Любовь и верность - Мэгги Робинсон

– Здесь замечательно, – искренне ответила Мэри. – Я почти готова к тому, что в дом вот-вот заглянет Белоснежка или один-другой гном.

– А если бы речь шла о «Джеке и бобовом стебле», я был бы твоим великаном. Вообще-то я не так планировал твой отдых. Если нам пообещают, что о Бауэре позаботятся, мы сможем вернуться в Рейнберн-Корт и слушать там стук молотков. Ты хочешь есть? Думаю, настало время для чая.

– Честно говоря, я умираю с голоду. – Должно быть, секс тому способствует. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как она поела сыра с хлебом на ленч.

Алек без особого труда разжег старую плиту, налил воды в медный чайник и поставил его на огонь. Мэри заглянула в корзину – снова хлеб с сыром, жестянка с раскрошившимся смородиновым печеньем, кусок ветчины. Мэри резала и накрывала на стол, пока Алек готовил чай.

Фарфоровая посуда была разрозненной, но это не имело значения. Усевшись за стол, они стали есть.

– Мак принесет еще еды, – пообещал Алек. – То, что ее сейчас маловато, означает, что кладовые в доме почти опустели.

– Все чудесно, – заверила его Мэри. Нынешний обед напомнил ей, как она с родителями пила чай в комнате над магазином, когда была еще совсем маленькой девочкой. До того как ее отец достиг успеха, у них было полно раскрошившегося печенья и старых жестяных банок, наполненных чем-то таинственным, что не удалось продать в магазине.

– На ужин я смогу приготовить тосты с сыром, – сказал Алек.

Мэри улыбнулась.

– Я наелась, а ты приготовь себе, если хочешь. – Такому великану, как Алек, надо часто есть. Не то чтобы он был толстым – просто все части его тела были крупными.

– Если ты не против того, чтобы убрать со стола, я приготовлю для тебя кое-что, – проговорил Алек, вставая.

Мэри была не против. Невозможно представить себе, как Алек с закатанными рукавами возится у раковины. Бароны не моют посуду.

– Приходи ко мне в заднюю часть сада, когда управишься тут, – сказал он. – Еще довольно долго будет светло. Сначала я думал, что мы сделаем это в гостиной, но забыл, как она мала.

Сделаем? Что сделаем? Молча согласившись на его предложение, Мэри подумала, что их ждет очередное сексуальное приключение, но не думал же Алек, что она способна на какие-то акробатические номера? Кушетка в гостиной слишком короткая – и бугристая, чтобы можно было использовать ее для таких целей. Мысль о том, что ей придется лечь на потертый ковер, была Мэри не по душе, так что она поняла его замечание про гостиную. Но что плохого в спальнях?

Ей не хотелось раздеваться донага в садовых зарослях! Там могут быть жучки и еще бог знает что. А вдруг пастух или еще кто-то забредет сюда и увидит, как они занимаются любовью, – нагие, как Адам и Ева, только вдалеке от Эдема.

Впрочем, Мэри теперь казалось, что Нагорье находится очень близко к раю. И даже в ветхой сторожке есть свое очарование.

В высоком окне над раковиной Мэри видела голову Алека, который, насвистывая, ходил по окруженному каменной стеной саду. Она вытерла руки полотенцем, забралась на лавку и выглянула в окно. Алек снял пиджак, жилет и галстук и косой яростно скашивал высокую траву. Она падала ему на ноги и отлетала на грядки, на которых когда-то, вероятно, выращивали овощи. Алек расчистил большой неровный четырехугольник-трапецию? Мэри лучше знала алгебру, чем геометрию. Участок, по размеру вдвое превышающий гостиную, был выкошен, пока она всего лишь помыла посуду и убрала остатки еды. Возле двери, ведущей в конюшню, стоял большой деревянный ящик, а на нем лежало что-то, завернутое в старое стеганое одеяло. Мэри как завороженная наблюдала за тем, как Алек вошел в сарай, вынес оттуда ржавые грабли и собрал всю скошенную траву в одну кучу.

Заниматься любовью с Алеком в гаснущем свете дня – такое должно было шокировать Мэри, но вместо этого по ее телу пробежала волнующая дрожь. Если он собирается овладеть ею на газоне, она всегда сможет расстелить то старое одеяло, прежде чем подхватит клещей. У нее нежная кожа, да и бороться с природой бессмысленно, тем более что та всегда побеждает.

Спустившись с лавки, Мэри вытерла посуду, чувствуя, что ее сердце забилось чуть быстрее. Она сегодня нарушила так много правил, что еще одно нарушение ничего не значит. Обещание быть честной с Алеком относилось и к ней самой: она хочет Алека – в себе или рядом с собой. Мэри превратилась из респектабельной старой девы в шлюху в считанные дни, однако она подозревала, что Алек производит такой эффект на женщин без всякого труда. Теперь, когда она узнала причину душевных ран, скрытых под его грубоватой внешностью, Мэри была окончательно сражена им.

Однако она не сможет изменить Алека, порезвившись с ним на траве. Только в романах любовь доброй женщины творит чудеса до последней страницы. За четыре года работы в агентстве миссис Ивенсон Мэри увидела немало и понимала: ждать, что меланхолия Алека рассеется за один вечер, бессмысленно. И все же этот вечер у нее был, и она намеревалась использовать его – быть может, не очень мудро, но с пользой.

Решив удивить – и шокировать – его, она сбросила туфли, расстегнула все крючки и пуговицы на платье и, оставшись в корсете и сорочке, вынула из волос все до последней шпильки. Мэри просигнализирует Алеку, что она готова ко всему, что у него на уме. Пусть он завершит работу, раздев ее.

Нет. К чему тратить драгоценное время? Мэри расшнуровала корсет, сорвала с себя сорочку и аккуратно сложила вещи на кухонном столе. Старые привычки умирают медленно.

Набрав полную грудь воздуха и отбросив волосы на спину, она вышла из кухни на прохладную скошенную траву. Рот у Алека раскрылся, а платок, которым он вытирал лоб, выпал из его руки на сапог.

– Я закончила, – хрипло проговорила она.

– Святая Богородица! – выдохнул Алек. Он не шелохнулся, не подошел к ней.

Неужели она совершила ошибку? Неправильно истолковала его мысли? Может, он и не собирался ничего делать с ней сегодня днем, несмотря на то, что привез ее сюда? Внезапно испытав чувство стыда, Мэри бросилась к деревянному ящику и приподняла край одеяла. Она сможет завернуться в него и избавиться от дальнейшего унижения. Теперь понятно, что она все неправильно поняла, что было совсем на нее не похоже.

В голове у нее была полная сумятица, Мэри чувствовала, что щеки горят, в то время как все тело стынет от холода. О чем только она думала? Впрочем, понятно, что она не думала вообще. Но Алек был так мил во время чая, что она приняла его поведение за сексуальное желание. Мэри потянула одеяло на себя, и ящик накренился.

– Осторожно! – закричал Алек, наконец сбрасывая с себя оцепенение. Подбежав к Мэри, он вытянул одеяло из ее застывших пальцев. – Тут фонограф, – сообщил он. – Я попросил Мака принести его и несколько восковых валиков. Хотел научить тебя танцевать вальс. Но, похоже, у тебя возникли другие идеи, и они мне нравятся куда больше.

– Ч-что?

Алек закутал Мэри в одеяло. Его явно не хранили с букетиками лаванды в ящике для белья, и Мэри не была уверена что аромат «о-де-килт» [8]такой же приятный, как у этого растения. Опустив глаза, Мэри увидела, что из одеяла в тех местах, где простежка распоролась, вылезают куски ватина. И на белой вате виднеются крохотные черные точки. Это, конечно, не жучки, но…

– Ну знаешь… Танцы… Раз-два-три, раз-два-три… Как-то вечером ты мне сказала, что ни разу не была на балу, и я подумал, что…

– Мыши! – вдруг завопила Мэри. Бросив одеяло Алеку, она стала прыгать на месте.

– Нет, конечно, – сказал Алек, начиная яростно трясти одеяло.

– Нет, сейчас их тут нет, но они свили в нем гнездо. И гадили на него! О! – Мэри стала стряхивать воображаемый мышиный помет со своей кожи, покрытой мурашками.

Алек был явно обескуражен.

– Боже мой! – воскликнул он. – Боюсь, это моя вина. Я схватил первое одеяло, попавшееся под руку, в сарае, чтобы прикрыть фонограф и устроить для тебя сюрприз.

– Ты меня удивил, все в порядке, – вымолвила Мэри, чувствуя себя очень глупой. И очень обнаженной.

– Может, хочешь еще раз принять ванну? Уверен, что смогу набрать несколько ведер воды и разогреть ее.

Три ванны в день! Какая роскошь! Но Мэри видела в кухне жестяную сидячую ванну, и та не произвела на нее большого впечатления. К тому же она куталась в одеяло всего несколько секунд.

– Со мной все в порядке, только моя гордость уязвлена. Ты решишь, что я очень развязная, ведь я сняла с себя всю одежду… – Вот бы земля разверзлась перед нею и поглотила ее целиком.

– Мне такая развязность вполне по нраву, Мэри, – заявил Алек. – Пойдем со мной.

Глава 33

Солнце уже опустилось за горный хребет, но небо все еще было достаточно ярким, чтобы Алек мог разглядеть каждый дюйм ее изящного тела. Она шагнула в его объятия и задрожала. Алек ощутил запах мыла, травы и Мэри – головокружительное сочетание.