Андропов. 7 тайн генсека с Лубянки - Сергей Семанов

Все члены партийного синклита дружно загалдели, закивали головами: «Правильно», «Верно», «Мы согласны»…

Маршал Д.Ф. Устинов поставил последнюю точку в обсуждении: «Я считаю, что надо поручить Константину Устиновичу Черненко выступить на Пленуме с соответствующей рекомендацией об избрании тов. Андропова Ю.В. Генеральным секретарем ЦК КПСС».

Все вновь дружно заговорили: «Правильно, поддерживаем».

Так вот творилась история в брежневско-андроповскую эпоху. Только и остается сказать: скучно! И действительно, среди двадцати одного человека не обнаружить ни одной яркой личности! В том числе, разумеется, и новоиспеченного Генсека. Интриганом он был великолепным, заговорщиком оказался удачным, окружение незаметно успел создать себе вполне определенное, но… и все. Однако этого оказалось довольно, чтобы выйти вперед среди окружавшей его такой серой толпы. Все произошло легко и быстро. А ведь совсем недавно…

7 ноября Брежнев, несмотря на плохую погоду, отстоял парад и отправился на дачу. Отдохнув, 9-го вышел на охоту, вернулся в хорошей форме и бодром настроении. Рано лег спать и велел дежурному разбудить его в восемь утра и приготовить документы к предстоящему Пленуму ЦК по науке. Лег, а под утро, тихо, не приходя в сознание, скончался. «Отошел», – как говорили в таких случаях в старину. И еще говорили: как жил, так и помер. Он, проживя в жуткое время, всегда оставался в душе добрым человеком, заслужив у Господа милость легкой кончины. Увы, его преемник скончался совсем иначе…

Смерть Брежнева наиболее достоверно и подробно описана в воспоминаниях Юрия Чурбанова:

«9 ноября Леонид Ильич приехал из Завидова на свою дачу в Заречье. Он был в хорошем настроении, хорошо себя чувствовал. Вечером посмотрел программу «Время» – он никогда ее не пропускал. А до программы «Время» один или два документальных фильма. После этого сказал начальнику охраны:

– Разбуди меня завтра в 8 часов, поедем в ЦК, надо поработать над документами к Пленуму.

Врача и медсестру, которые дежурили на даче, Леонид Ильич всегда на ночь отпускал домой. По складу характера он не любил, чтобы медики его чрезмерно опекали.

Леонид Ильич поднялся к себе в спальню и лег, принял традиционные таблетки, которые ему постоянно подсовывала медсестра Коровякова. Комитетский человек. Там, начиная с кухарки, все были комитетчики.

Ночью, как говорила потом Виктория Петровна, около 4 часов Леонид Ильич вставал в туалет, затем снова лег в постель. Спал он на двух подушках: внизу большая плоская, сверху маленькая. Утром Виктория Петровна встала, как обычно, раньше всех. Это было связано с приемом лекарств. Шторы на ночь опускались, в спальне было темно, она ничего не заметила; приняв лекарства, выпив кофе, позвонила начальнику охраны: пора будить Леонида Ильича.

И когда пошли будить, увидели, что он сполз с этой маленькой подушки. Поза была неестественная, он не подавал признаков жизни. Как могли, в меру своей обученности, охранники начали делать искусственное дыхание. Но всем было ясно, что помочь уже ничем нельзя.

Тут же было сообщено Чазову. Внучка Леонида Ильича позвонила мне в машину около девяти:

– Срочно приезжайте, с Леонидом Ильичом плохо.

Я заехал за женой, она тогда работала в Министерстве иностранных дел, и мы со всей возможной скоростью направились на дачу. Виктория Петровна сказала, что уже приезжал Андропов и взял портфель, который Леонид Ильич держал в своей спальне. Это был особо охраняемый «бронированный» портфель со сложными шифрами. Что там было, я не знаю. Он доверялся только одному из телохранителей, начальнику смены, который везде его возил за Леонидом Ильичом. Забрал и уехал.

После Андропова прибыл Чазов, зафиксировал смерть».

Конечно, свидетельство Чурбанова может быть пристрастным, у него не было оснований любить Андропова. Но портфель все же был, а изъял его именно Андропов, да еще довольно-таки бесцеремонно. Будем надеяться, что о содержимом портфеля мы когда-нибудь узнаем…

Смерть Брежнева, хотя она всеми ожидалась чуть ли не со дня на день, произошла все-таки внезапно. Однако, исходя из общей обстановки на вершине власти, все просто и объяснимо: кроме Андропова не имелось никаких реальных претендентов.

Конечно, Андропова многие не любили, но «старики», толпившиеся около Черненко (Гришин, Тихонов, Соломенцев), не успели организоваться (они сделали это через год, но уже было поздно). Провинциалы, включая Романова, в игру, как обычно, не включались. Устинов свое ведомство смог бы поднять в любую сторону, но он предпочел Андропова. Громыко – слишком стар и равнодушен.

А Андропов был готов, и его люди готовы. Сильный Щелоков без Брежнева перестал уже быть фигурой, к самостоятельной роли, да еще в попытке силовой борьбы, он был никак не способен. Не теми силенками он располагал…

Вот и все.

По интриганскому своему коварству Андропов немедленно занялся кремлевской чисткой. Мигом исчезли Щелоков (сперва на пенсию, то есть в «райскую группу», как называли отстойник безработных маршалов). Затем Федорчука ставят шефом МВД. Надо знать нравы и традиции советских карательных органов, чтобы понять всю унизительность этого назначения. Уже с 1918-го ЧК и «лягавка» (милиция) тайно и злобно враждовали меж собой, но огромный перевес все 70 лет был за Лубянкой. И вот главного шефа КГБ – в «лягавку»… Впрочем, и там он просидел недолго. А во главе Лубянки Андропов поставил днепропетровца Чебрикова, который ему, видимо, в чем-то важном услужил. Военного бюрократа Устинова Андропов совсем не опасался. Итак, «органы» были подтянуты сразу.

Об этих важнейших перемещениях на высших государственных постах сохранилось любопытное свидетельство относительно скромного кремлевского чиновника О. Захарова, оставившего воспоминания с весьма характерным заголовком «Из записок бывшего секретаря трех Генсеков». Точное название для материалов, которые им собраны. Он с внимательностью камердинера к подробностям описывает, как Андропов издал указ «об освобождении Щелокова от обязанностей министра внутренних дел СССР. Вместо него назначался Федорчук. Через некоторое время Федорчук был приглашен к Андропову, и я, находясь в тот момент в кабинете по вызову Генсека, стал невольным свидетелем произошедшего разговора.

– Мы тебе присвоим звание генерала армии, – сказал Андропов. – Ты ни в чем не будешь ущемлен. Получишь нашу поддержку во всем.

Федорчук воспринял назначение без всякого энтузиазма и, выйдя из кабинета, произнес только: «Да…».

Вскоре позвонил Щелоков и попросил доложить Андропову о своей просьбе переговорить по телефону, что я и сделал. Юрий Владимирович тут же с ним соединился, а перед этим сказал: «Щелоков дачку просит. Ну что же, дадим ему небольшую дачку…». Вскоре выяснилось, что Щелоков просил не «небольшую дачку», а нечто совсем иное. За 17 лет работы министром он практически приватизировал большую государственную дачу МВД № 1 и госдачу № 8, которая служила и как Дом приемов МВД. Он занимал также большую служебную квартиру на ул. Герцена, 24. И на дачах, и на служебной квартире хранилось огромное личное имущество Щелокова и его семьи, которое уже не умещалось в его частных дачах, а также на дачах его сына. На одной из дач ковры лежали в восемь слоев – друг на друге, а картины известных русских художников – под кроватью».

Как говорится, «и так далее». Впрочем, о «деле Щелокова» мы подробнее расскажем ниже, оно в высшей степени характеристично для завершающего периода брежневской эпохи.

На новой должности Генерального секретаря Андропову пришлось решать великое множество самых разнообразных дел, многие – если не большинство – из которых носили второстепенный, а то и просто-напросто рутинный характер. Да, обстановка на заседаниях Политбюро была для него не новой: уже пятнадцать лет он заседал там в качестве кандидата и девять – как полноправный член этой самой решающей инстанции великой страны, чьи постановления уже никто отменить или даже поправить был не в силах. Так, но тогда подавляющее большинство тех дел его, как руководителя КГБ, непосредственно не касалось. Он, как и его коллеги, послушно голосовал вместе с большинством, тем более соглашаясь с мнением Генсека. Теперь настали иные времена – он, лично он отвечал за все. Совсем с иным напряжением сил приходилось ему теперь готовиться к этим заседаниям и тем паче проводить их. И так – почти каждую неделю.

В архиве бывшего уже теперь ЦК КПСС сохраняются с великой бережностью документы так называемой «Особой папки» – материалы заседаний Политбюро. Готовили их, а потом сохраняли для архива несколько сотрудников Общего отдела ЦК. Они были строго засекречены и всем им, даже рядовым, запрещалось при любых обстоятельствах пересекать границы Советского Союза. Ныне эти сверхсекретные недавно документы стали достоянием историков, многое опубликовано.