Смерть по сценарию - Наталья Андреева

— Принес, извинился, что не сразу. Он, видите ли, строго выполнял завещание друга, теперь, после того как расследование закончится, издаст этот роман, он у Максима Николаевича есть целиком, с разными там воспоминаниями о детстве, лирическими отступлениями и прочей белибердой. А потом опишет, как велось следствие, каким необыкновенным человеком был покойный писатель, как задумал сценарий смерти, но выдал сначала за шутку, чтобы никто ему не помешал осуществить свой замысел.

— Как дела деминского издательства?

— Неплохо.

— И сколько он на этой «Смерти…» заработает?

— Что я, коммерсант?

— А на остальные книги Клишина у него тоже есть дарственная?

— Похоже, что да. Тот завещал свое творчество человеку, который прославит его имя.

— Что, такая жажда славы, а?

— Это ты у тех спроси, кто ради нее вены себе вскрывает.

— Значит, теперь будет поднята шумиха вокруг этого расследования. Еще бы! Написан детектив, автор которого и есть сама жертва! Потом неожиданная развязка, как положено, и лавры Демину в виде прибылей от продажи книги, ведь он, получается, и издатель, и владелец творческого наследия одновременно. Да, заработать на этом можно неплохо.

— Ты все еще про свое, Леша? Ну так я тебе скажу, что мы нашли приятеля Клишина, того фотографа.

— Голубого?

— Ну да. Он до сих пор по своему другу убивается, безумная, говорит, была любовь. Если бы, говорит, знал, для чего ему нужна ампула с ядом, ни за что не отдал бы.

— А это та ампула?

— Ну да. Там капелька белой краски была на донышке, фотограф ее случайно поставил на свежевыкрашенный подоконник у себя дома.

— А та, что для Аллы знакомый химик доставал?

— Про ту ампулу ничего не ведомо.

— Куда же такая штука делась? Ты же раньше говорил, что на ней маркировка того химико-фармацевтического комбината, с которого получала продукцию лаборатория знакомого Гончаровой.

— Ты думаешь, так много комбинатов в Москву свою продукцию поставляют? Ну, ошиблись. Я заглянул к тому химику, сверил маркировку и показал ампулу, так он подтвердил, что не та.

— А сразу нельзя было это сделать?

— Сразу мы как раз вцепились в версию о том, что к убийству Клишина причастна Алла Константиновна Гончарова, за это ее и убили.

— И за что, получается, ее убили теперь?

— Знаешь, я не хотел тебе говорить… У нее в сумочке нашли какие-то таблетки, они были рассыпаны в кармашке, без всякой упаковки. Химический анализ показал, что это желудочные средства, Гончарова маялась гастритом и часто принимала препараты от изжоги и болей. Возможно, съела что-нибудь в том итальянском ресторане, ее скрутило, и Алла Константиновна что-то приняла. А среди желудочных таблеток оказалось снотворное, она про это забыла, и…

— Чего же у нее таблетки были без пузырька?

— Ну, эти женщины такие рассеянные, сам знаешь.

— Я Аллу видел, она была настолько приземленной, что фантазиями, от которых и происходит всякая рассеянность, там не пахло.

— Может, она после смерти Клишина так расстроилась, а потом эта ампула, и мы с тобой ее стали трясти, и еще с племянницей мужа поцапалась.

— Откуда ты знаешь, что они поцапались?

— Демин рассказал: Алла очень нервничала, плохо спала. Пузырек-то в кабинете мужа нашли.

— Но не в ее же спальне?

— А может, они вместе употребляли, не таскать же туда-сюда? Ну, отсыпала маленько, а потом забыла.

— А кто тогда к Гончарову приходил?

— Да никто к нему не приходил. Доковылял старикан до прихожей, хотел позвонить, не дошел, брякнулся на пол.

— Почему из кухни не позвонил? Там же есть параллельный аппарат.

— Почему-почему… Замучил совсем. Кому и что ты хочешь доказать? Про ампулу выяснили, что Клишин звонил Гончарову около восьми вечера, ты сам мне сказал, есть свидетельница, про твою пуговицу тоже все ясно. Даже предсмертная записка есть с личной подписью Павла Клишина.

— Но Демин там был?

— Да, Демин там был.

— Вот видишь!

И Вера Валентиновна была.

— Что она показала?

— Что случайно увидела у Демина на столе рукопись «Смерти…», когда приезжала разговаривать об отсрочке долга, прочитала выборочно несколько страниц и заглянула в конец, испугалась.

— Чего? Не за племянника, во всяком случае.

— Ну, она и не скрывает, что знала про то, что Павел написал завещание в пользу своего сына от Любы. Они, кстати, с Любовью Николаевной подруги.

— Вот как?

— Та сказала, что ее семья такого наследства не примет, будет скандал, да и самой неохота ходить по судам, но Паша уперся так, что не сдвинешь.

— Еще бы! Если Самойлова начнет отдавать долги, дача все равно отойдет к Демину, зачем же лишние нервы тратить? А Любовь Николаевна не знала, случайно, от своей подруги, как погибли Пашины родители? Ты не спрашивал?

— Короче, когда Вера Валентиновна догадалась, что племянник действительно покончил жизнь самоубийством, она решила изъять завещание, в чем и призналась.

— И когда она приехала на дачу?

— В половине девятого. Павел ходил звонить, а она шарила в комнате. Пока нашла, полчаса прошло, приехала Люба, Вера Валентиновна спряталась на втором этаже, потом приехала Алла и поднялась в спальню наверху. Самойлова ушла в соседнюю со спальней комнатку и оттуда слышала, как та сразу позвонила.

— Так Алла с Любой видели друг друга?

— Выходит, что так.

— И почему Люба не уехала?

— Возможно, ее Клишин специально попросил, ему же нужно было получить еще одного героя для своей пьесы. Ну, наплел, что хочет от Аллы избавиться, а та не уйдет, попросил посидеть, чтобы довести Гончарову до белого каления.

— Понятно: Любе сказал, что не хочет, чтобы осталась Алла, а Алле — что мечтает избавиться от Любы. Блестящий ход!

— Ну а потом?

— Когда Павел вышел встречать Гончарова, Вера Валентиновна смогла выбраться из дома.

— И хладнокровно оставила племянника наедине с желанием покончить с собой? Впрочем, оставила же она родную сестру замерзать в снегу от потери крови. А дальше?

— Она говорит, что встретила машину Демина в двух километрах от клишинской дачи, и было это где-то в половине одиннадцатого. Он вышел, поздоровался, сказал, что очень переживает за Павла, хочет поговорить с ним, остановить его. Они поговорили минут десять, и Демин поехал.

— А почему он машину в лесу оставил?

— Говорит, просто захотел в туалет.

— Ха! С перепугу, не иначе.

— А что? Все мы люди. Потом решил по лесу прогуляться.

— И пришел к Клишину, когда тот был уже мертв?

— Ну да. Увидел труп, понял, что опоздал, и очень расстроился.

— Несчастный. А что говорит та тетенька о времени, когда видела в лесу джип?

— Да ничего не говорит. Она так напугалась, что не помнит, тот вечер был или не тот, видели они машину или не видели машину.

— Сколько лет ее внуку?

— Да ты что, Леша? Ребенка допрашивать? Ну, шесть ему всего.

— Маловато. Значит, Демин утверждает, что видел труп.

— Похоже, что все так и было.

— Нет, не мог я так бездарно ошибиться, не мог!

— Да все мы люди.

— Я же с самого начала понимал, куда Клишин клонит, все эти цитаты, которые Сереге Барышеву зачитывал, вся эта галиматья о том, что жизнь дерьмо… Я же сразу все это понял!

— Вот видишь.

— Но там еще что-то было.

— Начальство дало директиву. Дело ясное, Леша. Ты сам знаешь, сколько у нас проблем, чтобы еще и в очевидном сомневаться.

— Сразу бы так и сказал.

— У нас все есть, чтобы принять версию Демина, и нет ничего, чтобы доказать обратное, ни малейшей зацепки. Да я и не представляю, что там еще могло быть. Этот Клишин псих, больной человек, он сам признается, что не считает себя нормальным.

— Он хотел, чтобы его не считали нормальным, просто за уши притягивал всю свою необыкновенность, нестандартность, прямо из кожи лез. Но он был обычным человеком, и в этом, похоже, и есть ключ.

— Какой ключ?

— Ко всему, что произошло.

— Это уже твое дело.

— А ты свое сделал?

— Здесь опять труп нашли, на соседних дачах. Голый мужик в одних трусах под чьим-то забором. Представляешь? Беда с этими дачниками.

— Последнюю услугу можешь оказать?

— Ты для меня столько сделал. Честное слово, мне бы такой талант!

— Сам видишь, как подводит иногда интуиция.

— Но ты же первый сказал, что Клишин сам все улики подбросил? Я не догадался бы. Так что я могу?

— Адрес Демина. И где его издательство находится.

— Ты что надумал?

— Хочу поговорить о некоторых вещах, которые он собирается описывать в послесловии к клишинскому роману. Я ведь в этом романе тоже фигурирую, как и моя жена, мне это не безразлично.

— А… Ну, это всегда пожалуйста.

— Я возьму для коллекции эти размышления покойного?