Чернобыль. Как это было - Анатолий Дятлов

Наши действия 26 апреля на реакторе, исполненном согласно ПБЯ и ОПБ, ни к какой аварии не вели, не говоря уже о взрыве. Это совершенно ясно. И, казалось бы, обвинения с персонала надо снять. Не тут-то было.

Находятся люди, которые выискивают, что вот если бы сделать так, то аварии не было бы.

По мнению этих людей получается, что любую дрянь можно всучить персоналу, а в случае аварии все равно он виновен.

Нам расставили ловушки, капканы, и мы в них попались. Эйнштейн сказал: «Бог изощрен, но не злокознен». Проектанты оказались и изощренными, и злокозненными.

Теперь я знаю, как можно было 26 апреля избежать взрыва. Правда, при условии, что А3 не сработает ни по какому сигналу автоматически, иначе – гроб. Вот, дожили: рассуждаем, как спастись … от аварийной защиты. Но это 26 апреля, тогда ничего аварийного не было на реакторе. А вообще-то один реактор РБМК-1000 обречен был взорваться.

По закону не знаю, кому задать вопрос, поэтому обращаюсь к людям, чтобы иметь ответ хотя бы в моральном плане. Реактор не отвечал нормам проектирования, принятым в стране, и взорвался именно из-за этих несоответствий. Персонал виновен или перед ним виновны проектанты?

Пишу эти слова, и все во мне кричит: глупость пишешь. Но нет. По крайней мере, адвокат мне ответил, что не знает статьи в Трудовом кодексе СССР или в другом документе, имеющем силу закона, где был бы назван кто-то виновным перед работником из-за несоответствия оборудования стандарту. Глупость это или нет – списываю с действительности.

Ну, понятно, законы у нас всегда были направлены во взаимоотношениях человек-государство только в одну сторону. Государство виновным быть не могло. Мы нанимались работать на оборудовании, исполненном согласно принятым в стране нормам. Государство условий договора не выполнило. Не по-человечески это, но государство по законам не обвинишь. Но и нас обвинять в этом случае и по человеческим меркам, и даже по законам нельзя.

В Советском Союзе никогда не было организации или общества, способных или хотя бы желающих защитить человека. О государстве и партии говорить не будем, нет их уже. Правоохранительные органы давно и однозначно нацелены в одну сторону. Профсоюз, доведенный до абсурда, когда все в одном союзе, естественно, никого защитить не мог. И так далее.

Мы, кажется, идем к обществу с каким-то лицом. Хочется, чтобы человек при виде этого лица не кричал от ужаса.

В заключение хочу сказать следующее. Чернобыльская катастрофа в чистом виде является следствием грубейших просчетов физиков и конструкторов реактора.

Давно пора сказать: свойства реактора стали не главной, не решающей, а единственной причиной Чернобыльской катастрофы.

Глава 16. Ещё о Чернобыле

(неопубликованная на русском языке статья)

Группа экспертов МАГАТЭ в 1986 г. выпустила доклад ИНСАГ-1 о причинах катастрофы на ЧАЭС и через семь лет вышел их откорректированный доклад ИНСАГ-7. Семь лет – срок достаточный для изучения многих исследований и составления собственного мнения. По выходу ИНСАГ-7 в журнале «Nuclear Engineering» напечатана статья господина Д. Вэлли «Кто виноват в Чернобыльской аварии – зрелые размышления Международной Консультативной Группы по ядерной безопасности» Попробуем оценить зрелость размышления экспертов.

Уже восемь лет бытует ошибочное утверждение, что в связи с большим расходом теплоносителя недогрев его на входе в активную зону уменьшился, кипение началось в самом низу активной зоны и, как следствие, возникла теплогидравлическая неустойчивость. На ошибочность этого автор статьи указывал ещё в 1986 г., затем в письме на имя директора МАГАТЭ.

1.1. Доклад, п. 2.9. «Эти условия привели к началу кипения в нижней части активной зоны или вблизи неё».

Согласно Регламенту недогрев – разность температур воды в барабан-сепараторах и на входе в активную зону. Он действительно уменьшается при увеличении расхода, но при этом возрастает давление на входе в активную зону и, соответственно, температура кипения (рис. 1, Приложение 3). При малой мощности реактора кипение вообще начинается за пределами активной зоны в трубах ПВК, постепенно опускаясь с увеличением мощности. И чем больше расход, тем выше граница начала кипения. Конкретно 26 апреля при мощности реактора 200 МВт (мощность канала в центральной части активной зоны порядка 160 МВт) кипение начиналось в самом верху зоны (табл. 1 и рис. 2, Приложение 3).

1.2. Доклад, п. 5.2.3. «Реактор эксплуатировался в режиме кипения теплоносителя в активной зоне и в то же время с незначительным или нулевым недогревом на всасе насосов и на входе в активную зону. Такой режим сам по себе мог привести к разрушительной аварии, … учитывая положительные обратные связи по реактивности реактора РБМК».

Реактор эксплуатируется только в кипящем режиме и согласно Регламенту допускает работу с малым, вплоть до нулевого, недогревом, смотри Регламент, глава 9. Это условие обязательное, поскольку избежать таких режимов нельзя в принципе – они возникают при любом подъёме мощности, при снижении давления в сепараторах.

Интересная позиция экспертов – объяснить персоналу разрушительное действие положительной обратной связи. Хорошо (операторы будут знать, почему погибли, покалечены), но лучше, чтобы реактор отвечал нормам проектирования. Если реактор взрывается в режиме, избежать которого нельзя, то ответ один – запрет эксплуатации. Что тут объяснять?

26 апреля недогрев был примерно один градус, и давление медленно нарастало (табл. 2, Приложение 3).

Эксперты реанимировали давно отвергнутую версию о срыве насосов. Не было срыва циркуляции:

– если при снижении давления насосы не срывало, то почему бы это произошло при росте давления?

– системой контроля зарегистрирована исправная работа насосов вплоть до резкого скачка мощности;

– насосы, запитанные от «выбегающего» генератора, сорвать никак не могло – нет причин;

– однако первыми отключились именно «выбегающие» насосы (см. ИНСАГ-7, Приложение I, табл. I-I), затем – запитанные от резерва. Это указывает, что причиной прекращения подачи теплоносителя стал резкий наброс мощности.

Есть и ещё доводы, однако, если экспертам этого недостаточно, то уж ничем их не убедишь.

2.2. Тот реактор действительно взрывался при срыве ГЦН. А это могло быть при разрыве паропроводов, при открытии и непосадке главных предохранительных клапанов, при МПА … Но винить в этом нужно только авторов реактора.

Чтобы закончить о ГЦН, остановлюсь:

2.3. Доклад, п. 2.8. «Более того, поскольку температура теплоносителя на участке от циркуляционных насосов до входа в активную зону изменяется незначительно, при весьма малом недогреве, температура внутри насосов и на всосе в них близка к точке кипения».

Какое-то странное объяснение прямого и ясного: температура на всасе насосов приближается к точке кипения при большом расходе теплоносителя из-за меньшего расхолаживания его питательной водой и увеличения потери напора в опускном тракте (см. рис. 1, Приложение 3).

2.4. Доклад, п. 2.9 . «После отключения турбины работа запитанных от неё насосов начала замедляться, поскольку скорость вращения турбины снижалась и падало напряжение связанного с ней генератора. Понижающийся расход через активную зону вызывал повышение паросодержания в активной зоне и обусловил появление первоначальной положительной обратной связи по реактивности, которая, по крайней мере отчасти, была причиной аварии».

– Снижение расхода на 10 % за 36 с выбега вызвало рост реактивности такой, с которым АР успешно справляется. Никакого увеличения мощности не было.

– Достаточно посмотреть график мощности, предоставленный в МАГАТЭ в 1986 г. Об этом же сказано в Приложении 1, п. 1-4. 6. 2. (ИНСАГ-7).

– Если мало, то попросили бы члена группы Е. Бурлакова и он представил бы расчёт от 1986 г. своего сотрудника А. Апресова (см. табл. 2, Приложение 3).

За время выбега плотность теплоносителя изменилась на 6 кг/м 3 (табл. 2, Приложение 3), что даёт рост реактивности порядка 24*10 -6 в реальных условиях скорость изменения реактивности бывает в несколько раз больше.

Так в принципе верная мысль без учёта фактических данных и хотя бы элементарных расчётов ведёт к необоснованным (ложным) выводам.

Таким образом, вопросы о недогреве теплоносителя, о срыве и выбеге ПЩ, равно и сам вопрос о выбеге ТГ, к аварии отношения не имеют. Если бы в самый последний момент отказались проводить эксперимент, то результат был бы тот же.

Как теперь ясно, ранее не раз были на грани катастрофы: вслед за срабатыванием А3 были случаи выпадения сигналов АЗМ и АЗС.

Их не должно быть, посчитали ложными не сумев осмыслить.

А это были фактические набросы мощности, вызываемые А3, не отмеченные самописцем СФКРЭ из-за инерционности используемых серебряных датчиков. А сигналы АЗМ и АЭС успевали выпадать, поскольку работают от менее инерционных ионизационных камер, но самопишущего прибора от них не было. Сравните с 26 апреля: в 23 мин 40 с кнопкой сброшена А3, через 3 с выпали сигналы АЗМ и АЗС. Здесь уместно высказать следующее: в Приложении II, глава Н-2. 5. 3. (ИНСАГ-7) сказано, что одна из расчётных моделей не воспроизводит такого разгона реактора, когда на третьей секунде от момента сбрасывания АЗ-5 появляются сигналы, превышающие уставки по мощности и скорости её нарастания. Возможно, но рассматривать надо не три, а почти четыре секунды, поскольку дискретность фиксации – одна секунда. Тогда (см. рис. 16.1), нет противоречий. Для пояснения сказанного: между двумя событиями 1994 и 1995 гг. промежуток времени может быть и два часа и два года без двух часов.