Черный Василек. Наекаэль (СИ) - Никита Воробьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В прямоугольном помещении, всего раза в два большем, чем монастырские кельи, по середине стоял прилавок. Стены и пол помещения были противного коричневого цвета и уже явно подгнивали. Но самую примечательную стену в помещении, конечно же, занимали травы. Охотник обвёл уважительным взглядом полки, полочки, шкафы, тумбы и мешки, набитые разными растениями. «Даже Марна бы не побрезговала», — подумал он.
— Чего изволите, сударь, в столь поздний, — поднявшийся из-за прилавка юноша смачно зевнул, — или уже ранний час, — он задумался и почесал голову.
— Терновый венок. — Коротко произнёс Охотник.
— Ага, — парень улыбнулся, — терновый ве… что? — Он замер, не донеся лучину до свечи. — Простите, у меня такого нет. — От тарабанил он.
— А документы на торговлю и травы есть? — Рейнальд не собирался тратить время и вытягивать из собеседника сведения.
— Конечно. — Он зажёг свечу, затушил лучину, и оглядел гостя на свету, с интересом остановившись на рукояти меча, торчавшей из-за спины, и полумаске. — А кто интересуется моим скромным делом? Я честный торговец, ересей не распространяю, колдовством не интересуюсь. Все травки для сведущих людей да докторов.
— Святая инквизиция. — Припечатал Охотник, выкладывая на прилавок тяжёлый перстень с гравировкой — последний козырь в его рукаве мирного урегулирования вопросов.
— Кхм. — Парень поперхнулся, взбледнул, и попятился. Расслабленная улыбка сползла с его лица. — Я ничего плохого не делал. Ни против светских властей, ни против веры, и я…
— Молчи. — Рейнальд сделал жест рукой. — Сболтнёшь ещё что лишнее. Я тут не по твою душу, нэрд. — Градус напряжения в воздухе явно снизился. — Как представитель инквизиции, я имею право потребовать у тебя терновый венок.
— А ну как перстень у вас не настоящий. А вы на самом деле колдун? Займётесь сейчас оккультными искусствами, а меня потом сжигать придут. — Нервно уточнил торговец.
— Да ты наглец. — Охотник удивился, но не мог не признать правоты парня. — Хотя тебе всё едино, скажешь, видел перстень и ничего тебе не сделают. Тащи давай.
Юноша ещё немного помялся, но всё-таки ушёл копаться в мешках и трясти полки, сказав, что заказ надобно ещё изготовить. Через сорок минут ожидания Рейнальд всё-таки получил желаемое, расплатился, на радость торговца, и, едва ли не на большую радость, ушёл.
Ночь бархатным полотном укрывала землю. В траве трещали насекомые, а прохладный воздух временами рассекали росчерки светлячков. Мягкая трава едва слышно шелестела, проминаясь под подошвами высоких ботинок. Ночной мир жил и дышал, принимая гостя как равного себе. Охотник любовался окружающим пейзажем. Он любил ночь. Ночь честна со своими обитателями. День же врёт. Когда на небо восходит светило, все, даже самые мерзкие вещи кажутся замечательными. Конечно, благодать Господня раздаётся всему на земле в равной мере. Но день смешивает краски, и Рейнальд думал, что это не честно. Ведь мало знать, что Божья милость есть во всём, её надо уметь увидеть. День помогает в этом. Он помогает даже в том, в чём помогать не должно. Отражённый от предметов свет ослепляет глупцов, а иногда и оглушает их. Они верят, что мир такой, каким он выглядит днём и ошибаются, вечно живя не в нём, но в его иллюзии. Ночь не такая. Лунный свет не ослепляет собой, а только высвечивает очертания, а темнота даёт глазу свободу и не предвзятость. Это позволяет разглядеть не внешний вид вещи, но её суть, а это важно. Тьма честна к своим обитателям, и они отвечают ей тем же. Только умелый и опытный человек сможет не просто выжить в ночи, но и жить в ней. Так думал Рейнальд, бредя по лугу к редкому лесу, где, как он выяснил, обитал тот самый заколдованный крестьянин. Естественно, Охотник относил себя именно к таким ночным жителям.
Когда он вошёл в лес и поднялся на холм, стоящий не вдалеке от убежища околдованного, уже начинало светать. Девушка придёт сюда и начнёт обряд, когда солнце проделает ещё четверть своего пути. Охотник оглянулся и опустился на колени. Снял ножны со спины, и положил меч перед собой. После короткой молитвы он сложил два пальца и освятил себя крёстным знаменем. Потом поднял голову вверх и чётко произнёс: «Verbum caro factum est». Мир вокруг привычно потерял в красках и стал немного выцветшим, а в висках слабо загудело. После прошлого раза сталкиваться с ведьмой, не подготовившись заранее не хотелось, хотя шанс встретить в такой глуши кого-то, сравнимого с Марной и мизерный. В прошлый раз его спасло даже не одно чудо, а целый каскад. Злоупотреблять таким не стоило. Благословение, которое соединяло душу охотника с его ангелом-хранителем, было самым трудным навыком для послушников. Требовалось ввести себя в особое состояние единения с божественным, и многие из них использовали строки молитв, чтобы привязать это ощущение к ним. Тогда достаточно было всего пары строк, произнесенных вслух, чтобы воспроизвести нужное состояние. Хотя некоторые охотники могли входить в него одним лишь усилием воли. Таких, правда, были единицы, на пример легендарный охотник Себастьян. Зализывая раны в монастыре, Рейнальд много думал о том, чтобы разузнать у него, как это делается: в замке Ломеион это бы сильно помогло.
Каждый человек чувствует магию, колдовскую силу, разлитую в местах свершения оккультной ереси. Но восприятие разнится от одного к другому так же сильно, как походка, или речь. Рейнальд, на пример, чувствовал колдовство как запах. Ни с чем не сравнимый аромат демонического естества. Именно таким способом он и собирался выследить свою жертву. Ведьма из окрестностей Кишбайча слишком долго топчет грешную землю. Тонкий след колдовства нитью Ариадны тянулся от логова околдованного, до обиталища самой колдуньи, но поиски этого следа были бы ужасающе долгими, если бы только Рейнальд не мог усилить свои чувства. К счастью, он мог, заказанный у травника артефакт как раз обладал таким свойством. С земли Охотник поднялся, уже надев на голову терновый венок, и снова скрыв лицо капюшоном. Ножны взметнулись вверх и утвердились у него за спиной. Он втянул утренний воздух носом, и, выбрав направление, двинулся в глубь леса уверенным шагом.
Конечно, ведьма могла затаиться, но, когда её чары начнут спадать с бедолаги, чёрт не даст колдунье спокойно сидеть
