Забытый мир - Владимир Петько

Коридор кончился большим залом. Дальняя стена терялась во тьме, по боковым плясали причудливые тени от беспорядочно наваленных коробок. Марк пнул одну, та отлетела, кувыркаясь в угол. Марк вошел во вкус, пнул вторую, третью. Что-то глухо звякнуло, по полу покатился тускло отсвечивающий цилиндр. Марк поднял ее и показал Петеру:

- Жестянка какая-то.

Петер поднес факел, и высветившаяся картинка сказала им все лучше слов. Марк выдернул из-за плеча клинок и несколькими движениями раскромсал банку. В подставленные ладони Петера шлепнулся спрессованный шмат из белой крупы и кусочков мяса. Петер откусил кусок и проглотил, не жуя. Перловка! Жирная, с мясом - такой вкусной они, пожалуй, и дома не ели. В банке было около фунта каши и секунд через десять, друзья, еще чавкая, пинали все, что попадалось на пути. Вскоре покатилась еще банка, а под стеной их ждал настоящий клад - Петер пиная очередную коробку угодил во что-то тяжелое, вскрикнул и запрыгал на одной ноге. Марк подбежал, сдернул крышку, повернул голову к Петеру, и на половине лица, освещенной факелом, ясно проступил восторг.

Комната, в которую Петер затаскивал Марка, стала их штаб-квартирой. В ней имелся стол, два широких, удобных кресла и восхитительный диван, на котором можно было валяться, сняв осточертевшие ботинки и задрав ноги на спинку. Под столом блестели тускло-желтым два открытых ящика, рядом стояла коробка с пластинками, по вкусу напоминающими сухари, этакий спрессованный хлеб в мягкой прозрачной упаковке.

Марк рыгнул и бросил за кресло очередную пустую банку. Ботинки он тоже снял, закинув ноги на стол и развалившись в кресле.

- Вот пускай теперь эти... как их там, нападают, - сказал он с тяжелой одышкой.

Петер хихикнул.

- Нет, не сейчас, сначала я остальное доем.

Марк, склонил голову и посмотрел под стол.

- Ладно, не сейчас, - взгляд его пробежался по батареям желтых кружков, торчащих из толстой бумаги. - Завтра.

Петер снова захихикал.

За окном начало смеркаться. Дождь все также барабанил по сливу, капли на окне собирались в струйки и скатывались вниз. Борясь с осоловением, друзья еще раз сходили в подвал, найдя на этот раз еще одну коробку плоских хлебцев, "галет", как гласила надпись, и две больших жестянки, по галлону объемом каждая. В первой плескалась желтоватая жидкость, в которой они узнали подсолнечное масло, а вот во второй... Во второй, в сладком сиропе плавали половинки консервированных абрикосов. Снова возобновилось чавканье, перемежаемое усталыми вздохами. Прикончив почти всю банку, путешественники улеглись. Безмятежное счастье их, впрочем, длилось недолго - меньше чем через час, ослабшие за последнее время желудки настойчиво позвали парней вниз, на первый этаж, к тем чудесным конструкциям, к произведениям искусства, которыми стали в этом мире обыкновенные нужники. Но конечно такая мелочь не могла испортить друзьям этот вечер. Поглядев на потоки воды, текущие из вделанных в стену кранов, они разделись догола и вымылись, заодно и, постирав одежду, задубевшую от пыли и пота. После чего голышом, в одних ботинках, хлюпающих от стекающей с ног воды, поднялись в свое убежище. Марк хотел съесть напоследок еще одну баночку, и Петеру пришлось отгонять его мечом. Подперев дверь они, наконец, нырнули в блаженное забытье.

Петеру снилась комната, в которой они ночевали, только освещенная ярким солнцем. В кресле ворочался Марк, натягивая странного покроя одеяние - штаны и рубаху сшитые вместе. Потом они шли по городу, приветливо шелестевшему листвой с раскидистых деревьев, и по голубому небу плыли многоэтажные облака, то скрывавшие ласковое желтое солнце, то снова позволявшие ему слепить глаза.

- Помнишь, Наблюдатель сказал, что разум - это просто способность абстрактно мыслить? - спросил бодро вышагивающий Марк.

Петер посмотрел на друга с улыбкой. Темно-синее одеяние Марка, "комбинезон", всплыло откуда-то из глубин памяти, весь покрыт нашивками с эмблемами и строчками цифр и букв. Самая большая эмблема на коротком, до локтя, рукаве - восьмилучевая звезда и косой парус, летящий от нее. На лице у Марка уверенная доброжелательность, влажные волосы зачесаны набок и глаза его почему-то ослепительно голубые. Да и весь он выглядел как-то непривычно, толи повзрослевший, толи просто уверенный в себе.

- Помню, конечно, а что?

- Я тут задумался, а что такое разум не с точки зрения человека, а с точки зрения вселенной?

- И что же у тебя вышло? - ухмыльнулся Петер.

- Давай с тобой возьмем пространство - небрежным тоном начал Марк, - по сути ведь это плоть вселенной. И вот лежит оно себе, никого не трогая, равномерно по всему континууму. В универсуме чистота и порядок. Теперь добавляем материю. Сразу начинаются негативные последствия - скопления материи искривляют пространство, добавляется куча дестабилизирующих эффектов: время, гравитация и тому подобное. Красивая и чистая вселенная покрывается мириадами язв и коростой из космической пыли.

- Получается, материя - это болезнь пространства? - удивился Петер.

- С точки зрения тех, кто жил во вселенной без материи - да! Теперь дальше. Материя появилась, все к ней привыкли, никто не плюется и не возмущается. Но тут происходит ужасное - комбинация широко распространенных элементов, вода и энергия излучения горящей рядом звезды...

- И получается жизнь, - кивнул Петер.

- А теперь смотри, - с энтузиазмом продолжил Марк. - Висит себе в пространстве небольшой шар...

- Никого не трогает, - хихикнул Петер.

-... точно. Исправно подчиняется физическим законам, на шарике может и нет чистоты, но порядок гарантирован. И тут в какой-то теплой луже, это я условно, конечно, из спиртов, кислот и прочих пиримидинов образуются моносахариды, аминокислоты, нуклеотиды, а из этих через пару мгновений белки, полисахариды и нуклеиновые кислоты. И не успел ты глазом моргнуть, как красивый величественный шар, кишит всякой мерзостью, полностью покрытый липкой, вонючей слизью. И слизь эта с каждым днем поглощает все больше чистой незараженной материи, перерабатывая ее для своих нужд.

- Короче, жизнь - это болезнь материи, - прервал Петер.

- Точно. Паразит, поселившийся на теле хозяина и... Нет, есть лучше аналогия - раковая клетка. Карцинома, у которой лишь одна потребность - безудержный рост, захват всего, до чего она может дотянуться.

- Я тебя уже понял, - поморщился Петер. - Дальше что?

- Дальше? - поднял брови Марк. - Дальше все привыкают к этой протоплазме, осознают, что все не так уж плохо, протоплазма тоже понимает, что нужно подчиняться законам и сохранять, по возможности, во вселенной порядок. Ну, или на данный момент подобие порядка. На короткий миг наступает затишье. Все делают, что должны делать, никто никому не мешает. И тут в проклятой протоплазме, в самом слабом звене мироустройства, возникает новый кошмар. Ганглии кишащих в слизи паразитов в безумной эволюционной гонке, когда решается, кто кого будет жрать, обрастают тоненькой такой коркой. И кора эта позволяет слизнякам абстрактно мыслить. Брать совершенно произвольные части мироздания, взаимодействовать с ними по-всякому, потакая лишь своим прихотям. Устанавливать свои законы и порядки, разрушать то, что мешает, созидать себе на потеху совершенно кошмарные, никак не вписывающиеся в естественное равновесие вещи. Тысячи видов, неугодных новоявленным хозяевам бедного шарика, уничтожаются, остальные уродуются, чтобы соответствовать хозяйственным нуждам. Когда носители инфекции овладевают энергией микрочастиц, достается и самой планете, взрастившей этого монстра. Потом обладатели разума выходят в космос и начинают заражать ближние системы. Но им этого мало, и они начинают лезть в соседние континуумы...