Дом Морганов. Американская банковская династия и расцвет современных финансов - Рон Черноу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта вылазка Моргана в Китай закончилась с избранием Вудро Вильсона и назначением на пост государственного секретаря его ставленника Уильяма Дженнингса Брайана. 10 марта 1913 г. Гарри Дэвисон и Уиллард Стрейт посетили нового госсекретаря в Вашингтоне. (В отличие от Нокса, Брайан не соизволил приехать на Уолл-стрит, 23). Брайан прямо спросил их, чего ожидает группа от Вашингтона в случае дефолта Китая. Дэвисон не стал отнекиваться и сказал, что правительство может "быть вынуждено использовать свои военные и военно-морские силы для защиты интересов кредиторов". Ни Брайан, ни Вильсон не симпатизировали такому иностранному вмешательству. Неделю спустя Вильсон осудил заем как "противоречащий принципам, на которых зиждется правительство нашего народа". Правительство, очевидно, отказывалось от поддержки.
На следующий день Американская группа банкиров была фактически распущена. Будучи созданием Вашингтона, она не могла существовать без его благословения. Большинство банкиров вздохнули с облегчением, поскольку они уже начали сомневаться в готовности Китая вернуть кредит. Конец китайского бизнеса не был оплакан и в Доме Моргана. Как писал Джеку поглощенный им Тедди Грен-фелл, "я думаю, что после смерти у каждого из нас на сердце будет написано "Китай", а после него - несколько нелицеприятных эпитетов". "Тем не менее, этот опыт помог преодолеть разногласия между крупными банками Уолл-стрит и приучил их к совместной работе за рубежом. Morgans, National City и First National пришли к соглашению о совместном участии во всех латиноамериканских кредитах. Это соглашение "большой тройки" значительно усилило влияние Morgan. (Kuhn, Loeb часто становились четвертым членом их синдикатов). По иронии судьбы, эти же банки вскоре предстанут перед Комитетом Пуджо как отвратительный Money Trust. Но общественность не знала, что "Денежный трест" был создан, в частности, самим Вашингтоном в его стремлении к иностранному влиянию.
Новая эра сотрудничества банкиров и правительства смягчила даже ярого антиправительственника Джека Моргана. После споров с Вашингтоном по поводу гондурасского займа в 1912 г. он написал Гренфеллу: "Вы поймете, что мы не хотим слишком громко обвинять наше собственное правительство, учитывая необходимые отношения с ним по другим внешним вопросам". Не менее идеологически враждебный к правительству, чем его отец, Джек видел необходимость приглушить свой публичный гнев. Времена грубого индивидуализма канули в Лету.
Уиллард Страйт вернулся на работу в 23 Wall, но так и не смог вписаться в рутинную офисную обстановку. На выборах 1912 г. он и Дороти поддержали своего друга из Ойстер-Бей Тедди Рузвельта - поступок, который, должно быть, смаковал подрывные тенденции среди партнеров Моргана. Они также тайно читали нападки Луиса Брандейса на действия Моргана в отношении New Haven Railroad. В 1914 г. они стали финансовыми ангелами нового политического еженедельника The New Republic, который изначально имел ярко выраженный прорузвельтовский уклон. Гарри Дэвисон и другие партнеры отказались от участия в издании, и только Томас Ламонт присоединился к ним. Уиллард был непоседлив и авантюристичен, ему было трудно подчиниться дисциплине банкира, и он обижался, что его не сделали партнером Моргана. Он постоянно придумывал новые схемы, например, создал на нью-йоркской площади Ганновер-сквер клуб India House, посвященный внешней торговле, который он оснастил моделями кораблей и антиквариатом. В конце концов, даже просторные помещения J. P. Morgan and Company оказались слишком тесными для большого и предприимчивого духа Уилларда Стрейта. Он проработал в банке всего два года.
ГЛАВА 8. ТИТАНИК
В последние годы жизни Пьерпонт был мрачен и фаталистичен, он чувствовал себя непонятым обществом и был возмущен шумихой вокруг его трастов. Он угрожающе тряс тростью перед репортерами, в его глазах был убийственный блеск. Он не признавал законного любопытства общественности к своим делам. В 1911 году в Довер-Хаусе он сжег переплетенные письма, которые посылал Джуниусу в течение тридцати трех лет, уничтожив, возможно, самую важную летопись англо-американских финансов конца XIX века. Он жаждал уединения, невозможного для самого известного в мире банкира. Словно призрак, он затаился в Западной комнате своей библиотеки, под витражами и плотными портьерами, заглушавшими звуки меняющегося мира.
Большую часть времени он проводил в Европе, спасаясь от шума прогрессивной политики. Но жажда странствий не покидала его. С европейских курортов он сообщал Джеку о следующей остановке в своем маршруте, добавляя эти всегда неловкие слова: "посоветуйте маме". Во многих местах он чувствовал себя как дома. Когда его попросили назвать свои любимые места, он ответил: "Нью-Йорк, потому что это мой дом; Лондон, потому что это мой второй дом; Рим и Харгех".
Египет, в частности, обладал для него мистическим очарованием, и он посетил его трижды за последние три года своей жизни и помог финансировать египетские раскопки музея Метрополитен. (На одной из фотографий 1909 г. запечатлен крупный Пьерпонт на маленьком ослике, скачущий галопом по пустыне впереди своих изумленных гидов). Раскопки в Харгехе, расположенном в четырехстах милях к юго-западу от Каира, настолько заинтриговали его, что он попросил компанию Thomas Cook and Sons построить стальной нильский пароход под названием "Харгех". С этой лодки с веслами он бросал в воду монеты, которые вылавливали мальчишки, нырявшие с берега Нила.
Пирпонт был одиноким человеком, и слава, вероятно, только усугубила его изоляцию. Его первый биограф, Карл Хови, писал: "Говорят, что в финансовом районе едва ли найдется пятьдесят человек, которые были бы знакомы с Морганом". У Пирпонта был широкий круг деловых знакомых, но мало кто знал его хорошо. Поэтому в эмоциональном плане он опирался на свою семью. Это придавало особую остроту его вражде с младшим ребенком, Анной Трейси, которая была младше Джека на шесть лет. Пьерпонт Морган мог покорить весь мир, но не свою дочь Энн. Она была спортивной, энергичной девушкой, любила гольф и теннис и бунтовала против своего формального воспитания. Из всех детей Пьерпонта Энн больше всего походила на него
