Легенды Невского проспекта (сборник рассказов) - Михаил Веллер

Это на него произвело такое сильное впечатление, что по пути в гостиницу его хватил инсульт. Лег он на тротуар и стал тихо помыкивать.

Лежит? Мычит? Пахнет? Пьяный! Мало у нас близ винных вечером народу лежит: кто мычит, кто нет. Переступали. Потом луноход приехал.

Подняли его загружать, а там лоб разбит и рука забинтована. Милиция вызывает скорую — не хочет ответственности: обвинят в избиении, были прецеденты.

Прикатывает скорая: битый алкаш. Кидают на носилки, пихают в машину, и — в 25-е Октября. Эта больница вечно по пьяной травме дежурит.

В приемной скатили его на кафельный пол и отбыли.

Поскучал он полночи на полу среди алкашей, в порядке очереди. Хлопнули на топчан, стали раздевать — и обнаружили паспорт. Он лежал не в нагрудном внутреннем кармане, как у людей принято, а как бы потайном, изнутри полы. От воров прятал. Скорая и не нашла.

Больница имени 25-го Октября для иностранцев не предназначена. Туда и своим лучше не попадать. Дежурный врач звонит в диспетчерскую скорой. Оттуда — в интуру, оттуда — в гостиницу. А там уже группа колготится, экспедицию на поиски организует и чуть ли не в ООН обращаться собирается.

И толпа интуристов вламывается в приемное. Ознакомились они с контингентом, глянули на перегоревшие лампочки меж облезлых стен, нюхнули запашку и пришли в тихий ужас. Застонали, завопили, одни камерами щелкают, другие консулу звонят: такие условия!.. Дежурный врач хватается за сердце: нельзя иностранцев, нельзя снимать, провокация западной пропаганды! Узнают, затаскают, выгонят! И узнали, и выгнали, поскольку телефоны посольства на прослушке, стукач при группе: прибыло ГБ в штатском, оттеснило иностранцев, засветили им пленки; одновременно прибыл третий секретарь американского посольства, готовый защищать жизнь соотечественника всей мощью державы; просочилось все на «Голос Америки», и слава больницы 25-го Октября достигла всемирных масштабов.

Уволили за недосмотр и переводчика (третьего, последнего). И стукача уволили. Скорая, к счастью, отделалась выговорами. А америкашку перевезли в больницу Куйбышева и положили в отдельную палату, где он через два дня благополучно и помер.

Так сообщать приятную новость жене с дочерью врачи выпихнули опять же переводчика, уже четвертого по счету, приставленного лично к больному. Однако когда переводчик утешил, что все хлопоты и расходы по доставке тела на родину советская сторона, верная законам гостеприимства, берет на себя, убитая горем семья обнялась и просияла. Таковы их нравы.

Вот после этой самой истории КГБ и потрясло Интурист, что в результате кончилось снятием и посадкой за миллионные хищения бессменного директора Ленинтуры Ванюшина и воцарением в его кресле верного номенклатурщика Сорокина. И Интурист в Питере стал называться не «Дети Ванюшина», а «Сорочинская ярмарка».

Искусана животным

С тех пор как большевики разогнали Смольный институт, в Ленинграде всегда наблюдался переизбыток старых дев. Старость не радость, а девам вообще живется трудно. Интимный же аспект ограничивался общественным осуждением внебрачных связей и жэковскими лекциями о разрушительном вреде онанизма в противоположность безусловной пользе воздержания. И старые девы устраивались как могли. Заводили птичек и кошечек. Причем кошечек, суки, норовили заботливо кастрировать у ветеринара, — для порядка и чистоты в доме и, есть подозрение, из завистливого ханжества.

Раз приезжаем на вызов к одной такой старой деве, еще не дряхлой старушечке. Кровотечение из половых органов. Встречает нас, ковыляя с прижатым полотенцем.

В комнатке чистота, кружевные салфеточки, пушистая кошка с алым бантиком. Ввели коагулянты, наложили повязку: надо везти зашивать. Изодрана у нее промежность, и как-то странно.

Расспрашиваем: что и как случилось, каким образом? Бабушка, нам надо знать, мы врачи: вдруг инфекция, серьезное заболевание — мы должны иметь полную картину, чтобы правильно лечить; место, знаете, деликатное, осложнения ни к чему.

Она мнется, жмется, и полную картину рисовать уклоняется. Ну, это, короче… кошка вот исцарапала…

Боже! как кошка туда попала?! ничего себе исцарапала, швы теперь накладывать… что за изыск кошачьего бешенства?! Смотрим опасливо на эту тварь с бантиком — сидит, вылизывается розовым язычком.

Да нет, она не бешеная… просто рассердилась…

Однако! и часто она сердится? вы за свою жизнь не боитесь?

Нет, она хорошая киска, ласковая… но вот… недоразумение…

То есть? Бабушка, мы врачи!

Ну, она сначала-то не драла… ничего…

А что?

Ну просто… легонько…

Что легонько? Бабушка, у нас нет времени!

Ну… так… лизала…

Что лизала.

Ну… это… там…

А? Зачем, почему?

Да я как бы и дремала…

Во сне, значит. А кошка это с чего?

Ну… сметана, видно… немного попала…

Куда попала сметана?! Бабушка, как вам в промежность попала сметана? Вы что, храните ее там? или сели случайно в миску со сметаной?

Да в общем случайно… немного там… намазано было…

Что там — трещины были, зуд, воспаление?

Вспотели, покуда раскололи. Зуд… Она жила со своей кошечкой. Кошка в любви была сторона страдательная, потому что ей не давали жрать. И когда голодная кошка уже была согласна на все, старушка мазалась сметаной. Таким образом кошка, не имея иных средств к существованию, отдавалась за стакан сметаны. Таким образом старушка, не имея иных возможностей для личной жизни, отдавалась кошке, за тот же стакан сметаны. И даже, по ее словам, познала легендарное явление, именуемое оргазм.

У нее специально была знакомая продавщица, чтоб сметану кефиром не разводили.

И вот в час утех получают они взаимное удовольствие — бабка от кошки, кошка от кормежки, — и тут не ко времени зазвонил телефон. А она (бабка) ждала важного звонка. Она отпихивает партнершу, чтобы встать. Но кошка, обуреваемая зверским вожделением, преодолеть страсть не в силах — жрать хочет до дрожи и полного забвения приличий. Угрожающе урчит и дыбит шерсть! Та ее шлепает, оттаскивает, но кошка выказывает решительное отвращение к такому садизму и мазохизму и в ярости вцепляется в свою законную пищу. Старушка вопит и ее отдирает. Кошка вопит и отвоевывает хлеб свой насущный когтями и зубами. Ерунда этот Мцыри с барсом!

Такое, можно сказать, изнасилование с причинением телесных повреждений. Это называется дотрахались. Не ломайте мине кайф.

Ну что — привезли, подштопали. Поржали. Каких не случается оригинальных форм любви — Общество защиты животных должно бы рехнуться. От античного осла и классической козы до свиней и собак — можно составить список зоопарка. Но кошечка, пушистая, с бантиком… Старушку в гинекологии прозвали «поручик Ржевский».

Ревизор

Инспекция в сумасшедшем доме выглядит совсем не так помпезно, как некоторые представляют. Просто звонят в занюханный районный психдиспансер где-то в глубине области и сообщают: у вас будет инспекция, всем присутствовать на месте. А дурдому для полноты счастья вечно не хватает только инспекции.

Ну что — приезжает инспектор. Из новых. Представляется. Его сопровождают к главврачу и начинают развлекать разговорами и жаловаться на трудности и нехватку всего. А он отчеты просматривает мельком и норовит поскорее перейти к обходу. Направляется в пищеблок, интересуясь стандартно: «Как у вас с питанием?» С питанием так себе. Он лезет в кастрюли, проверяет котловую закладку и дотошно проводит контрольное взвешивание. И начинает припахивать скандалом, потому что везде, конечно, воруют. Инспектор слушает объяснения, кивает, соглашается, но бездушно требует накладные на получение продуктов. Дотошно сравнивает цифры с наличными запасами — ничего, конечно, не сходится: масло не сходится, мясо не сходится и прочие яйца и ценные овощи-фрукты. Теперь составляем акт о недостаче. Возникают слезы и просьбы.

А инспектор, карающий меч закона о здравоохранении, лезет дальше и глубже, сестру-хозяйку трясет: где новое постельное белье? халаты первого срока? полотенца? Сестра-хозяйка мелко жмется, мекает и бумажками шелестит: нового не хватает, старое списано, но наличествует, рваные пополам простыни по ведомостям фигурируют за целые две, стиральный порошок сплыл неведомо куда — переживает сестра-хозяйка, песни о тяжкой доле поет. А несгибаемый инспектор намерен рисовать акт второй.

А за инспектором фельдшер ходит, старый змей, всему облздраву давно известный. И что тот пропустит, этот подсказывает, подзуживает: а вот, мол, еще на такой моментик мы должны внимание обратить!..

Начальство клянет вороватых и прожорливых психов. Срочно строит с въедливым инспектором личные отношения, прибегает к обычному испытанному варианту: время, значит, уже обеденное, не угодно ли перекусить. Садятся с ними в казенную машину и везут в наиприличный ресторан, заказывают все лучшее. Причем старый змей фельдшер жрет за двоих и пьет за четверых, норовя исключительно самый дорогой коньяк. На халяву-то.