Козырной стрелок - Андрей Ильин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Капитан Борец недобро ухмыльнулся. По поводу фразы о человечности.
— Зря! — сожалеюще вздохнул начальник сизо. — Очень зря! Все, Кравчук. Можешь забирать его.
Надзиратель прошел в кабинет и встал за спиной капитана.
— Встать! Капитан встал.
— Шагай давай! — подтолкнул капитана в спину, в сторону двери. — Ну, шевелись!
Капитан обернулся и посмотрел на надзирателя. Так, что тот отступил на шаг.
— Я говорю, идти надо, — совсем другим тоном сказал он. — Направо. Теперь налево. Прямо. Лицом к стене.
Загремел засов. В коридор дохнуло жарким, спертым воздухом.
— Заходи!
Капитан шагнул в камеру. И услышал, как за спиной со скрежетом захлопнулась тяжелая металлическая дверь, отсекая его от той, прошлой жизни.
— Ну что, заходи, мил человек, — сказал приторно добрый голос. — Кем будешь?
Капитан не ответил, прошел в глубь камеры и громко спросил:
— Где мое место?
— У параши, — ехидно хохотнул кто-то.
Другой ткнул в плечо и показал на пол под нарами.
— Можно там. Под нарами кто-то зашевелился и высунул голову.
— Занято тут.
Капитан быстро осмотрелся, нагнулся к первому ярусу коек, сбросил с них чьи-то вольготно развалившиеся ноги и сел.
— Чего это он? — удивленно спросили сзади.
— Никак борзый? Слышь, Носатый, здесь борзый явился.
Камера зашевелилась, с нар свесились головы, из-под нар проглянули любопытствующие глаза.
Перед капитаном встал Носатый.
— Ну ты чего? — спросил он. — Правил наших не знаешь? Не знаешь — спроси. Тебе люди добрые скажут.
— Новеньким место под нарами, — быстро подсказали в толпе, обступившей Носатого.
— Ну вот...
— Я сквозняков боюсь, — объяснил капитан и отвернулся, не желая продолжать разговор.
Камера замерла. В предощущении крупного скандала. Носатый махнул головой. Несколько стоящих подле него парней сорвались с места, подскочили к капитану.
— А ну, сойди с места! — с угрозой сказали они. Потянулись, ухватились за плечи и локти.
— Руки! — резко сказал капитан.
— Что?!
— Руки! Я сказал!
— Да его, похоже, учить надо! — удивился кто-то и ударил капитана кулаком в лицо.
Тот мгновенно отклонился, перехватил руку и, до хруста вывернув ее, отбросил от себя.
— А-а! — заорал нападавший, качая и щупая травмированную руку. — Чуть не сломал. Гад!
Его приятели в едином порыве обрушились на обидчика, но все и разом достать его не смогли. Мешал нависающий сверху второй ярус нар. Капитан несколько раз точно и расчетливо ударил ногами в лодыжки и коленные суставы наступающих врагов. Те, взвыв, отпрыгнули, но тут же снова набросились на капитана. Несколько нападающих с двух сторон, не обращая внимания на удары, упали на ноги, ухватили их, прижали к себе и потащили капитана вниз, на пол. Другие, используя момент, били обездвиженную жертву по корпусу и лицу.
Возле двери камеры стоял надзиратель и, приблизив ухо к глазку, слушал, что там, внутри, происходит. Слушал, но ничего не слышал.
На полу нападавшие, усевшись на ноги и грудь, стали сильно и методично бить поверженное тело. Теперь они были уверены в успехе, потому что даже лев бессилен перед стаей шакалов. И еще потому, что они не раз применяли этот, беспроигрышный, все против одного, прием. И всегда выигрывали.
— Врежь ему! Как следует врежь!
Нападавшие торжествовали победу в форме бесконечных, по уже не сопротивляющемуся телу ударов.
Но капитан, несмотря на суету возле его тела, был жив. И был в относительном порядке. Его дракой испугать было трудно. Как будто не били его в бесчисленных, без правил спаррингах. И не били на боевых. Более жестоко били, потому что профессионально. А эти... Эти тоже, конечно, бьют, очень больно бьют, но не убивают, потому что не умеют. И потому что их слишком много для нормальной драки. Они даже подступиться не могут, сами себе мешая.
Ничего. Представится момент. Рано или поздно представится. В бою главное — дождаться своего мгновения. Когда ни раньше, ни позже. Когда в самый раз...
— Ей, вы! Смотрите не перестарайтесь! Не убейте его! — забеспокоившись, напомнил Носатый.
Его подручные на мгновенье остановили занесенные для удара руки и ноги. И наклонились к бездыханному телу. Тем дав капитану передышку.
— Может, точно, убили?
Один наклонился к самому лицу. Ну, значит, с него и следовало начинать. Как с самого неосторожного.
— Ну что, дышит?
— Вроде да...
Капитан резко поднял голову и вцепился врагу зубами в подбородок. Со всей силы вцепился. Так, что не оторвать. Он чувствовал заполняющую рот чужую кровь и чувствовал, как зубы скрежещут по кости.
Укушенный враг дико закричал и рванулся вверх, увлекая за собой капитана и ослабивших хватку, растерявшихся от неожиданного и жесткого нападения врагов.
— Стоять! — что есть сил заорал капитан, памятуя, что в рукопашке надо брать врага за глотку.
Мгновенным рывком вырвал правую руку из на мгновение ослабевшей чужой хватки и без замаха, лишь бы наделать побольше шума, ударил в чью-то челюсть. И ногой в чей-то пах. Враги отхлынули. И вновь приблизились.
Капитан получал жестокие удары, но шел, лез вперед. Его сбивали с ног, но он, стоя на коленях, рыча и разбрызгивая по полу кровь, вновь подымался и вновь, принимая несколько чужих ударов, отвечал одним своим. Но гораздо более опасным. Потому что расчетливым.
Капитан бился отчаянно, без оглядки на смерть, так, как его учили. Уголовники не были способны на такую драку и потому были слабее.
Еще несколько разящих ударов, и дикий крик:
— Гады-ы-ы!
Враги, спасая каждый свою шкуру, отхлынули в стороны. Капитан выпрямился в рост, стер с лица кровь и, выплюнув выбитые зубы, сказал:
— Ну что, падлы, кто еще хочет? Кто умереть хочет? Никто из стоящих напротив него врагов не шелохнулся.
Не привыкли они к такому. Привыкли к униженным ползаньям по полу и мольбам о пощаде.
— Ша! Хватит бузить! — тихо, но так, что все услышали, сказал Носатый. И, повернувшись к капитану, добавил: — Ладно, лежи. Больше тебя не тронут. Ты мне нравишься.
Жильцы камеры, утираясь и кидая злобные взгляды, разошлись по своим местам. Капитан остался лежать на том месте, которое завоевал.
— Ну ты чего? — насели на Носатого несколько его битых приближенных. — Ты чего ему поблажку дал? Он же нас гад...
— Это не я поблажку. Это вы. Гуртом справиться с одним фраером не смогли.
— Да мы... Мы его...
— Не сейчас, — тихо сказал Носатый. — Ночью.
— Ну тогда все! Я его в бараний рог сверну!
— Не свернешь.
— Почему?
— Потому что мы его не мочалить будем. Мы его мочить будем!
— Ты же говорил, надо только пугать.
— Такого не испугать. Такого кончать надо!
— А как же...
— Перебьются. Не все ментам масленица. Загремел засов. Дверь открылась.
— Ну, что за шум? — спросил надзиратель.
— Меня здесь били, — громко сказал капитан, сглатывая и сплевывая кровь.
— Кто бил?
— Все. Я прошу перевести меня в другую камеру.
— Врет! Он споткнулся и упал. Лицом на шконку. Мы все видели, — загалдели в камере сразу десятки голосов.
— Осторожней надо быть. Не дома, — сказал надзиратель и захлопнул дверь.
— Так ты еще стукачок, — тихо сказал кто-то. Ночью капитан не спал. Ночью капитан лежал с закрытыми глазами. И слушал, что происходит в камере. Мимо него проходили, его окликали, задевали, но он ни на что не реагировал.
— Ну что, спит? — спрашивал кто-нибудь.
— Вроде да. Но, может, и нет.
«Нет, спать нельзя. Нельзя! Как в секрете. Или на марше... Нельзя спать. Главное, не спать...»
Чтобы не задремать, капитан вспоминал события прошлого. Которые казались ему очень далекими. Такими же, как вчерашний день. Потому что сегодняшний был совсем другим.
Ближе к рассвету, когда камера крепко спала или делала вид, что спит, от окна к входу бесшумно скользнули несколько теней. Они приблизились к месту, где лежал капитан.
— Вяжи ему ноги, — тихо сказал один.
— Да тише вы! А то он проснется.
— Не дай Бог!
На ноги мягко легли связанные в ленту полотенца. И капитан понял, что пришло время драки. На этот раз смертельной драки. Возможно, последней драки. Потому что за дешево отдавать свою жизнь он был не согласен. И несколько врагов на тот свет с собой прихватить сможет. Обязательно.
Как только они придвинутся к лицу, повернусь и выставленными пальцами ударю в глаза. Так, чтобы наполовину вогнать. Следующего достану кулаком в переносицу. А дальше... Дальше поглядим.
Шанс на месть есть. И возможно, даже на победу есть. Потому что он боец, а они дерьмо. И если убить одного-двух, остальные забьются в углы и запросят капитуляцию. Главное, убить. Одного. Лучше двух...