На грани фола (Крутые аргументы) - Анатолий Манаков

Акробат изощренного ума, обладатель незапятнанного сертификата аскета, Игнатий Лойола даже на смертном одре откажется от услуг исповедника. Ему ли просить отпущения грехов! Душа покинет его тело незаметно, во сне. В печени у него врачи обнаружат три камня, причинявшие ему долгие годы непомерную боль, и искренне удивятся, как это он умудрился жить - обычно человек такого не выдерживает.

Все последующие четыре столетия основатель Ордена иезуитов будет выставляться Римской Католической Церковью примером того, что нельзя во всем уповать только на милость Всевышнего, что человеку надо и самому стремиться к достижению богоугодных целей. Следуя завещанию своего Генерала, его сподвижники попытаются превратить религию утешения в средство духовного завоевания всего мира и предупредить, как опасно разрешать проповедовать учение Христа скомпрометировавшим себя лицам и как бессмысленно создавать рай на земле вместе с теми, кто уже фактически там живет и не заинтересован в новых поселенцах. То ли в шутку, то ли всерьез Пьер Беранже однажды заметит: "Когда Сатана умрет, на его место попросится святой Игнатий Лойола."

Из общения с иезуитами у мирянина действительно может сложиться впечатление, будто между святостью и порочностью проложена совсем незаметная граница. В беседах они избегают говорить о наказуемости греха здесь на земле, подчеркивают всячески благонамеренность собеседника, чистоту его личных стремлений. Оправдывая человеческие слабости, тут же исподволь проводят мысль об угрызении совести, что терзает любого смертного: "Это глас Божий, от которого никуда не денешься." Страх перед согрешением внушают, но делают так, чтобы в людях укреплялось почтение к Римской Церкви, светской власти и закону. Исходят они из того, что в душе каждого смертного неслышно звучит своя сокровенная мелодия и, только отгадав её, настроившись на неё, можно попытаться воздействовать на человека в нужном Ордену ключе. Скажем, приходит мирянин исповедоваться. О чем это говорит? Наверняка переживает свое согрешение, хочет оградиться от гнусных дел, освободиться от ложного стыда и гордыни. То есть самый подходящий момент для оказания духовного воздействия на него.

Уставные предписания поощряют сокрытие начальниками Ордена грешных поступков подчиненных от светской власти - во избежание большего зла, за которое им же придется и взыскивать. Грехом не считается говорить дурно о каком-то не связанном с иезуитами лице, но оглашение совершенного ими преступления с упоминанием конгрегации, которой принадлежат виновные, - это уже смертный грех.

Орденское наставление под названием "Мозжечок богословия" запрещает иезуиту даже для вида отрекаться от истинной веры, исповедовать ложную словом или каким-либо иным знаком, наговаривать на себя или признавать несуществующее. Однако можно для вида утаивать существующее, прикрывать истину словами или иными двусмысленными и по себе безразличными знаками, если только речь идет о пользе для Ордена, ради законной причины и когда нет необходимости в признании. Разрешается прибегать к убийству для защиты орденского собственности или того, на что Орден предъявляет свои права владения. Позволяется убивать лжесвидетеля, лжеобвинителя и судью, от которого наверняка ожидается несправедливы приговор, если только обвиняемому и невиновному иезуиту не представляется другого способа избежать беды.

Высшая иерархия Ордена учит своих монахов не только уметь рассуждать, но и распознавать обман, с проницательностью рыси видеть людей насквозь. Подозрительность почитается разумно необходимой наравне с той же проницательностью, ибо, хоть и не гарантирует верное впечатление, помогает за внешними проявлениями разглядеть глубинные мотивы поступков. Иезуит всегда начеку. По его поведению не должно быть заметно, что он тщательно скрывает свою подозрительность, дабы не вызвать к себе настороженности. Разумеется, нужно отнестись с недоверием к чьему-то стремлению втереться в доверие и выведать даже незначительные тайны Ордена. Вместо того, чтобы засомневаться или выразить удивление, иезуит должен показать свое восхищение, поощрить обман и хвастовство, сознательно как бы не замечать в словах собеседника несоответствие фактам. И вечно помнить, что вдвое прозорливее тот, кто себе на уме, прикрывает собственную выгоду чужими интересами, таская каштаны из огнями не своими руками.

Кто такие иезуиты четырех обетов, как не интеллектуальное ядро служителей Римской Католической Церкви. У каждого из них изощренный, но весьма практический склад ума. Правая рука такого монаха твердым движением подписывает обет вести нищенствующий образ жизни, левая открывает собственную лавку на подставное лицо, снаряжает суда в коммерческое плавание, создает банки, продает и покупает, подбирается к крупным наследствам. Обычно он пристраивается к военной или дипломатической экспедиции за границу в роли купца, врача, ученого, аптекаря и везет с собой разного рода диковинный инструментарий задаривать нужных лиц. И, конечно, всё это не для себя, а в интересах Ордена.

В восточном учении дзэн есть нечто общее с доктриной иезуитизма о трех потенциалах души и пяти чувствах. Во всяком случае, такое складывается впечатление, когда изучаешь буддистские "пять средств, успокаивающих ум" и "девять размышлений о порочности". Особого откровения, признаться, они не несут и служат лишь прикладным пособием по мистическому самовнушению и погружению ума в гипнотическое состояние пустоты. Вот только если члены Ордена святого Лойолы призывают пробудиться для вечной жизни на небесах, адепты дзэн призывают очнуться от грез, родиться заново здесь на земле и не угрожают никому адом, даже нарушившим обет монахам. Одно из главных заимствований иезуитов у них - готовность действовать без размышлений и оглядки, постоянно слыша в себе голос своего Учителя...

Светские ученые из числа "привлеченных" Ордена любят представлять свою исследовательскую работу беспристрастной, политически и идеологически нейтральной, устремленной к объективному познанию мира, а самих себя преподносят критически настроенными к любому догмату, в том числе религиозному, готовыми обсуждать всякие крамольные идеи. При необходимости, некоторые даже скажут, что сами по себе мучения и смерть Христа служат слабым аргументом в теологическом споре. Ссылаясь больше на аксиомы римского права, нежели на откровения Всевышнего, тонко проведут тезис: любой умный человек должен всегда о чем-то умалчивать, на что-то просто не обращать внимания, быть скептиком и догматиком, критиком и моралистом в своих незаметных подсказках другим, каким путем нужно идти. И знают они слишком хорошо, насколько полезно всегда помнить о трех вещах. Первая издревле были и будут люди, которым нравятся идеи смелые, загадочные, неортодоксальные. Вторая - даже самая убедительная из истин, когда её рассматриваешь с разных сторон, в контексте времени и морали, может оказаться заблуждением разума. Третья - человек способен поразить другого пригоршней убийственных аргументов, выброшенной из своей головы.

От занимающих видное положение в Ордене ученых можно слышать, будто Игнатий Лойола стремился к возрождению истинного христианства и к созданию всемирного человеческого братства, одна жизнь диктовала свои законы, в результате чего у него получилось не совсем то, что он хотел. Генерал пытался якобы создать такие духовные ценности, которые должны были стать мотивом для практических действий и отбросить все пагубные контрмотивы, завещал воспринимать идеи христианства составной частью Природы столь же ценной для человека, как его тело, ум и воля, только вот беда в том, что мораль христианского смирения и аскетизма слишком часто проповедуют либо недостойные личности, либо трудно адаптирующиеся к действительности, либо узурпаторы власти. Именно аскетизм якобы лежит в основе любого великого начинания и все зависит от того, в чьих руках оказывается его судьба...

С моралью иезуитизма сталкиваешься и сейчас чуть ли не на каждом шагу в обыденной жизни. Обычно под нею имеется в виду не какая-то особая этика, а довольно гибкая трактовка нравственности, позволяющая посредством двусмысленных выражений и скрытых оговорок нарушать закон, не преступая его буквы. Сами себя иезуиты относят к снисходительной школе богословия и практике покаяния, потому-де и пускают в ход все возможные средства, свободно манипулируют различными видами греха - от смертного до искупаемого или дозволенного. Отсюда и их готовность признать перед грешником смягчающие вину обстоятельства, что подкупает государственных мужей, выбирающих именно учеников Лойолы на роль своих духовников.

Итак, для иезуитов грех появляется только в том случае, если совершающий грехопадение вполне осознанно стремится ко злу. Скажем, сдает он дом проституткам. Сие позволительно, когда в договоре об аренде не значится, для чего помещение сдается. Можно даже подбросить кому-то своего внебрачного ребенка во избежание позора, но надо лишь предварительно крестить его. Прикосновение к грудям женщины - грех искупаемый, даже если она монахиня. Контрабанда - то же не грех. Вот неповиновение орденскому начальству - это уже смертный грех без оговорок.