маленький сутулый старик с воспаленными глазками?... Она его называла почему-то «Сливой»... У меня было смутное чувство, что где-то я его раньше видел... Мы не могли понять – что ее связывает... думали, обычная ее деятельность: лифчики-колготки...

– Она тебе что, сама призналась? – недоверчиво спросила Вера...

Дядя Миша усмехнулся...

– Зачем же, я догадался... по некоторым признакам... Ну, и запах... Хотя они, производители, оборачивают пакет много раз... говорят, еще сухофрукты запах отбивают – курага, чернослив... И потом, я же, Веруня, химик все-таки... и столько лет с растениями связан. Так что, вот – Cannabis sativa, конопля обыкновенная... неприхотливое однолетнее растение... содержит каннабиновое масло, алкалоиды, мускарин... Произрастает в горах, и нужны ей большие перепады температур... И собирать смолу и пыльцу нужно в жаркий...

– Погоди! – воскликнула она вдруг с силой, хватая его за руку. – Постой!... В горах?! – Она вскочила, быстро прошлась по кирпичной дорожке от гамака до двери во времянку, вернулась, нервно пританцовывая, щелкая пальцами.

– Значит, Стасик был прав, когда говорил об охоте за гашишем! Да я же видела это, видела своими глазами! В детстве... И все время считала, что это был сон. Она однажды взяла меня с собой в горы... Сначала мы ехали на машине, потом оставили ее во дворе одного дома, где-то в глухом кишлаке... Потом явился красивый, рослый – он мне тогда казался гигантом! – парень, дядя Садык... И – поле на склоне... с высоченными кустами...

– Да-да... конопля достигает больше двух метров в высоту...

– ...мне было года три-четыре, и я, видимо, устала, мать уложила меня спать на траве. Просто расстелила свою кофту... А когда я проснулась, то увидела голого всадника на коне... Он скакал и хохотал...

– ...Я только слышал, что есть такой экзотический способ сбора конопли... Обычно комбайнеры счищают с ковша своего экскаватора... Очевидно, в то время она только начинала... подручными средствами... Но смолу, как правило, собирают на кожаный пиджак или пальто – просто человек бегает по полю... потом скребками счищают...

– Да, да! – воскликнула Вера, опять, как маленькая, хватая его за руку, словно боялась потерять нить воспоминания, вернее, боялась, что дядя Миша исчезнет куда-то, увернется от разговора, который ей прежде никогда не был нужен, но от которого сейчас зависела новая картина...

– Он забыл пиджак, понимаешь?! Господи, вот сейчас все проявляется, как на фотографии... Ну да, он вроде забыл пиджак, или не отыскал его, что-то такое... – они ругались... Потом, когда уже оказались на месте... этот, молодой, дядя Садык... мылся над ручьем... и мать подошла, шлепнула его по голой спине и сказала: «А это чем не кожа!»...

И, знаешь, когда я проснулась... это было такое потрясение – багровое солнце, заливающее вершины снежных гор, блеск потного человеческого тела, единого, слитного с телом животного: полуконь-получеловек!... Потом ужасно стонал, скрежетал зубами, когда с его спины и груди ножами счищали что-то вроде... пластилиновой корки... И между ладонями так, скатывали шарики... как курт...

Вера ошарашенно смотрела на дядю Мишу:

– Почему я это помню? Ведь я спала? Как я могу это помнить?

– Ты не спала... Просто запах конопли, дурман, – это ведь наркотическое вещество... А ты была очень мала... Да-а-а... – он покрутил головой, глухо пробормотал: «Из глубины взываю к тебе, Господи!»

– Что? – напряженно спросила она.

– Ничего... Это из Псалмов... – видно было, что дядя Миша устал от разговора. В последнее время он вообще очень быстро от всего уставал. – Она не учла твоей памяти и твоей впечатлительности... Впрочем, ты же тогда ничего не поняла...

– Но мне часто это снилось... – медленно проговорила Вера... – Моя память позаботилась о том, чтобы законсервировать картинку... до времени употребления...

Только я не понимаю – почему ты связываешь то убийство... (и она и дядя Миша – оба! – упорно продолжали называть тот кошмар убийством)... Ведь она все-таки любила тебя...

– Какая там любовь! – он поморщился, вяло махнул рукой, свисающей с борта гамака, как на давней пожелтелой открытке свисала с плетеного кресла рука художника Левитана... – Катя не способна любить... Просто она никогда не могла допустить, чтобы хоть что-то, ей принадлежащее, вдруг не оказалось на месте. Теперь уже я могу сказать тебе, – однажды она призналась, что не стала делать аборт, а родила тебя, только поэтому: ты принадлежала ей, была ее животной собственностью, а никому отнять ее собственность она бы не позволила... Выгрызть глотку посягателю – наиглавнейший ее рефлекс. А здесь все совпало: бизнес становился особенно опасным, она знала, что в любую минуту угры могут на нее выйти... Ну, и я стал отбиваться от рук... Ей надо было сесть на чуток, отсидеться, заодно проучить меня... вот и все! Она и не собиралась так уж меня калечить... Это у нее случайно, в процессе получилось... Я ведь не сопротивлялся – удивился очень... Известный феномен: покорность жертвы... Артистизм ее подвел, азарт... актерское вдохновение накатило...

Он опять закашлялся, изнемог от натуги, так что высокий лоб покрылся капельками пота... Наконец утих...