Призванный в Бездну - Lt Colonel

который оставляли звери. Наверное, так меня и обнаружил мертвоплут, когда я спрятался в расщелине между валунами.

После того как схлынули первые впечатления, обнаружилось кое-что ещё, ранее вытесненное остротой новых ощущений. Слабое, едва уловимое побуждение. Тончайшей нитью оно связывало меня с чем-то вдалеке, призывая отправиться в сторону таинственного зова. Призыв легко было проигнорировать, он не подчинял, а мягко советовал, но всё же я отклонился от намеченного пути.

Если рассказы искателей о мертвоплутах не относились к области простых баек, то птиц из одного выводка скрепляла общая ментальная сеть. Благодаря ей они узнавали, всё ли в порядке с другими.

Если это и вправду так… Я направлялся прямиком к остаткам стаи прежнего хозяина этого тела.

Хорошие новости. Мне есть что им предъявить.

Сперва на меня, растерянного после переноса, нападает чёртов птенец. Обманом выманивает наружу и едва не разрывает на куски. Затем прилетает его здоровенный родитель, чтобы проведать своего пропавшего отпрыска.

Именно его появление послужило причиной гибели трёх искателей и привело к тому, что меня поймала Нарцкулла.

От такого не отделаться парочкой смертей.

Я летел навстречу гнездовьям мертвоплутов, чтобы забрать плату за причинённое беспокойство.

Один из искателей, Симред, утверждал, что там можно разжиться добротными артефактами, — если достаточно силён, чтобы пережить встречу с гигантскими птицами.

Боевой настрой слегка сбил мысленный вопль, пронзивший разум.

Кричала Нейфила.

От неожиданности я вздрогнул. Левое крыло выбилось из воздушного потока и выгнулось под неестественным углом, но выдержало — кости не треснули. Я камнем рухнул к деревьям и под новые крики Нейфилы лихорадочно забил крыльями. Помогло — я пронёсся над чашей большого гриба, разогнав туманную дымку над водой в нём, и снова взмыл к облакам.

Что это сейчас было⁈

Ответила девушка с задержкой. Между словами она делала паузы, будто тяжело дышала и никак не могла оправиться.

«Я… не очень… люблю высоту».

Однажды ты уже умерла, чего бояться теперь?

«Ну, знаешь! Если я мертва, это ещё не повод считать, что у меня не осталось чувств».

Если боишься высоты и не можешь себя сдерживать, не высовывайся.

«Я уже поняла… Но тут так скучно!»

Когда перепугана, живётся куда веселее, верно?

В интонациях Нейфилы прорезались нотки обиды.

«Я не перепугана! Просто слегка смутилась».

Страшно представить, что будет, когда ты встретишь мышь…

«Мышь? А почему я должна бояться мышей? Или ты про кротокрысов, которые водятся на первом слое? Вид у них действительно мерзкий, зато очень вкусное мясо. Волшебное блюдо, если правильно приготовить».

Сработало — она отвлеклась. Её голос потеплел, но странным образом в этом тепле послышалась тоска.

«Иногда я выбиралась с мамой, чтобы поохотиться на кротокрысов. Она учила расставлять ловушки…»

Погрузившись в воспоминания, Нейфила замолчала. Я не мешал ей, продолжая размеренно махать крыльями.

Ностальгия размягчала человека.

Завидовал ли я Нейфиле? Она была привязана к матери. Искренне любила её. Но давала ли Нейфиле что-нибудь эта любовь? Пожалуй, что ничего, кроме сладостной горечи, которую в ней вызывали призраки прошлого.

В отличие от неё, я был свободен. Если я и рвался на Землю, то не потому, что тосковал по отцу; я стремился обратно, чтобы вернуть жизнь, которую у меня украли, и наказать воров. Но каждый раз, когда Нейфила вспоминала о матери, в её голосе звучала непередаваемая смесь эмоций, от которой щемило в груди. Я невольно задумывался о том, каково это — говорить так о ком-то? И каково быть тем, о ком так говорят?

Тёмная полоса предгорий на горизонте ширилась, разрасталась и к вечеру превратилась в могучую стену утёсов и отрогов.

* * *

Поиски жилища мертвоплутов заняли не так уж много времени. Я следовал за стрелкой незримого компаса из птичьих инстинктов, и она привела меня к каскаду широких террас, усеянных огромными гнёздами. Они представляли собой переплетения вырванных с корнем небольших деревьев, промежутки между которыми методично закрыли ветками и целыми кустами.

Когда я приблизился к ближней террасе, навстречу вылетела парочка мертвоплутов примерно моих размеров. Я приготовился к бою, однако они не выглядели враждебными. Поравнявшись со мной, они завалили меня дробной трескотнёй, в которой я с изумлением уловил узнавание и тревогу.

Птицы опознали во мне одного из своих; более того, в их клёкоте угадывалось переживание — куда я пропал? почему так долго не возвращался? что со мной случилось?

Я не отвечал, и беспокойство птиц возрастало. Левая подалась ближе, я отстранился, не желая сходу ввязываться в бой над пропастью. Правый мертвоплут резко одёрнул товарища, и тот с извиняющимся криком отлетел подальше.

Вскоре птицы оставили попытки расшевелить странного собрата и направились к гнезду, поглядывая на меня. Я приземлился на выступ неподалёку от колонии и задумался.

По первым прикидкам выходило, что тут обитают не меньше трёх десятков мертвоплутов. Переть напролом было бы сущей глупостью. Я решил собрать информацию, перед тем как начать действовать.

Следующие дней пять я прожил возле гнездовий. К занятым террасам я не совался, чтобы не дать себя разоблачить незнанием птичьих обычаев. Мертвоплутов это соседство волновало. Поначалу ко мне подлетали одиночки — как молодняк, так и взрослые особи.

Их внимание раздражало, но в нём не чувствовалось злого умысла. Просто птицы не понимали, что со мной происходит. Почему я не возвращаюсь к ним? Может быть, я болен? Или чего-то боюсь?

Волнение было искренним; они и впрямь заботились о своих, как утверждали искатели. Я отмалчивался, игнорируя посетителей, и к исходу второго дня визиты прекратились.

Естественно, на их глазах я не перевоплощался. Это настроило бы против меня всю стаю. Развитие человеческого облика пришлось приостановить, но взамен я приобрёл кое-что не менее важное: возможность наблюдать за мертвоплутами.

В этом немало помогла Нейфила. С неожиданной проницательностью она объясняла тот или иной социальный ритуал птиц так, словно прожила в их обществе всю жизнь. В прочтённых ею томах почти не было упоминаний об этих тварях, но девушка восполняла недостаток книжной мудрости природной интуицией.

Впрочем, кое-что она подсказать не могла. Больше повадок мертвоплутов меня интересовало то, каким образом они так ловко управляются с грудными лесками. И эту науку я постигал самостоятельно.

Для птиц лески были не просто оружием. Они отлично заменяли мертвоплутам руки.

Несмотря на невероятную тонкость нитей, лишь один их край оказался острым. Второй же птицы использовали для того, чтобы подтащить вещь к себе, схватив её, но не повредив. А когда того требовали обстоятельства, они слегка поворачивали леску — и добычу разрезало, как бумагу.

Я копировал движения мертвоплутов, учился тому, что поглощённое тело знало и так. Но этот опыт мне не передался, поскольку не относился к врождённым способностям. Его приобретали на протяжении жизни. Сейчас я семимильными шагами навёрстывал пробелы в навыке.

До появления в гнездовье я полагал, что леска — ситуативный и не слишком важный инструмент. Однако жизнь среди птиц показала, что я ошибался. Доработав леску, я с чувством выполненного долга присвоил ей степень Эскиза.

Также я стал лучше ощущать органы, которые вырабатывали электричество в теле мертвоплута. Прежние попытки встроить их в человека неизменно проваливались, но всего пара дней, проведённых в птичьей форме, дала понять, где крылись ошибки. Я был убеждён, что теперь преуспею там, где раньше терпел поражение.

Мертвоплуты показали себя отличными учителями, хотя сами о том и не подозревали. Но всему приходит конец. На шестой день взрослые выгнали из гнёзд совсем маленьких птенцов и разлетелись двойками: младший следовал за старшим, как привязанный. Видимо, так они учились охотиться.

За террасами остался присматривать старый мертвоплут, исполинский даже по меркам этих гигантских