ОНО - Стивен Кинг

Но…

Но:

в 1879 году партия лесорубов обнаружила останки своих предшественников, зимовавших в заснеженном лагере в верховьях Кендускига, на краю Пустырей, где мы играли в детстве. Их было девять, тех лесорубов, и все их тела оказались порубленными на куски. Отрубленные головы валялись в стороне, не говоря уже о конечностях — руках и ногах. К стене хижины был прибит гвоздем пенис одной из жертв.

Но:

в 1851 году Джон Марксон отравил свою семью ядом, а затем сложил тела кругом, сам сел посредине и съел… бледную поганку. Его предсмертные муки продолжались, по-видимому, долго. Городской констебль, обнаруживший трупы, написал в протоколе, что поначалу ему показалось, будто мертвое лицо Джона ухмыльнулось ему. Так и было написано: «У Марксона ужасная улыбка на побелевшем лице». Улыбка на побелевшем лице объяснялась тем, что рот у него был набит кусками бледной поганки. Марксон продолжал поедать гриб, даже когда у него начались предсмертные судороги.

Но:

в 1906 году в Пасхальное Воскресенье Китченеры, владельцы чугунолитейного завода, стоявшего на месте нынешней аллеи, места отдыха горожан, устроили игры «для всех хороших детей Дерри». Дети, по замыслу устроителей, должны были отыскать подарки в здании огромного завода. Опасные цеха были закрыты, а служащие добровольно дежурили, зорко следя, чтобы ни один юный любитель или любительница приключений не нырнул за воздвигнутое заграждение. В остальных помещениях спрятали пятьсот шоколадных пасхальных яиц в блестящих обертках, перевязанных яркими лентами.

По словам Баддингера, на каждого ребенка приходилось по меньшей мере по одному шоколадному яйцу. Дети с визгом и хохотом бегали по безмолвным цехам чугунолитейного завода: они находили пасхальные яйца под огромными самосвалами, в конторе цехового мастера, в ящиках стола, между огромными заржавленными зубьями шестерен, в литейных формах на четвертом этаже; на старых фотографиях эти литейные формы походили на гофрированные формочки для выпечки кекса, только гигантских размеров. За веселой возней наблюдали Китченеры трех поколений: им предстояло затем раздавать призы, что было намечено на четыре часа пополудни, независимо от того, будут ли найдены все шоколадные яйца. Финал наступил за сорок пять минут до раздачи призов: в 15.15 чугунолитейный завод взлетел на воздух. До наступления темноты из-под обломков удалось извлечь семьдесят два мертвых тела. Всего же, как выяснилось потом, погибло сто два человека, из них восемьдесят восемь детей. В следующую среду, пока пораженные этой трагедией горожане скорбели по погибшим, одна женщина нашла у себя на заднем дворе на суку яблони голову девятилетнего Роберта Доухея. Зубы мальчика были все в шоколаде, на волосах — кровь. Он оказался последним из погибших, кого нашли. Восемь детей и один взрослый так и не были найдены. Это была самая страшная трагедия в истории Дерри, страшнее пожара, случившегося в 1930 году, и ее причины так и не удалось выяснить. Все четыре бойлерные были закрыты.

Но:

убийств в Дерри совершалось в шесть раз больше, чем в любом другом городе Новой Англии с такой же численностью населения. Мои предварительные выводы оказались столь невероятны, что я обратился к специалисту по статистике, который на компьютере сравнил двенадцать самых неблагополучных небольших городов. Показатели убийств в Дерри были несравненно выше. «Должно быть, местные жители отличаются вспыльчивостью и развращенностью нравов, мистер Хэнлон», — так прокомментировал свою диаграмму статистик. Я ничего не сказал ему в ответ. Если бы я стал говорить, то непременно уточнил бы, что это не люди, а нечто, чему нет названия, отличается в Дерри вспыльчивостью и развращенностью.

У нас в Дерри исчезают необъяснимо, бесследно в среднем до сорока — шестидесяти детей в год, большей частью подростки. Все полагают, что они бегут из дома. Согласен, некоторые действительно бегут.

А в период, который Альберт Карсон, несомненно, назвал бы циклом, показатель пропавших детей резко подскакивает. Так, например, в 1930 году, когда случился пожар, в Дерри бесследно исчезли сто семьдесят детей. И при этом нельзя забывать, что учтены только случаи, о которых было заявлено в полицию. «Ничего удивительного, — сказал мне нынешний начальник полиции, когда я показал ему свои статистические данные. — Это результат Депрессии. Большинству этих детишек, вероятно, надоело хлебать пустой картофельный суп и голодать дома, и они подались на поиски лучшей доли».

В 1958 году, согласно полицейским сводкам, в Дерри пропало без вести 127 детей в возрасте от трех до девятнадцати лет. Что, в 1958 году тоже была Депрессия? Я задал этот вопрос начальнику полиции Рейдмахеру. «Нет, — заявил он. — Но люди постоянно кочуют, Хэнлон. Молодые ребята особенно непоседливы. У них прямо-таки зуд в ногах. Вернутся домой поздно со свидания или пьянки, подерутся с родителями, хлопнут дверью — и с концами. Поди их найди».

Я показал Рейдмахеру фотографию Чета Лоу из газеты «Ньюс» 1958 года.

«По-вашему, этот тоже убежал из дому после того, как пришел поздно и подрался с родителями? Когда он пропал без вести, ему было всего три с половиной года».

Рейдмахер с кислым выражением на лице уставился на меня и заметил, что он с большим удовольствием со мной побеседовал, но если у меня нет никакого другого дела, то, прошу извинить, он занят.

«Населенный привидениями». «Место корма диких животных». Например, в водосточных трубах регулярно появляются призраки с интервалом 25, 26 и 27 лет. «Место, где животные поедают свою добычу» — там, у канализационного люка, убили Джорджа Денбро.

Место, где животные поедают свою добычу. Оно-то и не дает мне покоя.

Если произойдет еще убийство, я обязательно обзвоню всех. Мне придется это сделать. А пока что я строю предположения. Тревога не отпускает, гнетут воспоминания — черт бы их побрал! Ах, да, еще одно: я веду дневник. Передо мной стена — стена плача. И я сижу, руки дрожат, и я едва могу писать. Я сижу в опустевшей библиотеке после работы и прислушиваюсь к неясным звукам, раздающимся от темных стеллажей, наблюдаю тени, отбрасываемые неяркими круглыми желтыми лампами. Смотрю, не шевелятся ли они… не меняются ли.

Я сижу рядом с телефоном.

Берусь за трубку… рука соскальзывает… касаюсь отверстий на циферблате, которые могли бы связать меня со всеми моими друзьями детства.