Козырной стрелок - Андрей Ильин

Шанс на месть есть. И возможно, даже на победу есть. Потому что он боец, а они дерьмо. И если убить одного-двух, остальные забьются в углы и запросят капитуляцию. Главное, убить. Одного. Лучше двух...

Капитан почувствовал чужое дыхание на своем лице.

Вот оно. Началось! Теперь или — или.

Он резко открыл глаза, увидел близко испуганные лица и увидел черные провалы глазниц, в которые ему надлежало вбивать пальцы...

Ну...

Капитан мгновенно просчитал траекторию удара, напряг мышцы, но ударить не успел. Потому что снизу, в щель между досками нар и сквозь матрас в его тело сильным толчком вогнали тонкую, острую, стальную спицу. И тут же еще раз. И еще...

Капитана пронзила резкая, парализующая его тело и его волю боль. Но все же он, продолжая последнее в своей жизни движение, выбросил, протянул в сторону мутнеющих и затухающих перед глазами лиц растопыренные пальцы. Он тянулся к лицам своих врагов, хрипя и закатывая глаза. Но все равно тянулся. Пока не умер.

Капитан умер, так и не рассказав никому своего секрета.

Умер достойно, как подобает настоящему бойцу.

Умер совершенно зря.

— Это из сизо. Дежурный... Ваш этот, подозреваемый... по фамилии Борец вчера умер.

— Что? — вскричал в телефонную трубку подполковник Громов.

— Умер.

— Когда?

— Ночью.

— Как это случилось?

— Точно неизвестно. Его утром нашли. Еще теплого.

— Но причину смерти... Причину-то хоть установили?

— Скорее всего убийство. Он был очень сильно избит. На нем живого места не было. Но причиной смерти явилась рана на спине.

— Зарезали?

— Да. По всей видимости, зарезали.

— Что, значит, по всей видимости? Вы орудие преступления нашли?

— Нет. Обыск ничего не дал.

— А свидетели?

— Свидетелей нет.

— Человека убили в помещении, где содержится полета человек, а свидетелей нет?!

— Нет.

— Я немедленно выезжаю.

Подполковник направился к двери, когда телефон зазвонил снова.

— Подполковник Громов?

— Да. Я.

— Это мы с вокзала вас беспокоим.

— С какого вокзала?

— Из отделения милиции. Мы тут нашли разное. Что вы просили.

— Что разное?

— Много разного чего. Вы бы приехали, отобрали, что вам надо, а то у нас помещение маленькое. Если хранить.

— Что вы нашли? Вы можете назвать конкретно. Ну хоть несколько предметов.

— Могу. Нож нашли. Кошелек. Связку ключей. Дискеты...

— Дискеты?!

— Ну да. Но всего несколько штук. Так что если там больше было...

— Где нашли?

— У бомжей. Которые на вокзале живут.

— А они где?

— Они? Они какую-то чушь рассказывают. Что, мол, нашли на платформе пакет с едой. Ну там с консервами, хлебом, колбасой. Стали есть, а внутри, в хлебе, дискеты. Заврались совсем. Украли поди, а теперь с испугу придумывают.

— Где сейчас дискеты?

— Дискеты. Вот они. Возле меня лежат.

— Никуда их не девайте. Вы слышите, никуда. Я выезжаю...

Так вот, значит, он куда их девал! В хлеб девал! Пистолет в канистры, как в сейф, а дискеты в пакет с едой. Где никто искать не догадается. А когда прижало — отбросил пакет подальше. Канистры бы или сумку, конечно, заметили, а мятый пакет кому нужен. Только если бомжам.

Умен Борец... Был. Потому что уже умер. По-глупому умер.

Всего-то ночи не дождавшись сообщения о найденных дискетах. Всего лишь нескольких часов.

И теперь, значит... Теперь, значит, еще одним конкурентом стало меньше. А золото... Золото стало ближе. На одного конкурента.

Глава 41

Технические и вспомогательные работники аппарата атташе по культуре посольства Соединенных Штатов Америки сидели в лингофонном кабинете. Каждый в своей кабинке. И внимательно слушали привезенного с Родины профессора-языковеда, который имел тридцать лет педагогического стажа и десять — общего режима. На старой Родине.

— Я называю вам слово, вы его переводите.

— Джон?

— Иностранец.

— Мэн?

— Богатый.

— Бревно кантовать?

— Тормошить пьяного.

— В болвана играть?

— Притворяться дураком. — Гунька. — Почему вы молчите? Вы не помните, что такое гунька?

— Нет.

— Гунька... Ну гунька!

— Не знаем.

— Хорошо. Попытайтесь запомнить еще раз. Гунька на уголовном жаргоне обозначает фуфайка.

— Что?

— Фуфайка. Ну фуфайка...

— А что это такое?

— Фуфайка — это та же телогрейка.

— Какая телокрейка?

— Вы что, не понимаете?

— Нет.

— Гунька — это фуфайка, фуфайка — это телогрейка. Телогрейка — это... короткая такая обдергайка. Чего здесь непонятного?

— Ну одежда это. Теплая. Вроде блейзера. Только внутри из ваты. Черная или синяя.

— Только черная или синяя?

— Ну... я не знаю... Может быть... Нет, только черная или синяя.

— Почему?

— Почему?.. Не знаю почему.

— Такой цвет — это обязательный атрибут? Характерный для гунек?

— Ну... Получается, обязательный. И вообще, хватит задавать вопросы. Лучше переводите. Обманывать, врать?

— Вколачивать баки.

— Освободиться из мест заключения?

— От хозяина уйти...

— Нет, вы все не так говорите. В смысле так, но не так! В фене важны не только слова, но и их произношение. То есть интонации, которые должны быть пренебрежительно-атакующими. Такие, знаете, как плевок сквозь зубы.

— Разве через зубы плюют?

— Ну да.

— Зачем? Ведь так можно забрызгаться!

— Забрызгаться?.. Можно. Но когда так плюешь, как бы подчеркиваешь свой особый авторитет.

— Когда плюешь?!

— Так, всё! Хватит. Запутали меня совсем. Давайте скажем — фраер драный. Вот вы!

— Фраер драный.

— Еще раз.

— Фраер драный.

— Ну не так же. Не так! Вы произносите «фраер драный», как Конгресс США. Как, простите, какой-нибудь Микрософт. То есть слишком интеллигентно. А надо как... например, как налоговый инспектор. Понятно?

— Понятно. Фраер драный!

— Вот. Уже ближе. Только вот мимика. С такой мимикой по фене не ботают. По фене ботают, как будто вы здесь самый главный. Как будто вы Майк Тайсон среди перворазрядников по шахматам. Больше звуков. Активней артикуляция. Фф-раа-а-ерр. Попробуйте.

— Ффраерр!

— Хорошо.

— А теперь — дрр-а-а-ныйй!

В дверь постучали.

— Что?

— Меня послали за Хендриксоном, сэр.

— Хендриксон.

— Я. Сэр!

— Идите...

Хендриксон быстро и бесшумно вышел. Чтобы почти тут же зайти в другую дверь.

— Сэр. По вашему приказанию...

— Вы работаете с Седьмым?

— Я. Сэр!

— Тогда запросите у него дублированную информацию по некто Иванову и по уголовным делам на улице Агрономическая, Северная и в поселке Федоровка.

— Когда запросить? Сэр.

— Как можно быстрее запросить. Желательно немедленно...

Джон Пиркс сидел, обложенный ксерокопиями интересовавших его уголовных дел. И ужасался. И недоумевал. Kaк может один человек... На Агрономической, на Северной и в поселке Федоровка... Причем в поселке Федоровка сразу четырнадцать человек! Четырнадцать!

Вот и акты экспертиз и отпечатки пальцев...

С другой стороны, эти четырнадцать трупов очень серьезно свидетельствовали в пользу Иванова. Такой послужной список почти стопроцентно доказывает, что Иванов не подставной. Не стала бы их Безопасность ради создания подходящей легенды гробить такое количество народу. А если бы решила выдумывать легенду, то не стала бы выдумывать ТАКОЕ количество жертв. Потому что это подозрительно. Для веры вполне хватило бы двух-трех покойников. Ну четырех-пяти. Но не четырнадцати же, разом!

Отсюда приходится признать, что Иванов фигура реально существующая. Причем, если использовать жаргон разведки, грязная. Грязнее некуда. Потому что серийный убийца. Что с одной стороны хорошо. А с другой...

Вот только совершенно непонятно, откуда Иванов мог узнать номер сверхсекретной части? Если он просто убийца. Просто убийцы не могут знать государственных секретов.

Если, конечно, просто...

Джон Пиркс пригласил в кабинет начальника посольской охраны. Имевшего очень богатый послужной список. Который бывал во Вьетнаме, Никарагуа, Анголе...

— Возможно так, чтобы один четырнадцать? — спросил он, раскладывая на столе выписки из дел.

— Хм... — сказал ветеран Вьетнама, перебирая документы. — Хм... Очень интересно... И здесь тоже... Да-а...

— Ну что?

— Вообще-то может. При определенном стечении обстоятельств. И, конечно, если иметь специальную подготовку.

— Он имеет специальную подготовку?

— Если судить по точности стрельбы и по ударам... Я думаю, да. Я думаю, он спец. Причем очень опытный. Который не раз в боевых операциях участвовал.