Остров Свиней - Мо Хайдер

На моем лице появилась циничная усмешка. Эти слова напомнили мне былые времена в Альбукерке, когда я был молод и достаточно зол, чтобы нападать на мерзавца. Только на этот раз победителем оказался я, потому что Лекси осталась жива. Моя жизнь словно описала круг и вернулась в прежнюю точку.

— А вот это мне очень нравится, — через некоторое время сказал Стразерс, глядя на оборот второй фотографии. — Посмотрим, действительно ли он говорит то, что, как нам кажется, он говорит.

Верхняя часть была разделена на две колонки, озаглавленные «Кого прибрал к себе Господь» и «Кого прибрал к себе Антихрист». Под колонкой с Антихристом было написано: «Иуда и Ахитофел».[40] Под второй колонкой он написал: «Авимелех,[41] Самсон,[42] Малачи Дав». А внизу можно было прочитать несколько строчек:

«В доме своих друзей я был ранен, и теперь мой урожай собран, лето закончилось, дни мои как трава — ветер пролетел над ними и их развеял. Как олень стремится к ручью, так душа моя стремится к Тебе, о Господи. Ни один человек не заберет ее у меня, но я сам отдам ее Тебе на склоне своих пятидесяти лет».

Наступило долгое молчание. На кухне кто-то уронил стопку тарелок. Хлопнула дверь, послышался смех. Но за столом было тихо.

— На склоне своих пятидесяти лет? — через некоторое время переспросил я. Стразерс и Дансо кивнули. Оба внимательно наблюдали за нами, желая убедиться, что мы придем к точно такому же выводу. — В свой день рождения?

— Мы так думаем.

— Это двадцать пятое октября, — слабым голосом сказала Анджелина.

— Точно.

— И это будет…

— Завтра. — Стразерс кивнул. — Завтра. Все, что нам нужно сделать, — это продержать Алекс вне досягаемости газетчиков еще двадцать четыре часа.

Вот так и получилось, что весь следующий день мы провели в ожидании. Уверенные, что нужно лишь пережить его день рождения и все будет в порядке. И это было просто нелепо — вы поймете это, когда узнаете, что к концу дня я думал совсем не о Малачи Даве. Я начисто забыл и о нем самом, и о том, где и как собираются искать его тело. Потому что к вечеру единственное, о чем я думал, была Лекси и как случилось, что она умерла. От заражения крови. В девять тридцать, двадцать пятого октября. В возрасте тридцати двух лет.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ФЕВРАЛЬ В ЛОНДОНЕ

ОУКСИ

1

Десять пустых банок «Ньюки браун»[43]…

Напротив меня выстроились в ряд десять пустых банок из-под «Ньюки браун». Десять. Лежа в ванне, я тупо смотрел на них, пытаясь понять, за какое время я их выпил. Я никак не мог уговорить себя вылезти из ванны и пройти в туалет, но мне нужно было пописать — уже минут двадцать, так что сколько, получается, я здесь пробыл? Час? Два?

Со дня смерти Лекси прошло полтора месяца («Сепсис, — сказал тогда консультант. — С момента поступления ей угрожал сепсис, и мне трудно поверить, что вас не предупредили об этой возможности»), и, пожалуй, будет справедливо сказать, что я позволил себе расслабиться. Не знаю, что угнетало меня больше — то, что она умерла, или что Дав в конце концов победил. Каждый раз, когда кто-то находил в Шотландии труп, будь то кости, гниющие в дальнем ущелье, или что-то болтающееся в море, сразу думали, что это тело Дава. Но потом оказывалось, что это не так. Я-то думал, что его легко будет найти, но и в этом я ошибся. Иногда мне казалось, что я знаю ответы, иногда — что не знаю.

На полу зазвенел мой мобильник. Опустив руку, я схватил джинсы и тряс их до тех пор, пока он не выпал из кармана.

— Как ты считаешь, можно пользоваться мобильником в ванной? — спросил я у своего телефона. На дисплее светилась надпись: «Финн. Ответить?» — Я вот не знаю. Я имею в виду — убьет меня, если я стану разговаривать? — Я открыл телефон. — Я в ванной, — сказал я. — Это может меня убить.

— Замечательно! — сказал он. — Сейчас два часа дня, ты лежишь в ванне, а я сижу перед компьютером и жду пятнадцать тысяч слов и синопсис, которые должны были прийти самое позднее к девяти утра. Вместо этого я получил шесть рукописей и письмо от какого-то типа, который просит перевести деньги на его банковский счет.

Я не ответил. Я до сих пор тянул с контрактом, дожидаясь, пока найдут тело Дава. Но я прекрасно понимал, что могу все потерять — многое из того, что происходило на Куагаче, уже было опубликовано: публика знала о трупах свиней, о горгульях, о том, какова была жизнь пастырей психогенического исцеления. Двое бывших членов общины уже подписали контракты на публикацию своих воспоминаний. Сюжет, который последние полгода был моей главной целью, прямо на глазах ускользал у меня из рук.

— Он умер, Оукс. Умер. Ты меня слышишь?

Вытащив из воды ногу, я принялся ее рассматривать. Нога была розовой и вся в складках — как детеныш крысы. Пальцами ног я попытался завернуть кран горячей воды, но тот не сдвинулся с места.

— Оукс! — позвал Финн. — Ты меня слышишь?

Я толкнул кран сильнее. Когда это не помогло, я сменил тактику и заткнул отверстие пальцем ноги. Посмотрев на него пару секунд, я засмеялся, вспомнив один старый фильм, когда водопроводчик приходит в ванную и видит, как какая-то блондинка или брюнетка лежит, заткнув отверстие пальцем ноги. Я снова засмеялся, радуясь тому, что мой голос эхом отражается от стен.

— Оукс, ты меня пугаешь. Ты смеешься. Ты сам-то себя слышишь? Ты смеешься.

— Угу, — сказал я. — Я знаю. Я зажал кран пальцем ноги. Это забавно.

Наступило долгое ледяное молчание.

— Джо, ты можешь сидеть и смеяться оттого, что зажал пальцем этот гребаный кран, но в реальном мире каждый день появляются статьи о том, что случилось на Куагаче. Только сегодня утром написали о его жене-мексиканке, Асуньон. Она умерла на материке два года назад, ты знаешь об этом?

— Да, знаю.

Вновь наступило молчание. Я смотрел на свою ногу. Теперь она еще больше походила на крысу. На крысу, которая затыкает носом кран.

— Оукс, тебе сейчас очень нужны деньги — разве я не прав?

Я опустил ногу в воду.

— Угу, — вяло согласился я. — Ты прав. — Деньги уже давно не поступали на мой счет. За издание своих работ я больше ничего не получал. Хуже того — когда я вернулся в Лондон, то обнаружил, что Лекси без моего ведома проделала изрядную дыру в нашем бюджете. На нашем совместном счете образовался овердрафт на три с лишним тысячи из-за того, что она платила своему врачу по семьдесят фунтов за сеанс. А из клиники ей прислали письмо об увольнении. Об этой стороне своей жизни она как-то забыла мне упомянуть.

— И потом, — продолжал Финн, — вчера я слышал, как один репортер из Глазго пытался продать свою историю. Он говорит, что взял интервью у некоторых ключевых фигур в полиции и группе, которая приводила остров в порядок. Говорит, что его допустили во временный морг и у него есть фотографии.

— Фотографии из морга есть у меня, — холодно сказал я. — Я тебе уже говорил…

— Я знаю, но прошло уже почти три месяца.

— Да. И за эти три месяца я потерял жену.

Финн вздохнул.

— Мне в самом деле очень жаль. Но ты до сих пор витаешь где-то в небесах. Послушай, я хочу сказать тебе, что нужно сделать. — Я услышал, как он выключил компьютер и повернулся в кресле. — Прежде всего дай мне эти пятнадцать тысяч слов. Не беспокойся о Даве, просто сделай их и все. После этого я хочу, чтобы ты поговорил с тем мальчишкой.

— С каким мальчишкой?

— С тем, который состряпал подделку с видео. Который бродил в костюме дьявола. Для книги он очень важен. Ты еще не говорил с ним?

Я помолчал, глядя, как в лучах зимнего солнца сверкают капли влаги на оконном стекле. Анджелина была в саду. Она приехала со мной в Лондон, дожидаясь, пока найдут тело Малачи и его завещание вступит в силу. Теперь я понимал, что допустил ошибку. Я предоставил ей гостиную и матрац в оранжевый цветочек, который страшно нравился Лекси, и она валялась на нем целыми днями, плотно закрыв дверь, поднимаясь только затем, чтобы приготовить еду или поработать в саду. Она проводила там много времени, копаясь в земле и сажая овощи, иногда даже в темноте. Но больше всего времени она проводила, глядя на меня. Она могла сидеть за кухонным столом, подперев руками подбородок, и смотреть на меня, словно ожидая, когда я что-то скажу. Но я на нее не смотрел. Я знал, что, если посмотрю на нее, в моем сознании откроется уголок, который открывать не стоит.

— Ну что? — повторил Финн. — Ты взял у него интервью? Без такого интервью создастся впечатление, что ты неизвестно куда смотришь. Впечатление небрежности.

— А знаешь что?

— Что?

— Наверное, я и в самом деле такой неряшливый. Знаешь что? Я настолько неряшливый, что сейчас писаю в ванну, в которой лежу. Вода остыла, поэтому я писаю в нее, пока разговариваю с тобой.