Призванный в Бездну - Lt Colonel

class="p1">Не успел я добраться до неподвижного старейшины, как рубашка вспыхнула, словно на неё плеснули бензина. Магическое пламя охватило меня целиком; я превратился в живой факел.

Огонь вгрызался в моё тело, как в поленницу сухих дров. Человеческий облик таял, и всё отчётливее проступала форма безликого. С влажным хлюпаньем лопались черви, и их трупы сгорали без следа.

Я удержался на ногах, хотя инстинкт требовал повалиться и начать кататься по земле, чтобы сбить пламя. От этого стало бы хуже. Дно гнезда было выложено птичьим пухом.

Разваливающимися руками я дотянулся до власяницы и кое-как стащил её, отбросив подальше. Волшебный огонь пропал, словно мираж в пустыне. Я с изумлением увидел, что вокруг не осталось ни малейшего следа бушевавшей стихии. Ни ветки, ни перья даже не начали тлеть.

Того же нельзя было сказать обо мне. За секунды, что я стягивал рубашку, я превратился в чёрную головёшку, которая не разваливалась на угольки лишь благодаря силе воле. Пламя обошлось со мной даже хуже, чем магия алоплащников на аванпосте.

Я едва не умер.

«Каттай! Т-ты жив! Я… Я…»

Сейчас не время говорить, что ты предупреждала.

«Что? Я не… Я боялась за тебя! Тебе же больно! А ты… думаешь, я…»

Нейфила так и не привыкла к тому, с каким равнодушием я относился к своим ранам. Для меня их получение давно стало неизбежной частью жизни. Боль позволяла становиться сильнее.

Хотя в этом случае, пожалуй, я ничего не приобрёл от того, что едва не превратился в горстку пепла.

Не волнуйся. Ничего страшного не произошло.

Я перекинулся в безликого и обратно в человека. Из-за значительности это заняло почти полминуты. Когда трансформация завершилась, я ощутил зверский голод — почти позабытое состояние. Я всегда следил за тем, чтобы вовремя пополнять резервы энергии, однако чёртова рубашка едва не высосала их досуха.

К счастью, поблизости валялась целая гора мяса.

«Ничего страшного… Ничего страшного…»

Нейфила повторяла это, как заведённая. Из глубины сознания пришёл образ: девушка сидела посреди мглы, обхватив колени, и покачивалась из стороны в сторону. Она выглядела одинокой и потерянной посреди жадной пустоты, и мне захотелось утешить её. Я потянулся к образу и погладил его по волосам, успокаивая, как испуганного ребёнка.

Нейфила резко замолчала. Затем неуверенно произнесла:

«Мне показалось, что кто-то… Нет, какая-то чушь».

Надо же, я и так могу.

«Это ты сделал? Как⁈»

Понятия не имею.

Я подобрал и расправил рубашку, на которой вновь переливались безобидные всполохи. Носить власяницу явно не стоило, но ей могло найтись и другое применение. Например, можно надеть её на врага, для которого обычная смерть — чересчур лёгкая участь.

С этими мыслями я проглотил рубашку и прислушался к себе. Бездонное нутро безликого не обожгло пламенем.

Значит, условие для активации вполне определённое. Её нужно надеть. Другие действия не повлекут за собой проблем.

Пока я проверял, насколько опасно хранить в себе власяницу, Нейфила не подавала голоса. Когда я закончил, она напомнила о себе, спросив непривычно робким тоном:

«А ты можешь… повторить?»

Что именно? Съесть рубашку?

«Нет! Ну… Я о… Погладить».

Сейчас была не самая подходящая ситуация, чтобы отвлекаться на подобное. Тем не менее я счёл пару секунд приемлемой жертвой ради того, чтобы вернуть девушке присутствие духа.

Перед глазами вновь предстал образ Нейфилы. Одежды искателя, которые она обычно носила, сменились шёлковой ночной рубашкой. На этот раз она доставала уже до щиколоток, а по её подолу бежала замысловатая бахрома. Из длинных просторных рукавов едва высовывались кончики тонких пальцев. Я нашёл эту деталь особенно милой.

Собираешься спать?

Щёки Нейфилы тронул лёгкий румянец. Она поискала меня глазами, но не нашла.

«Вроде того… Ты ведь будешь занят, а я не люблю смотреть за тем, как ты…»

Я её понимал. Для стороннего наблюдателя пожирание гигантской туши уродливой твари было тем ещё зрелищем.

Положив незримую ладонь на голову девушки, я провёл по волосам. И снова. И снова. Нейфила подалась вверх, словно ластившийся котёнок; густо покраснела, заметив за собой этот жест, но не остановилась — напротив, подняла руку и помахала ею над собой, будто пыталась поймать меня. В какой-то момент по ладони пробежали мурашки. Я ощутил касание — его призрак, его фантом, мягкий, горячий, с мимолётным нажимом ногтя…

Нейфила вздрогнула и поспешно убрала руку.

«Прости! Я поцарапала тебя?»

Даже следа не осталось.

«Хорошо! Извини, что задержала тебя с этой глупой просьбой…»

Ерунда.

На губах девушки играла рассеянная улыбка. Нейфила попрощалась и растворилась в тумане, вернувшись в клубок своей души.

Я же приступил к трапезе — точнее, к тому, что предваряло её, а именно к разделке туши. Проглотить старейшину полностью до возвращения стаи я и не надеялся. Мяса в нём хватило бы на парочку слонов.

Для грязной работы пригодилась леска. Она отлично подходила для того, чтобы кромсать мясо. Я в мгновение ока вывозился в крови, но её запах и вкус на губах лишь распаляли голод. Я методично отрезал кусок за куском и проглатывал их, мыслями вернувшись к Нейфиле.

До этого дня я и не подозревал, что способен видеть её вне медитации — более того, влиять на неё без видимого воплощения. Вспомнив то состояние, я вызвал его.

Зрение словно раздвоилось. Я по-прежнему видел перед собой необъятную тушу мертвоплута, но вместе с тем впереди выстроился скромный ряд шаров памяти.

Я потянул из остатков каттаевского клубка нить, и она отделилась безо всякого сопротивления, так, будто я лично присутствовал в пустоте. Хоть я и навострился погружаться в медитацию, по сравнению с прошлым методом выигрывались секунды, прежде уходившие на сосредоточение. Или стоило назвать новый способ эволюцией старого?

Поглощённый изучением внутренней пустоты и пожиранием старейшины мертвоплутов, я пропустил момент, когда на горизонте показались чёрные точки. Стая возвращалась с охоты, — а я по колено увяз в кишках её вожака.

Они не дадут мне уйти отсюда с миром.

* * *

Порывистый ветер свистел в ушах. Я набирал высоту, пытаясь оторваться от яростного клёкота позади, но он неотвратимо приближался. Одну лапу мне уже отсекли, и из обрубка сочилась кровь. Также леской задели правый бок, к счастью, неглубоко — смахнули пучок перьев и оставили длинный саднящий порез на шкуре.

Этого было недостаточно, чтобы остановить меня. Я мчался к плотному покрывалу облаков, которые плавали над высочайшими верхушками горной гряды.

Последнее усилия — и я погрузился в сумрачную ледяную дымку, от которой тотчас заиндевела морда. Я летел, и летел, и летел, утратив направление, преодолевая слабость от потери крови, от которой мутнело в голове. Я летел — и наградой мне стали злобные вопли позади, которые стремительно удалялись.

Мертвоплуты не стали преследовать меня в облаках.

Я не знал, куда конкретно лечу, но предполагал, что если буду продолжать набирать высоту, то рано или поздно вырвусь за пределы второго слоя, а то и перемахну первый.

Кто-нибудь другой на моём месте принялся бы проклинать себя за жадность, не давшую вовремя убраться из гнездовища. Я же считал, что бессмысленно корить себя за ошибки прошлого; всё равно ничего не исправить. Лучше запомнить их, чтобы не повторять в будущем.

Голова кружилась всё сильнее. Я прикидывал, не превратиться ли в человека или безликого, чтобы восстановить птичий облик, но не стал рисковать. Даже если трансформация займёт всего десяток секунд, всё