Вечная ночь - Полина Дашкова

— Ребята, у нас мотор через три минуты! — крикнул кто-то.

Оля принялась быстро снимать разводы грима, кое-как припудрилась, тронула губы помадой.

— Да, теперь значительно лучше. — Миша поднялся и одобрительно оглядел её. — Пойдёмте в студию, уже пора.

— Почему этот мальчик позволяет себе так разговаривать? — шёпотом спросила Оля.

— Не обращайте внимания. Он привык работать с моделями.

— А с ними так можно? Они что, не люди?

— Фиг их знает. — Миша поморщился и махнул рукой. — Да, я забыл вам сказать. Пока не стоит озвучивать версию с детским порно. Женя — дочь Качалова, он очень известная фигура, связан с бандитами, олигархами, политиками. Всякие сибирские уголовные губернаторы тащатся от его песен. Он может нанять адвоката, и нас чёрт знает в чём обвинят. Мы с вами просто поговорим о серийных убийцах.

На пороге стоял высокий солидный мужчина в светлом плаще нараспашку. Под плащом хороший костюм, галстук. В руке небольшой портфель из мягкой чёрной кожи. Тёмная с проседью бородка, усы, дымчатые очки. Лёгкая одышка. Наверное, не стал ждать лифта, поднялся пешком на четвёртый этаж. Приятная улыбка. Крупные белые зубы сверкают из-под тёмных усов. Сразу видно, серьёзный, порядочный человек.

— Здравствуйте, простите за вторжение. Боялся опоздать, но пробок совсем не было. Вот, приехал раньше на полчаса. Когда ездишь по Москве на машине, невозможно точно рассчитать время. У вас есть автомобиль?

— Есть, но я вожу очень редко.

— Из-за пробок?

— Отчасти из-за них. Но главное, нет необходимости. Школа совсем близко, предпочитаю пешком. Только иногда езжу на машине на дачу. Правда, после смерти жены я туда почти не выбираюсь. Проходите, пожалуйста. Нет-нет, можете не разуваться.

Гость кивнул, снял плащ. Борис Александрович усадил его в кресло в гостиной, сам уселся напротив.

— Где же вы её держите? — спросил гость, продолжая улыбаться.

— Кого?

— Машину.

— Прямо под окнами.

— Надо же! — Гость тихо присвистнул и покачал головой. — Не боитесь?

— Кому нужна моя старушка? У меня «Жигули»-шестёрка.

Общаться с гостем было легко, словно они давно знакомы. У него получалось говорить и улыбаться одновременно. Редко кто так может. Пожалуй, хорошо, что он сначала решил поболтать о ерунде, о пробках и проблемах с парковкой.

— Меня долго не было в Москве, я работал за границей и вот вернулся, а машину ставить негде. Раньше во дворе у моего дома было полно места, а сейчас не сунешься, особенно вечером. Погодите, я вроде бы у вашего подъезда не видел ни одной «шестёрки».

— Она с другой стороны дома, на улице, прямо под балконом. — Борис Александрович поднялся с кресла, открыл балконную дверь.

Гость вышел вместе с ним, перегнулся через перила. С высоты четвёртого этажа, в фонарном свете, машину было хорошо видно.

— Вот эта? Красная?

— Нет. Зелёная. С решёткой на крыше.

— Ну, вовсе не старушка. Можно сказать, девица. Сигнализация хотя бы есть?

— Нет. Я снял. Она была дурацкая, включалась сама по себе и выла ночами. — Борис Александрович поёжился, закрыл балкон. — Холодно. Весны все нет. Может, чаю или кофе?

— Спасибо. От чая не откажусь.

Когда он вернулся из кухни с подносом, гость стоял посреди комнаты, изучал фотографии.

— Ваши ученики?

— Да.

— Совсем другие лица, — гость покачал головой, — выпуски семидесятых, восьмидесятых очень отличаются от нынешних. Вам не кажется?

— Конечно. Разные поколения. Но в каждом есть и хорошее, и плохое. Труднее всего пришлось тем, кто оканчивал школу в конце восьмидесятых. Тогда все встало с ног на голову. Ценность образования упала, считалось — зачем учиться, если торговец в коммерческом ларьке зарабатывает больше академика?

— Да, время было ужасное. — Гость тяжело опустился в кресло. — Но сейчас не лучше. В определённом смысле даже хуже. И, как всегда, виноваты взрослые, а страдают дети.

Борис Александрович разлил чай по кружкам. Гость вдруг занервничал, стал покашливать, облизывать губы.

— Страдания детей — это так ужасно. Жизнь бывает страшнее смерти. Грязь, мерзость, растление. Надо спасать детей, пока они маленькие, пока остаётся в них что-то чистое, светлое. Невыносимо наблюдать, как они деградируют. Сердце разрывается.

Голос вдруг стал глухим, хриплым, на лбу блеснули капли пота. Глаз не было видно за стёклами очков, но Борису Александровичу почудилось, что глаза закрыты, что его гость впал в какое-то полусонное состояние. Это выглядело странно, даже немного страшно.

— Михаил Николаевич, вам нехорошо?

— А? Что? — Он дёрнулся, выпрямил спину. Руки спокойно легли на колени.

— Вы хотели поговорить о Жене, — мягко напомнил старый учитель.

— Простите. Я волнуюсь. Даже не знаю, с чего начать. — Он ещё раз прокашлялся, голос стал нормальным. — Видите ли, я уже, кажется, говорил вам, меня долго не было в России, я работал за границей. И вот, вернувшись, узнал, что в жизни моей племянницы происходит катастрофа. Ситуация в семье такова, что Женя не может поделиться ни с матерью, ни с отцом.

Он сморщился, потёр лоб, прикоснулся к дужке очков, словно хотел снять их, но не снял.

— Да вы пейте чай, не волнуйтесь, — подбодрил его старый учитель.

— Как же не волноваться? У вас есть дети?

— Сын. Уже взрослый. Живёт в Америке.

— А у меня никого, кроме Женечки. Конечно, я сам виноват. Нельзя было уезжать так надолго. Пока я отсутствовал, Женя попала в чудовищную ситуацию. Она мне все рассказала. Она снимается в детском порно и обслуживает клиентов-педофилов. За деньги.

Гость низко опустил голову, сжал виски. Борис Александрович хлебнул чаю. Гость к своей кружке не притронулся.

— Я знаю, — сказал старый учитель.

— Да, она сказала мне, что вы знаете. И теперь ко всем прочим страхам прибавился ещё один. Она боится, что вы расскажете об этом в школе, позвоните её маме. Видите ли, она хочет прекратить всё это. Прекратить и забыть, начать новую жизнь. Вы понимаете, о чём я?

— Конечно, понимаю. Никому в школе я говорить не буду. Что касается мамы — да, я собирался ей звонить.

— Собирались? Но ещё не звонили?

— Нет. Не успел. Скажите, а вы, если я правильно понял, брат Жениной мамы?

— Да. Совершенно верно. Старший брат. У нас с Ниной огромная разница в возрасте. Так получилось, что я был ей вместо отца. Правда, в последние годы отношения между нами испортились. Она отреклась от меня и говорит, что никакого брата у неё нет.

— Даже так? — удивился Борис Александрович и сочувственно покачал головой.

— Именно так. Со стороны это выглядит нелепо, дико. И, кстати, для Жени наш разрыв стал дополнительной тяжелейшей травмой. Как вы думаете, почему с ней это произошло? Потому, что в семье с самого её младенчества были сплошные конфликты. Отец ничтожество, похотливое животное. В мире так называемой попсы они все животные. Он ушёл от Нины, когда Женечка была совсем крошка. Нина стала пить. Знаете, как легко спиваются женщины? Нет, я не дал ей окончательно опуститься. Она прошла курс лечения, сейчас все сравнительно благополучно. Но мне она не может простить, что я помню её безобразные запои. Я прошу вас, ни в коем случае не звоните Нине. Она человек нервный, непредсказуемый, и реакция может быть любая, вплоть до суицида.

— Хорошо. Допустим, я не стану ей звонить. Но вдруг она всё-таки узнает? Не от меня, не от вас, откуда-то ещё.

— Откуда? Женя никогда не расскажет.

— Но я ведь узнал, — напомнил Борис Александрович, — совершенно случайно, наткнулся на картинку в Интернете.

— Нина не пользуется Интернетом. У неё слабое зрение. Да, кстати, насчёт случайностей. Есть один очень неприятный момент. Язык не поворачивается произнести вслух. — Гость быстро взглянул на часы, встал, прошёлся по комнате.

— Ну говорите, раз начали. — Старый учитель попробовал улыбнуться, но вышла гримаса. Он почувствовал, что краснеет, и это было совсем уж глупо.

— Вы встречались с ней вечером, в сквере у казино? — спросил гость, глядя на него снизу вверх.

— Да. Но…

— Вы назначили ей свидание, — гость говорил быстро, жёстко, словно допрашивал Бориса Александровича, — вы угрожали, что, если она не согласится прийти к вам домой, вы расскажете директору школы о порносайте.

— Это ложь! У нас был совсем другой разговор! — Старый учитель вцепился в подлокотники так, что побелели костяшки пальцев.

— Кто-нибудь, кроме вас двоих, присутствовал при этом разговоре?

— Нет.

— То есть поблизости не было ни души? Только вы и она?

— За кустами у ограды стояла машина.

— Какая машина? Вы её видели?

— Только свет фар. Было уже темно.

— Ни цвет, ни марку, ни номер вы не знаете?

— Нет. Послушайте, я не понимаю…

— Вы говорили с Женей о порносайте?

— Да, но я не угрожал, совсем наоборот…

— Борис Александрович, не надо оправдываться. — Голос гостя опять стал мягким, вкрадчивым. — Я вам верю. Вам, а не ей. Если бы я хотя бы на секунду усомнился в вашей порядочности, никогда не пришёл бы сюда. Женя билась в истерике. Я пытался её успокоить, но тщетно. Она говорила, что не хочет жить, что все мужчины похотливые скоты. И рассказала о вас, Борис Александрович. Будто вы тоже… как бы приличней выразиться? Проявляли к ней определённый интерес, отнюдь не учительский. Извините. Я счёл своим долгом предупредить.