За день до полуночи - Стивен Хантер

– Простите, но они все начинают у меня сливаться. Я уже несколько часов смотрю на них. Не думаю, что он здесь. Что-то подсказывает мне, что его здесь нет.

– Вы смотрите на них всего полчаса. И, как мне кажется, не очень внимательно.

Это замечание агента разозлило Меган.

– Я смотрю внимательно, у меня хорошая зрительная память, и лицо этого человека запечатлено в ней. Я знаю это лицо, помню его. Хотите, чтобы я просмотрела все еще раз?

– Нет.

– Возможно, если бы у вас был специалист по составлению фотороботов, я смогла бы описать этого человека, а потом компьютер помог бы вам найти его.

– Это долгая история. Да и статистика свидетельствует, что это редко срабатывает.

– Может быть, я смогу нарисовать его. Я имею в виду…

Агенты смотрели друг на друга, как самые настоящие Тупицы, в их раскрытые рты мог залететь самолет. А Меган ее предложение показалось просто элементарным.

– Она же художница, черт побери! – воскликнул один из Тупиц. – Проклятье! Какого черта мы не подумали об этом раньше?

– Это моя вина, я должна была…

– Не беспокойтесь об этом. Фред, дай ей бумагу и… ручку, да?

– Ручка подойдет.

Меган взяла шариковую ручку и положила перед собой чистый лист бумаги.

– Отлично, – сказала она, глубоко вздохнув. Меган не рисовала уже много лет, она почувствовала, как налилась тяжестью ручка в ее руке. Она робко провела линию, потом другую, еще одну… и вдруг работа захватила ее. Рисуя, Меган ощущала, как из памяти всплывают детали, она припомнила его доброжелательность, уверенность в себе. Создавалось впечатление, что у этого человека все получается. Она ведь даже подумала, что он еврей, герой Израиля.

Как же она могла так ошибиться? Меган поймала себя на том, что так и рисует еврея, героя Израиля. Потому что было в нем что-то такое, что делало его в ее глазах правдивым, даже несмотря на все коварство и хитроумный обман. И Меган решила, что он на самом деле герой, наверное, такой же храбрый, как любой герой Израиля, и эту его храбрость она тоже пыталась нарисовать. Попыталась она передать и его своеобразие, необычайный дар подчинять своей воле людей. В глазах какой-то блеск и внутренняя сила духа, выступающий подбородок, резко очерченный рот, решительная поза, ясный взгляд. Она запомнила его манеру поворачивать к собеседнику лицо целиком, а не вполоборота или в три четверти – жест человека, который любит думать о себе, как об обаятельном. Все это Меган попыталась нарисовать. У нее даже заболели пальцы, так сильно она сжимала ручку. Ее глаза и рука не солгали. Меган посмотрела на рисунок. Да, это был он.

Именно так, это он. Возможно, она не смогла с достоверностью передать его возраст, а блеск в глазах скрыл внутреннее напряжение, но это был он. Может быть, не удались и волосы, обычно она не обращает на них внимания. Но это был он.

Агенты столпились вокруг, наблюдая за работой.

– Ну вот, – наконец вымолвила Меган. – Похож на кого-нибудь?

Агенты молчали, затем стали высказываться один за другим.

– Нет. Но портрет хорош. У вас он прямо как живой. Но нет, нет, я его никогда не видел, – сказал первый Тупица.

– Минутку, – произнес второй, – напоминает полковника из стратегического командования ВВС, которого мы допрашивали семь лет назад, когда он проходил по делу о махинациях с недвижимостью. С утра его считали одним из самых вероятных кандидатов, пока не отыскали его в Батте, штат Монтана, где он преподает в средней школе.

Тянулись секунды, не слышали еще третьего Тупицу, самого молодого, который звонил по телефону и подавал кофе.

– Фред?

– Думаю, надо посмотреть в досье ЦРУ.

Он подошел к столу, где лежали еще четыре или пять громадных фотоальбомов, прочитал заглавия на обложках, выбрал один и подошел к Меган. Она почувствовала, как его дыхание сделалось хриплым. Меган не видела, что это был за альбом, Фред быстро раскрыл его и нашел нужную страницу, С нее на Меган смотрели шесть человек, все в форме. Но это была не американская форма, как в альбоме с теми военными, который она уже просмотрела.

Мундиры со стоячими воротниками и вшитыми плечами, украшенные множеством наград. Лица были суровыми, напряженными, официальными.

Меган вытянула палец и дотронулась до одной из фотографий.

На фотографии он был полнее на несколько фунтов и не улыбался. Никакого обаяния, только сила. Но это был тот же седовласый мужчина с умными глазами, уверенный и целеустремленный. Все это было на фотографии, правда, в скрытой форме.

– Это он, – вымолвила Меган.

– Вы уверены, миссис Тиокол?

– Лео, посмотри сам. Это то лицо, которое она нарисовала! Это он!

Но Лео было трудно убедить.

– Вы абсолютно уверены, миссис Тиокол?

– Лео, посмотри на рисунок!

– К черту рисунок. Миссис Тиокол? Меган, посмотрите на меня. Посмотрите на меня. Это самое важное дело в вашей жизни. Посмотрите на меня и скажите, этого ли человека вы принимали за консула Израиля в Нью-Йорке.

– Но она же нарисовала портрет по памяти, – вмешался Фред. – Она не могла его больше нигде видеть.

– Да, это он, – заявила Меган.

– Лео, – не унимался Фред, – я же знаю, я девять лет проработал в контрразведке. В свое время он доставил нам массу неприятностей. Мы следили за ним по всему Нью-Йорку, когда он еще занимался оперативной работой. Должен сказать, что он профессионал чертовски высокого класса.

– Ты лучше позвони в Белый дом и людям на Саут Маунтин, – ответил Лео.

– Кто он? – спросила Меган, но все опустили глаза.

Лео, самый старший из Трех Тупиц, повернулся к ней и сказал:

– Вы только что опознали генерал-лейтенанта, начальника Первого управления ГРУ СССР, миссис Тиокол. Начальника русской военной разведки.

Меган не поверила ему.

– Я… – начала было она, но замолчала.

Подождав некоторое время, она все же спросила:

– Как его зовут? Скажите мне его имя, мне просто хочется знать его.

– Его зовут Аркадий Пашин.

В луче фонарика Уоллса, освещавшего дыру, висела угольная пыль. В нос бил плотный, холодный воздух, насквозь пропитанный запахом гниения. Уоллс повалился на пол, его вырвало, тело еще долго сотрясали рвотные позывы, хотя желудок уже был абсолютно пуст. В конце концов, он поднялся.

Парень, подумал он, я не хочу идти туда, нет, сэр.

Пойдешь, мальчик. Тебе больше некуда идти. Может быть, найдешь там что-нибудь. А теперь вперед, малыш.

Проклятье.

Прекрати ругаться. Иди вперед, иначе умрешь. Черт побери, это то же самое, что улицы, обычный тоннель. Вставай, парень, будь настоящим гордым негром, иди вперед. Никто там тебя не тронет.

Гордый негр, подумал Уоллс. Гордый негр!

Он пригнулся и заставил себя двинуться вперед. Когда луч его фонаря осветил это, Уоллс задрожал, его потрясло увиденное.

Гордый негр, сказал он себе, пытаясь держаться, да, сэр, гордый негр!

Это было лицо смерти. Конечно, ему приходилось видеть его множество раз на карикатурных пиратских флагах, на карнавальных масках, в фильмах ужасов и даже на коробках с воздушной кукурузой. Но то было шутливое, карикатурное изображение, а тут никаких шуток: злобного вида череп, отвратительная гримаса.

Уоллса трясло еще оттого, что на белых костях черепа сохранилось сгнившее мясо.

Глаз не было, или они так неестественно распухли, что больше не напоминали глаза? Жесткие пряди волос, свисая на лицо, торчали на голове, которую покрывала металлическая шахтерская каска. Тонкие, длинные, хрупкие кости рук держали кирку, лежавшую на груди скелета. В гниющей плоти грудной клетки зашевелились какие-то твари, встревоженные светом фонарика.

Уоллс быстро посветил фонарем по сторонам, и везде его луч выхватывал из темноты одну и ту же картину: мертвые люди с инструментами. Он вдруг почувствовал, что не один здесь, потревоженные светом твари, разжиревшие от обилия пищи, двигались на него, тряся чешуйчатыми хвостами.

Уоллс упал, в его сознании вспыхнула картина гибели мира, совсем как эта отвратительная пещера с горами гниющих трупов.

Гордый негр! – сказал он себе.

И тут его снова начало рвать. Уоллс даже не наклонялся, чтобы не испачкаться, ему уже и рвать было нечем. Казалось, легкие и грудная клетка разорвутся от рвотных позывов. Трясясь всем телом, Уоллс поднялся, думая только о том, сможет ли двигаться вперед. И все-таки смог, шагнул вперед, ощутив, как ботинок провалился во что-то.

Он-таки во что-то вляпался.

Вытащив ботинок, Уоллс продолжил движение вперед. Повсюду лежали блестящие, кишащие червями трупы – жуткая картина разложения. Спотыкаясь, он прошел дальше, очутился в более просторной пещере и увидел всю картину свершившейся здесь драмы. Луч его фонарика осветил обвалившийся тоннель, рухнувший уголь не оставил никакой надежды выбраться отсюда. Эти люди – сколько их? около пятидесяти? – попали в ловушку, ставшую для них могилой. Они понимали, что им не выбраться назад через завал, и начали пробивать горизонтальный лаз из своего тоннеля – как его, Кэти, что ли? Что-то на букву К – в его тоннель Элизабет. Но Элизабет, эта сучка, эта белая сучка, предала их точно так же, как предала его самого. Ведь до нее оставалось всего несколько дюймов, но кончился кислород и углекислый газ задушил их, всех до единого, и они умерли, хотя изо всех сил пытались спастись.