Ночь - царство кота - Александр Тарнорудер

— Оно будет тебя преследовать… ты будешь пытаться избавиться от этого, но ничего не поможет. Тогда ты станешь меня проклинать, а это уже опасно для меня. Думаешь, я не вижу, с кем имею дело, тебе вообще никакие предсказания не нужны, у тебя достаточно… э… возможностей узнать все самому.

— Так зачем ты устроила этот маскарад?

— Если ты просто решил поговорить с Осирисом, то зелье тоже поможет. Ну и… надо зарабатывать на жизнь, — девчонка хитро улыбнулась, — что для тебя четыре золотых, ты их бросил не задумываясь, а для простого человека — это целое состояние, спасибо тебе.

— Тогда прощай, — Хори повернулся к выходу.

— Прощай, сын Осириса.

Хори вышел из шатра. Город вновь, уже в который раз за этот день, сменил свой облик. Теперь его улицы заполнили исключительно детские голоса. Взрослое население завершало Первый День Праздника Великой Убасти обильной трапезой из жертвенного мяса, предоставив младшему поколению вытворять все, что заблагорассудится. Ребенком Хори был лишен этой радости — отец неизменно сажал его и сестер за стол вместе со взрослыми, когда так и подмывало выбежать на улицы Гераклеополиса вместе со всеми детьми. Игры плебеев — не для господ, бросил тогда отец в ответ на его мольбы. Да и теперь, будучи ненамного старше их, он с завистью смотрел на мелюзгу, с визгом носившуюся друг за другом с факелами; с искрами во все стороны, с отчаянными прыжками через огонь. Дети постарше жарили на огне разную снедь, овощи и фрукты по большей части, но возле домов побогаче ударял в ноздри запах жаркого. На Хори поглядывали с подозрением, даже самый последний бродяга получал в этот вечер если не кусок мяса, то миску похлебки, и мог сколько угодно сидеть у огня в таверне. Факела у него не было, и он шел от костра к костру, пока не добрался до выхода из города. Лунного света не хватило бы, чтобы добраться до Храма Осириса, и он задержался у огня. Дорогая одежда дала повод отнестись к нему с должным почтением, и сразу несколько мальчишек вызвались сопровождать его до Храма, надеясь на щедрое вознаграждение. Он дал двоим по мелкой монетке, вспомнив девочку из шатра, — завидев деньги, мальчишки с неистовым рвением похватали несколько потухших факелов и бросились зажигать их от костра. Храм Осириса он увидел минуты через три — если бы не яркое пламя костров, то его силуэт был бы заметен от крайних домов Бубастиса. Мальчишки, отталкивая один другого, совали ему в руки горящие факелы, и он дал им еще по монетке.

— Пить или не пить? — Хори понюхал остывшую жидкость. Она приятно пахла мятой. Он отхлебнул глоток — вкус был явно хуже, чем запах, к тому же, маслянистая пленка противно плавала на поверхности.

— Фу, гадость, — подумал он вслух и, зажав нос, выпил содержимое, пока на зубы не налипла гуща. — Тьфу, — он сплюнул остатки листьев на землю. О том, чтобы есть эту дрянь, в рецепте речи не было.

Хори закрепил факелы у самого входа в Храм и медленно вошел внутрь. Статуя Осириса неясными отсветами угадывалась у дальней стены. Хори, почти на ощупь, подошел ближе и поставил сосуд на пол. Он собрался с духом и неторопливо начал произносить слова гимна:

Слава тебе, Осирис,Владыка вечности, царь богов!Многоименный, дивный образами,Тайный обрядами в храмах,Владыка поминаний в Месте двух истин.Душа Ра и тело его собственное,Чье имя пребывает в устах людей,Издревле сущий для всего Египта.Пища и яства пред Девяткой богов,Дух блаженный среди духов.Излил ему Нил воды свои,Дует к югу для него ветер северный,Рождает небо ветер для носа его,Для успокоения сердца его.Растут растения по воле его,И родит ему поле пищу.Покорно ему небо и звезды его,И открыты ему врата великие.Владыка восхвалений в небе южномИ прославлений в небе северном.Незаходящие звезды пред лицом его,И жилище его — неподвижные.Девятка богов восхваляет его,В преисподней сущие целуют землю,И жители некрополя склоняются.Предки ликуют, когда видят его,И находящиеся там — в страхе перед ним.Обе Земли вместе восхваляют егоПри приближении его величества.Знатный, дивный, первый среди знатных,С вечным саном и укрепленной властью.Могучий, прекрасный для Девятки богов,Сладостноликий, любят смотреть на него,Исполнивший страхом своим все земли,Да называют они имя его.Пред всем, что приносят они ему.Владыка поминаний на небе и земле.Многохвалимый на празднике Убасти,Творит ему хвалы весь Египет.Всестарейший из братьев его,Древнейший из Девятки богов.Укрепляющий истину на берегах обоих,Утверждающий сына на месте отца.Великий силой, повергнет он врага своего,Могучий дланью, поражает он противника своегоНаводящий ужас на недруга своего,Сметающий границы замышляющего зло,Твердый сердцем, попирает он врагов.Наследник Геба на царстве Египта.Увидел он благости его,Велел ему вести к блаженству страны,И взял он землю эту в руку свою,Воды ее и воздух ее,Растения ее и скот ее весь,Летающее все и порхающее все,Пресмыкающихся и мелкий скот,И Египет радовался этому.Воссиявший на троне отца своегоПодобно Ра при восходе его на горизонте.Дает он свет лику омраченному,Засветил он солнце двумя перьями своими,Разлился он по ЕгиптуПодобно солнцу утром.Корона его пронзила небоИ породнилась со звездами.О, вожатый бога каждого,Благодатный повелениями,Хвалимый Девяткой великой,Любимый Девяткой малой,Защитила его сестра его,Удалившая противников,Отразившая дела злодеяБлагодатью уст своих.Праведная речью, не лживая словами,Благодатная повелениями.Исис благая, защитница брата своего.Искавшая его без устали.Обошедшая землю эту в печали,Не остановилась она, не найдя его,Сделавшая тень перьями своими,Сотворившая ветер крыльями своими.Ликуя, извлекла она брата своего на землюПоднявшая усталость утомленного,Приявшая семя его.Сотворившая наследника,Вскормившая сына в одиночестве,И не знали места, где он был.Приведшая его, когда рука его окрепла,Во внутрь залы Геба.Собрался для него суд истины,Девятка богов и вседержитель сам.Владыки истины, соединившиеся там.Отражающие неправду,Сели в зале Геба, чтоб вернуть сан владыке его.Царство тому, кому следует отдать его.Найден был Гор правогласным,И отдан ему сан отца его.Вышел он, венчанный по велению Геба,И взял он власть над Египтом.Корона крепка на челе его,И владеет он землей до границ ее.Небо и земля под властью его,Подчинены ему люди, народ, смертные и человечество,Египет и народ островов моря,И все, что обтекает солнце, — под властью его,Северный ветер, река и поток,Плодовые деревья и все растения.Приносит он насыщениеИ дает его во все земли.Люди все ликуют, сердца сладостны,Сердца радуются, все смеются.Все прославляют красоты его:«О как сладко любим мы его!Благость его окружила сердца,Велика любовь к нему в теле всяком».Дали сыну Исис врага его…Сотворили злейшее злодею…Защитил сын Исис отца своего,Сделано прекрасным и благостным имя егоСила заняла место свое,И благость пребывает в законах своих.Дороги открыты и пути отверсты,О как радуются Обе Земли!Зло исчезло, и мерзость удалилась,Земля спокойна под владыкой своим.Утверждена правда для владыки своего,Обращен тыл ко лжи.Сын Исис взял корону,Присужден ему сан отца его в зале Геба.Ра изрек, и Тот записал,И суд промолчал.Повелел тебе отец твой Геб,И сделано как он приказал.

Глаза слипались, последние слова он произносил уже в полусне. Права девчонка, подумал он сквозь сон, когда говорила, что чем длиннее — тем лучше.

Он увидел себя ястребом, делавшим круги над Бубастисом. Внизу была дворцовая площадь, на холме к востоку от города возвышался Храм Осириса, а в западной стороне, скрытый под кронами деревьев, угадывался Храм Убасти. Хори-ястреб медленно кружил над площадью, замечая, как кошки, испугавшись его тени, стремительно мчащейся по земле, бросаются в стороны, ища укрытие. Хори пролетел над Храмом Убасти, вызвав и там кошачье смятение, и повернул в сторону Нила. Было прозрачное весеннее утро, и он мог видеть далеко вперед. Пирамиды, так поразившие его вблизи, казались детскими игрушками, могучий Сфинкс, котенком охранял покой усопших. У домишек, почти неразличимых сверху, только по тени, копошились люди, похожие на мелких козявок. Он летел на юг над великой нескончаемой рекой, следуя причудливым извивам нильского русла, повторяя в обратную сторону дорогу, проделанную им недавно по реке, на которой щепками болтались рыбацкие фелюки.