Полное жизнеописание святителя Игнатия Кавказского - Неизвестен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выехав из Ставрополя, он направился в Георгиевск, а оттуда в Пятигорск, где по совету и, руководясь указаниями главного доктора военного госпиталя Красноглазова, пил и принял полный курс ванн серных, потом щелочных в станице Ессентукской и, наконец, в Кисловодске, укрепляющие ванны Нарзана. Из Кисловодска в первых числах августа месяца епископ совершил поездку в Георгиевск для свидания с митрополитом Исидором[147], перемещенным из Тифлиса в Киев. Митрополит ехал в Петербург, откуда уже намеревался в ту же осень отправиться в Киев. Он прибыл в Георгиевск в одиннадцать часов вечера. В дневнике епископа Игнатия найдена его собственноручная заметка под 5, б, 7 и 8 августа.
«До двух часов ночи беседовал митрополит со мною и гражданским губернатором генерал — лейтенантом Волоцким. Говорил почти один митрополит и единственно о предметах светских, говорил с большою охотою. 8–го он встал утром, в шесть часов, занялся со мною около десяти минут наедине разговором о предметах, касающихся Кавказской епархии и вообще Церкви. В это кратчайшее время он коснулся многих предметов, выказал по многим из них познания самые рядовые и даже самые недостаточные, направление ума с поверхностным взглядом и кавказскую самоуверенность. Ему лет шестьдесят — много с годом или двумя. Росту он менее, нежели среднего, но и не самого малого. Голова его сидит в плечах, шея очень коротка. В обращении мужиковат, но весьма сметлив — глаза так и бегают. Сметливостью своею он отличался постоянно на поприще своего служения. Силами еще очень свеж, хотя молва и провозгласила его повсюду весьма болезненным. Митрополит выразил свое неудовольствие на дворянство русское за медленность в увольнении крестьян».
Епископ, сообщая митрополиту об отношениях своих к семинарии, передал, между прочим, что в видах поощрения г. г. профессоров и учащегося юношества он приглашал по вечерам в праздники к себе нескольких человек преподавателей и с ними нескольких наиболее достойных юношей на чай, при этом предлагалось угощение фруктами или чем другим сладким и велись разговоры духовно — назидательного направления.
Это действие столько не понравилось митрополиту, что, несмотря на присутствие при этом начальника губернии, он не остановился осыпать епископа укоризнами, выговаривая ему за сие, как бы за какое преступление, и до такой степени увлекся своим разнузданным раздражением, что генерал — лейтенант Волоцкой счел не неприличным успокаивать его, выставляя ему молчание епископа перед его обвинениями как причину достаточную, чтобы умерить гнев его и положить конец крикливому его выговору.
Окончив лечение в Кисловодске, епископ Игнатий направил путь свой для обзора епархии вдоль южной и потом по юго — восточной стороне Ставропольской губернии.
Чтобы уяснить, по возможности, вернее найденное им современное состояние епархии, обратимся к взгляду на нее самого епископа Игнатия, высказанному им в его годовом отчете за 1858 год, когда он уже лично осмотрел большую половину ее, но еще не видал Черномории, не успев посетить ее за поздним временем, которого много было отнято ожиданием приезда великих князей Николая и Михаила Николаевичей, посетивших в осень того года Кавказ и проезжавших через Ставрополь. Обратимся к выпискам из годового отчета о состоянии епархии за 1858 год.[148]
Консистория. Личный состав Консистории. В 1858 году (то есть в год приезда епископа Игнатия на кафедру) значительно изменился. В начале 1858 года, вслед за епископом Игнатием, прибыли в Ставрополь новый ректор семинарии архимандрит Герман[149] и новый инспектор, соборный иеромонах Исаакий[150].
Первый из них по усвоенному ректорам праву начал присутствовать в Консистории, а второй — по предложению епископа, по представлению которого это распоряжение его утверждено Синодом. В марте прибыл и новый секретарь.
Столько чувствительное изменение состава Консистории поколебало авторитет члена Консистории протоиерея Крастилевского, дотоле господствовавшего в Консистории по причине весьма хороших способностей своих, по причине опытности своей в делах, в особенности же по причине неограниченной доверенности, которую питал к нему преосвященный Иоанникий. Страх к Крастилевскому несколько ослабел в прежних членах, и член протоиерей Сухарев — кандидат Московский академии, лицо характера правдивого — до сих пор безмолвствовавший, начал с пользой для дела подавать голос свой.
Но способности Крастилевского и знание дел именно Кавказского края не могли не привлекать внимания прочих членов и секретаря к его мнениям. Вслед за вниманием начала привлекаться и доверенность, тем более что ректор и инспектор, занятые семинарией, не могли уделять для дел Консистории столько времени, сколько эти дела требуют для основательного рассмотрения их. Превосходство в знании дела перед прочими членами, врожденная хитрость, доходящая до коварства, снова доставляли Крастилевскому первенство и преобладание в Консистории и доставили бы его, если б не было другой власти, его ограничивавшей и обуздывавшей.
В делах оказалось ощутительным столкновение, для многих неприметное: хитрый Крастилевский едва усматривал, что его противодействие становится приметным, как немедленно прибегал к уклончивой уступчивости. Но эта, при известных случаях, уступчивость не могла изменить общего направления, и столкновение сделалось ощутительным в самой административной цели, в цели нравственной и духовной. Исправление Крастилевского оказалось невозможным: удаление его из Консистории оказалось необходимым. От края епархии до другого края слышались жалобы и вопли на него.
Духовенство, привыкшее в течение десятков лет видеть в нем неограниченного властелина, трепетало перед ним. В сем 1858 году оно хотя и заметило ограничение его во влиянии и действиях, однако не доверяло этому состоянию ограничения, необычному для Крастилевского, и, зная из опыта его стойкость, ожидало с минуты на минуту вступления его в обычные ему права самовластия. Многие дела шли медленно, а иные вовсе не подвигались единственно по той причине, что лица, которым они были поручены, зная взгляд на них Крастилевского, не осмеливались действовать неблагоугодно ему.
Последнее обстоятельство служило весьма важным препятствием к приведению епархии в порядок, а в некоторых случаях могло бы породить самые неприятные и громкие события, как это будет фактически доказано и изображено при описании посещения епископом города Моздока. Получив такое практическое понятие о Крастилевском из рассматривания дел не только на бумаге, но и в их результатах, епископ по возвращении своем из обозрения епархии счел первой и священной обязанностью устранить из епархиальной деятельности то начало, которое в течение столь долгого времени лишало епархиальную деятельность благотворной правильности и впредь по усвоившемуся ему направлению не престало бы служить неистощимой причиной самого вредного влияния.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});