Золушки из трактира на площади - Лесса Каури

– Весь! – прозвучал звонкий оклик.

Оборотень дернул ухом на звук. К ним с Бруни подбежал уже знакомый ей сероволосый мальчишка – Рахен. В его странного, серебристо-серого цвета глазах плясали смешинки.

– Позвольте вас приветствовать, моя госпожа! – неожиданным баском сказал он.

Матушка, пытаясь скрыть улыбку, церемонно кивнула.

– В одну шеренгу ста-а-ановись! – перекрыл шум толпы звучный голос.

Через несколько мгновений ему вторили с разных концов площади. Наступившая сумятица напомнила Бруни голубиную стаю, вспугнутую неожиданным хлопком. Весь, взглянув на Матушку горящими от возбуждения глазами, помчался вслед за рванувшим к своим Рахеном.

Территория перед зданием университета была поделена на квадраты, образованные рядами из абитуриентов факультетов: командного и инженерного составов, военно-лингвистического, военно-экономического и сыскного. Черный факультет занял левый нижний угол площади.

Бруни пробилась сквозь толпу и встала прямо за своим воспитанником. Справа от него выстроились уже знакомые ей бывшие арестанты из компании Рахена, а слева оказался невысокий крепыш с волосами цвета корицы, одетый в дорогой, едва ли не щегольский камзол.

– А у нашего факультета что, названия не будет? – лениво поинтересовался он, когда над другими шеренгами взметнулись штандарты. И сам же себе ответил: – Естественно! Мы же для человечков мясо на убой…

Его дружки, занявшие места левее, дружно оскалились. Матушка заметила, что Весь чуть повернул голову, прислушиваясь. На его скулах вздулись желваки – рыжий был и прав и неправ одновременно, но и то и другое причиняло черноволосому оборотню боль.

– Смир-рна! – тот же командный голос заставил шеренгу замереть.

Бруни увидела мелькнувшее золото-на-черном. А затем бледное и спокойное лицо полковника Торхаша оказалось в опасной близости от лица рыжего.

– Мы – спецфакультет Военного университета, созданный милостью наследного принца Аркея, герцога Тимьяшского и Веземского, владыки Горной обители и Семи островов, – негромко произнес он, но его услышали все в шеренге. – Должен ли я объяснять наши задачи во всеуслышание? Должен? – Он наклонился к рыжему так низко, что кончики их носов соприкоснулись.

– Никак нет, – с едва уловимой заминкой отозвался рыжий и чуть подался назад.

– Равнение налево! – рявкнул Торхаш.

На трибуне, сооруженной справа от университетского крыльца, появился высокий широкоплечий мужчина, чье лицо показалось Матушке знакомым. Она разглядывала яркие голубые глаза, пшеничные с проседью волосы, в которых поблескивали алмазные зубцы королевской короны, и гадала, где могла видеть его величество Редьярда Третьего так близко, что каждая черта его лица, этот четко очерченный подбородок и губы, эта ямочка на щеке, были узнаваемы. Ласурский правитель отличался мужественной красотой, заставляющей млеть девичьи сердца, а сердца женские биться чаще от мыслей определенного толка. Бруни вспомнила рассказы Ваниллы о младшем принце и поняла, откуда у того безудержный темперамент и любовный пыл. Да, корона слегка «придавила» разудалость Редьярда, однако в глубине души властитель одной из самых больших стран по эту сторону Тикрейского пролива оставался таким же пылким и неуправляемым хулиганом, каким был сейчас его младший сын, и оступился лишь однажды… В памяти Бруни появилась и пропала лесная заводь, кувшинки, мерно покачивающиеся на воде, ласточки в опрокинутом небе отражения…

Матушка опомнилась, когда шеренги новоявленных студентов по очереди покидали площадь и затекали в университет, будто в зев пещеры. Скинула капюшон плаща, подставив лицо морозному ветру. Что-то привиделось ей прошлой ночью, но что она не могла вспомнить, улавливая лишь тени, скудные, как лучи зимнего солнца.

Проводив Веся взглядом и ощущая, как сердце сжимается от гордости и тревоги за него, она отправилась на рынок, а затем заспешила домой.

В трактире было немноголюдно: время завтрака уже прошло, а обеда – еще не наступило. За столиком у окна сидел за кружкой морса Питер Конох, хмурил густые брови и шевелил толстыми пальцами – думал о чем-то. Запыхавшаяся Виеленна кивнула хозяйке и побежала на зов из другого конца зала – тяжело было работать за себя и сестру, не хватало времени перекинуться даже словечком с возлюбленным.

Матушка прошла на кухню, где у плиты трудилась, ворча вполголоса, красная и потная Ровенна.

– Ну наконец-то! – облегченно воскликнула она и демонстративно отошла, освобождая хозяйское место. – Как все прошло?

Бруни отдала ей корзину с продуктами, переобула ботинки и повесила плащ на гвоздь. Вымыла руки, надела фартук.

– Быстро, четко, как на параде… – она покачала головой. – Ох, непросто будет Весю там! Столько затаенной вражды, собранной в одном месте, я еще не встречала!

– Негодяев везде полно, – философски пожала плечами старшая Гретель. – Слыхали про господина Турмалина и его дом? Тело так и не нашли, во дела-то. Остальным повезло, что не завалило! Давно пора городские развалюхи посносить к Аркаешу!

Расстроенно передернув плечами, она ушла в зал на помощь сестре, которая как раз заглянула в кухню, вытирая мокрое лицо краем фартука, и уточнила:

– Он может подойти? Тот парень, о котором я давеча вам говорила.

Матушка кивнула, начиная догадываться, кого она сейчас увидит. И точно! Питер шагнул через порог, и кухонька сразу стала теснее уборной. Подмастерье явно не знал, куда девать руки, поэтому тут же задел за ручку сковороду, стоящую на плите, а пытаясь поймать ее, уронил табуретку прямо на ведро с питьевой водой.

– Пресвятые тапочки! – жалобно воскликнул он. – Да что это со мной такое!

– И что с тобой такое, Пит? – поинтересовалась Бруни, сняв с плиты томящееся жаркое, чтобы не подгорело. Взяла тряпку и, присев на корточки, занялась осушением луж.

Двигаясь осторожно, словно по льду, Конох поднял с пола сковороду и положил в чан с грязной посудой. Поставил на место табуретку. Отобрал у удивленной хозяйки тряпку и принялся старательно вытирать пол.

– Волнуюсь я, Матушка Бруни, вот что со мной такое! – буркнул он, не глядя на нее. – Виеленна сказала, будто вы помощника мастеру Пипу ищете.

– Ищу, – подтвердила она, занявшись мытьем сковородки.

– Ежели я к вам попрошусь – возьмете?

Голос Питера звучал с таким отчаянием, что Бруни, забыв про сковороду, повернулась к нему. Молотобоец смотрел на нее со страхом и надеждой – странное сочетание для молодца, способного ударом кулака сбить с ног годовалого бычка.

– И что ты умеешь готовить? – осторожно спросила она, не надеясь услышать что-нибудь вразумительное.