Садовник (СИ) - Гавриленко Василий Дмитриевич

-Христо считает: нам есть, что сказать друг другу, - сказал я, опускаясь на стул.

-Я не знаю, о чем он, - пожала плечами Марина, присаживаясь ко мне на колени. Она запустила руку в мои волосы и принялась играть с ними, как ребенок. – Но ты, наверное, думал: почему я не позволила Христо рассказать о моих всполохах?

-Я не думал. Но, если ты начала…

-Думал, не ври!

Марина засмеялась и щелкнула меня по носу. Веселое выражение на ее лице сменила задумчивость, в глазах появилась тревога.

-Я хотела рассказать тебе все сама, – проговорила она, накручивая на палец рыжую прядь, – потому что в мире бывших я была плохим человеком.

Плохим человеком? В моей голове возникло лицо Ника Звоньского, из – под шляпы течет пот; я, кажется, услышал его голос: «Сто тысяч долларов, мистер Островцев». Затем промелькнула Анюта, Галя, листопад среди лета.

Марина вздохнула.

-Я приехала в Москву утренним поездом. На перроне клубился туман…

3

ПАПИК

Я приехала в Москву утренним поездом. На перроне клубился туман, кричали носильщики, летали под крышей голуби, потревоженные гудком тепловоза. Приехавшие в одном поезде со мной пассажиры поразили меня своей целеустремленностью: они знали, куда и зачем им надо идти, некоторых встречали родственники либо знакомые. Меня никто не встречал. За спиной остались четыреста километров и крошечный городок, где я родилась, провела детство, часть юности, и возвращаться туда я не собиралась.

-Посторонысь, дэвушка.

Переполненная тележка с едва заметным из-за баулов носильщиком, гремя по мощеной платформе, проследовала мимо.

Прикосновение тумана было холодным, зубы начали выбивать дробь. Я вскинула на плечо небольшую сумку, в которой - все мое имущество, и быстро пошла вверх по платформе, туда, где маячила толпа пассажиров.

Увлекаемая толпой, спустилась по гранитной лестнице в подземный переход, освещенный желтыми плафонами. Отстояв длинную очередь, купила билет на метро. Красный, с черной полоской и надписью «Московский метрополитен». Мой первый билет на метро!

У турникета я замешкалась.

-Проходите, - торопили сзади.

-Прислоните к желтому кругу, - посоветовал кто-то.

Я послушалась. Загорелся зеленый кружок. Я сжала билет в руке, как какую-то драгоценность: ведь это был мой первый билет на метро.

Створки разошлись в стороны, пропуская меня на эскалатор, а вместе с тем – на новую дорогу, как я надеялась, дорогу к счастью.

Но в тот момент я вовсе не думала о счастье, так как уже была счастлива. Многолюдье просторного, залитого светом зала поразило меня. В детстве, гуляя по лугу, я расковыряла муравейник и заворожено смотрела на суету потревоженных муравьев. Они, совсем как люди в этом зале, спешили на работу, тащили свой груз, сталкиваясь друг с другом.

-Слышь, дай на пиво.

Муравей-вырожденец, муравей-трутень. Глаза мутные, щеки залило красным, от грязных лохмотьев вонь; все шарахаются от него, опасаясь даже краешком одежды коснуться бомжа.

Я отшатнулась, и – спешно – туда, в арку, за которой синеет бок подошедшего поезда. Не оглядываясь, нырнула в вагон.

«Следующая станция – Смоленская».

Пока поезд, погромыхивая, полз по темному тоннелю, я во все глаза рассматривала москвичей. Красиво одетые, с задумчивыми или улыбчивыми лицами, они завораживали меня. Моск – вичи! Удивительное слово. Точно наименование восточной сладости. Сколько раз в родном городке я слышала разговоры о Москве и ее жителях. Почти все они были сдобрены неприязнью, за которой, как за ширмой, скрывалась остро отточенная зависть: «Вот бы туда!». Кое-кто, такой же отчаянный, как я, однажды покупал билет в один конец и – ни слуху ни духу.

«Слышь, дай на пиво».

Я вздрогнула: так отчетливо и объемно прозвучал в голове голос бомжа из людского муравейника. А вдруг и он когда-то сошел на перроне, одержимый смутными надеждами, молодой и наивный, с одной лишь твердой убежденностью: не возвращаться обратно? Да, так оно и было. Так было с ним и может быть со мной. На мгновение перед моими глазами возникла женщина в обносках, с лохмотьями волос на голове, с распухшим синеватым лицом. Узнав в этой женщине себя, я вскрикнула.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Старушка в розовом пальто испуганно посмотрела на меня.

-Извините, - пробормотала я.

Глядя на бегущую за окнами поезда черноту, я поклялась, что пойду на все, чтобы не стать той женщиной в обносках.

Поезд замер, стукнули отворившиеся двери, я вышла на перрон. Оглядевшись, шагнула к близстоящей женщине и произнесла, как заклинание, как молитву:

-Подскажите, пожалуйста, как мне выйти к МГУ.

Это было желтое приземистое здание, показавшееся мне невзрачным не в последнюю очередь потому, что напротив него виднелась башенка и зубчатая линия Кремля. Я была в самом сердце страны. Всего сутки назад я стояла рядом с обшарпанным одноэтажным строением, серым до тоски, под крышей – деревянная табличка, вещающая всем и каждому: «Вокзал. Город Изюминск». Немного в Изюминске я видела изюму. И вот теперь в каких-то сотнях метров от меня лысеющий, но все еще привлекательный мужчина решает судьбу страны и ее граждан, в том числе и мою. Пожалуйста, будь добр ко мне, господин Президент!

Замечтавшись, я едва не наткнулась носом на постамент памятника, стоящего во дворе Университета. Михаил Васильевич Ломоносов.

«Что может собственных Платонов, и быстрых разумом Тевтонов российская земля рождать». Строчки запомнились со школы, а еще рассказ нашей учительницы о юноше Михайло, не захотевшем рыбалить с отцом в студеном море и отправившемся с попутными подводами в Москву.

«Почти как я», - я невольно засмеялась. Было приятно осознавать, что путь мой – не Голгофа, а протоптанная миллионами подошв дорога, идти по которой уже не так одиноко и страшно.

В приподнятом настроении я вошла во вращающуюся дверь.

Боже мой! На мгновение мне показалось, что я вновь очутилась в метро. Площадка перед турникетом, загораживающим вход на мраморную лестницу, была полна людьми. Здесь толпились юноши и девушки приблизительно одного возраста со мной, у некоторых были сумки, почти такие же, как у меня. Кое-кто был с мамой или папой.

Сидящий перед монитором охранник красен, как отварной рак, и время от времени утирал платком выступающий на лбу пот.

-Не толпитесь, - крикнул он. – По одному.

Невысокий парень с зародышем бороды на подбородке протянул охраннику паспорт. Тот взял документ, словно рыбу-пиранью. Этот человек был явно чем-то раздражен. Через мгновение стало понятно, чем именно. Откуда-то сбоку к нему подошел мужчина в такой же форме, с надписью «Security» на груди, бледный, как стена больницы.

-Где ты бродишь? - недовольно пробурчал краснолицый. – Погляди, какой наплыв, до ночи не успеем.

-Успеем, - беззаботно отмахнулся его напарник, опускаясь в кресло неподалеку.

Теперь дело пошло быстрее: толпа редела, пропуская на мраморную лестницу все новых счастливчиков. Наконец, очередь дошла и до меня.

-Ваш паспорт. А сумку оставьте здесь, - сказал бледнолицый, окинув меня мгновенным взглядом. – Деньги и ценные вещи возьмите с собой.

Деньги – две синие бумажки - и аттестат я взяла с собой, с легким сердцем присоединила свою сумку к ее собратьям, горкой возвышающимся на широкой скамье.

Охранник вернул мне паспорт, в который была вложена белая бумажка: «Факультет журналистики МГУ. Пропуск». Может быть, я сохраню эту бумажку, как и первый билет на метро.

Пройдя через турникет, я ступила на мраморную лестницу, несколько шагов вверх – и перед моим взором возник цветной портрет Михайло Ломоносова.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

-Девушка, проходите сюда, - окликнул меня молодой человек в очках с бейджиком на груди: «Сергей».

Я еще не привыкла к обращению на «вы», к слову «девушка» по отношению к себе, и слегка растерялась. В родном городе меня называли по имени, а в школе и вовсе по фамилии: «Эй, Книппер, дай списать домашку!».