Чародей безумный - Кристофер Сташефф

— Добрый отец, а что это?

— Любовные клятвы, — ответил старик, — нарушенные и забытые. Иногда заблудшие души приходят и роются в этой груде, находят данные и забытые обещания и тем самым снова обретают путь. Но так бывает редко, очень редко.

Род увидел выгравированное на кольце разбитое сердце и почувствовал вину, вспомнив увлечения своей грешной юности. Он потянулся было к груде, ему хотелось разглядеть, чьи имена написаны на ближайших кольцах, но евангелист твердо взял его за руку и повел дальше:

— Хватит, сэр рыцарь. Мы ищем не воспоминания о твоих интрижках, а твой утраченный разум.

Они обогнули груду, миновали голубой пруд, по краям которого кристаллами выступила соль, прошли по лугу, поросшему бледными фиалками, которые опускали лепестки из-за недостатка света, и оказались в ивовой роще.

— А это что за деревья, добрый отец?

— О, это деревья, которые плачут, сын мой. Их питают раскаяние и жалость, которые должны смягчить любое человеческое сердце, но некоторые представители рода человеческого совершенно утратили дар сопереживания, и сердца у них стали жесткие и увядшие.

Род заметил имена и пиктограммы на стволах деревьев. На одном был вырезан перочинным ножом крест, на другом корабельный якорь, но библейский старец шел слишком быстро, чтобы можно было что-то прочесть и при этом не отстать от него.

Они шли все дальше и дальше, и вскоре миновали гигантский улей из хрустального тускло светящегося стекла, прошли через туннель, уставленный запечатанными шкатулками, и вышли на пыльную равнину. Это по крайней мере походило на Луну, которая была знакома Роду по телевизионным передачам, — бесконечная плоская поверхность, покрытая движущимися частицами пыли, с острыми утесами, возвышающимися на некотором удалении.

И в середине этой равнины была насыпана гора из щитов темного металла.

Святой Иоанн взял Рода за руку и вступил в озеро пыли. Род последовал за ним со сжавшимся сердцем: он знал, что пылевые ямы Луны бывают хуже зыбучего песка. Но святой ступал по предательской поверхности легко, очевидно, благодаря волшебству этого мира — и Род так же легко шагал вместе с ним.

— Что это за груда щитов, отец Иоанн?

— Запятнанные бесчестием гербы, сын мой. Это бывшее оружие доблести, изготовленное из яркого серебра, но потускневшее из-за пренебрежения и презрения к идеалам. Имя им всегда было легион, но никогда не было их столько, как в эти темные недавние дни.

Род присмотрелся, проходя, и увидел, что на одном щите изображен горящий светильник, на другом — шляпа с высокой тульей и пером, на третьем — что-то вроде танка с множеством членистых ножек вместо гусениц, но смысла этих символов не понял, как ни старался.

Спутники обогнули огромную груду изжеванной и просто мятой бумаги, в которой устало рылись какие-то бледные тени.

— Что они ищут? — спросил Род у святого Иоанна.

— Печать Уверенности, сын мой, — ответил евангелист, — но они обречены вечно не находить ее, потому что сами ее создали.

Изломанные вершины приблизились, и Род увидел, что одна из них сложена из миллионов осколков сверкающего стекла.

— Отец, а эти памятники, наверное, не столько заблудших душ, сколько изломанных судеб.

— Да, сын мой, и достойна удивления душа, которая способна не только отыскать все осколки своей хрустальной мечты, но и сложить их вместе. Но те, кто утратил свои хрупкие сосуды, этим не интересуются: сам понимаешь, здесь место разбитого единства. Здесь копошатся те, кто утратил свою сущность, но все еще пытается найти недостающие части и все-таки в печали заканчивают свои дни. К сожалению, у таких часто бывает достаточно энергии, чтобы жить даже после смерти.

Род изогнул шею, проходя мимо, и успел увидеть краем глаза старинный компас со стрелкой, указывающей наверх, игральную карту, на которой валет держал в руке старинный пистолет и какой-то архаичный домкрат. Дальше шло множество книжиц с инициалами, скорее всего, бывших владельцев: на привычной глазу латинице, на экзотической кириллице, арабским шрифтом и даже иероглифами. Род еще подумал, а что Же таится в глубине этой груды.

Наконец они подошли к колоссальной куче флаконов. Большинство из них были заткнуты пробками, но кое-какие были открыты; на всех красовались этикетки с фамилиями или именами. На некоторых надписи так поблекли от времени, так что виднелись только инициалы. На одной Род прочитал что-то похожее на слово «ах». Некоторые были такие старые (или новые), что на них использовались не надписи, а пиктограммы. Еще на одной чародей разглядел стилизованный рисунок двух лосей с широкими лопатообразными рогами. Род мог представить себе рисунок таких рогов на рукоятке бластера Бака Роджерса.[13]

— А это что за предметы, святой отец?

— В сосудах находится, сын мой, способность рассуждать тех мужчин и женщин, кто утратил силу логичной мысли.

Род обратил внимание на очень большой флакон с надписью «Граф Орландо» и решил, что он относится к середине истории этого безумца, встреченного Родом несколько дней назад.

Флакон был открыт.

— Почему этот сосуд находится здесь, если он пуст?

— Ждет возвращения разума, который в нем содержался, — объяснил святой Иоанн.

И будет ждать вечно, знал Род.

— Мой флакон тоже здесь?

— Конечно, здесь хранится та твоя часть, которая обеспечивает ясность и рассудительность твоего мышления. Тот аспект твоего разума, который видит реальный мир таким, каков он есть.

— Неужели только материальный мир? А как же та моя часть, что воспринимает неосязаемый мир?

— Эту часть своего разума ты еще не утратил, — сказал святой.

Род собирался спросить об этом «еще», но потом передумал. Он стал перебирать флаконы.

Поиск может оказаться долгим, отец. Мне не хотелось бы вас задерживать…

— Нет, поиск предстоит недолгий, — возразил святой, — ибо разум покинул тебя всего несколько дней назад. Ты наверняка обнаружишь потерянное вблизи вершины.

Внимание Рода привлек большой сосуд, из тех, что были закрыты резиновой пробкой, а не запечатаны воском. На нем отчетливыми крупными буквами было написано: «Род Гэллоуглас, урожденный д'Арманд».

Рядом, разумеется, лежал флакон сказочника Рори. Род слегка удивился, увидев, что он пуст.

Он наклонил свой сосуд, всмотрелся в туманный пар внутри.

— Почему у всех остальных содержимое прозрачное?

— Лучше спроси, почему твое затуманилось, — ответил евангелист.

Род отметил, что Иоанн так и не ответил на вопрос.

— Поднеси к ноздрям, — посоветовал старик, — и осторожно открой.