Убийство в Тауэре - Виктория Холт

Итак, до заседания новой комиссии возникла пауза, и постепенно стало известно, что король готов вознаградить тех, кто вынесет такой вердикт, какой ему требуется. Некоторым, чьей поддержкой заручились, были пожалованы титулы. Придворные остряки издевались над почестями, дарованными в качестве аванса за признание брака недействительным, и, когда епископ Уинчестерский, который проявлял рвение, отстаивая интересы Рочестера и графини Эссекс, привез своего сына ко двору для посвящения в рыцари, молодого человека в шутку обозвали «сэром Недействительным».

Для Франсис и Рочестера было большим утешением знать, что король на их стороне.

Однако они все еще ожидали развода.

В своей темнице сэр Томас Овербери ощущал перемены. Его охватила апатия, его донимали тошнота и приступы болей в желудке.

– Я умру с тоски, – говорил он, – если останусь здесь еще на некоторое время. Меня тошнит от тюрьмы.

Томас быстро терял в весе, а его лицо утратило былой здоровый блеск – кожа стала мертвенно-бледной и покрывалась испариной. Бывали дни, когда он чувствовал себя так плохо, что не мог встать с постели.

Овербери написал своим родителям и сообщил, что в последние недели здоровье его заметно ухудшилось и, если ничего не будет предпринято, чтобы вызволить его из тюрьмы, он опасается, что простится здесь с жизнью.

Получив такое письмо, сэр Николас Овербери и его жена забеспокоились.

– Никак не возьму в толк, – говорила леди Овербери, – почему его заточили в Тауэр? Ведь он же ничего не сделал – просто отказался от назначения. И это называется правосудием!

Сэр Николас покачал головой и сказал, что им остается лишь строить догадки о таком странном поведении высокопоставленных особ.

– Но виконт Рочестер так его любил! Наш Томас был важной особой при дворе!

– Важные особы при дворе наиболее уязвимы.

– Я не намерена пускать это дело на самотек. Мы должны поехать в Лондон и узнать, что можно предпринять!

Сэр Николас понимал, что его жена уже приняла решение, а поскольку он тоже начинал волноваться за судьбу сына, то согласился поехать в столицу.

– Как бы мне хотелось увидеться с королем и попросить его о помощи! – говорила леди Овербери.

Ее муж понимал, что это абсурдное желание, потому что такие бедные люди, как они, никогда не добьются аудиенции у короля.

– Мы можем подать прошение, – предложил он.

– Объясняющее наши опасения, – добавила его жена.

Так они и сделали, умоляя короля позволить какому-нибудь лекарю лечить их сына.

Яков прочитал прошение и понял беспокойство родителей. Он милостиво соизволил собственноручно отписать чете Овербери, сообщив, что посылает собственного лекаря присматривать за их сыном.

Сэр Николас чувствовал, что ему с женой удалось кое-что сделать, но когда он услышал, что его сын страдает от какой-то неизвестной болезни, естественной при подобных обстоятельствах, то еще сильнее захотел с ним повидаться. Он написал виконту Рочестеру, умоляя его получить разрешение для родителей посетить их сына.

Рочестер был тронут этим письмом и уже хотел ответить, что немедленно устроит встречу Томаса Овербери с родителями, но, прежде чем принять решение, посоветовался с Нортгемптоном.

Граф был более осведомлен, чем Рочестер, и к болезни пленника отнесся с подозрением. Возможно, Овербери также вскоре заподозрит, что внезапная болезнь, поразившая его, вызвана не естественными причинами, и тогда могут возникнуть серьезные неприятности. «Интересно, что еще задумала Франсис?» – размышлял Нортгемптон. Он был уверен, что она никогда не допустила бы естественного хода событий и что у нее гораздо больше причин опасаться Овербери, чем она дала понять даже ему.

Никоим образом родителям Овербери нельзя позволить видеть сына.

– Милорд, – сказал он, – Овербери болен. Он сидит в тюрьме несколько недель. Можете не сомневаться, что он затаил на вас злобу. Откуда нам знать, какую ложь он припас? Я слышал пересуды, что он сейчас в Тауэре из-за того, что ему известна какая-то мрачная тайна, касающаяся вас и смерти принца Уэльского. Клянусь Богом и всеми Его ангелами, Роберт, если подобные сплетни распространятся – хотя, как мы с вами знаем, это ложь, – они могут погубить вас. Тогда даже Яков не сможет вас спасти.

– Поверить не в силах, что Овербери мог так оговорить меня!

– Не мог, пока был вашим другом. Теперь же он – ваш враг, и нет врага опасней, чем тот, кто был когда-то близким и любящим другом. Овербери – опасный человек. Нет, Роберт, давайте покончим с разводом, а потом начнем разбираться с ним. Мы дадим ему свободу в обмен на обещание никогда не произносить о вас плохого слова.

– Но как же быть с его родителями? Что я им скажу?

Нортгемптон задумался.

– Что он очень скоро обретет свободу и что ему лучше сидеть тихо и не высказывать ничего, могущего повредить вашим планам. Вы не хотите говорить ему, как близко его освобождение, на случай, если на это потребуется несколько больше времени, чем вы надеетесь. Следовательно, пусть все идет своим чередом.

– Ну хорошо, если вы считаете, что это необходимо.

– Абсолютно необходимо, мой милый. Это важно для вашего будущего – вашего и Франсис. Поверьте мне, мое самое большое желание видеть вас двоих в счастливом браке.

– Тогда я напишу сэру Николасу и леди Овербери.

– Конечно. Они будут довольны.

– Другие тоже просят разрешения увидеться с ним. Некоторые из его родственников.

– Скажите им то же самое. Так будет лучше всего. И к тому же это правда. Ведь, как только разрешится дело с разводом, Овербери освободят.

Итак, Роберт написал то, что ему подсказали, и это было все, что получила чета Овербери и их обеспокоенные родственники.

Томас Овербери осознавал весь ужас своего положения. Он больше никогда не выйдет из Тауэра!

Бывали дни, когда из-за болезни он не мог четко мыслить, но за ними следовали другие, когда, несмотря на телесную слабость, ум его был ясен.

Почему его заключили в тюрьму лишь из-за того, что он отказался от назначения за границу? Разве это такой уж веский проступок? К тому же это произошло, когда он поссорился с Робертом из-за его порочной женщины!

Что кроется за его арестом? Какова настоящая причина?

Его перо всегда служило ему утешением, и теперь Томас им воспользовался. Он собирался записать все, что произошло с того дня, когда он повстречал Роберта Карра в Эдинбурге, и намеревался разослать копии своим друзьям. Вдруг кто-нибудь, прочитав записки, догадается, что же все-таки привело его в тюремную камеру Тауэра?

Эта идея вдохнула в него жизнь, и он почувствовал прилив сил.