Любовь приходит дважды - Ольга Строгова

– А вот, похоже, и они, – произнесла завхоз, и все обернулись к входным дверям.

Но это были не они.

Совершенно точно.

Хотя бы потому, что их оказалось всего двое.

И один из них определенно был женщиной.

– Ну вы даете! – продолжал восхищаться трудовик, когда все остальные уже успокоились и приступили к горячему. – Приз за лучшую карнавальную пару – точно ваш.

– А что за приз-то? – оживился, сверкнув жемчужными зубками, Дед Мороз. – Тостер? Фен? Микроволновка?

– Ага, щас, – мрачно прогудела Снегурочка, – а настенный календарь с видами школы не хочешь?

Трудовик расхохотался и хлопнул Снегурочку по могучему плечу.

Другой рукой он обнял и притянул к себе миниатюрного, в атласной шубке, раскрасневшегося Деда Мороза.

– Ну ты, Андрюха, веселый сегодня!

– Руки убери, – посоветовала Снегурочка.

– Да ну, не обращай внимания! – Дед Мороз, отпихнув трудовика, игриво погрозил ему пальчиком в расшитой белыми снежинками перчатке.

– О, музыка! Андрюш, пошли танцевать!

– Что, прямо в этом? – ужаснулась Снегурочка.

– Конечно, тебе идет, – ухмыльнулся трудовик.

Снегурочка сжала кулаки и одарила его таким взглядом, что, будь трудовик хоть капельку потрезвее, он сразу понял бы, что мимо спортивного зала ему теперь лучше не ходить. Особенно в темное время суток.

– Пошли, – Дед Мороз вскочил и решительно потянул Снегурочку за голубой парчовый рукав, – а не то я пойду со Степой.

– Легко, – подтвердил трудовик, – я еще никогда не танцевал с Дедом Морозом!

Спустя некоторое время все наконец устроилось.

Чужие мужья (кроме мужа завхоза, естественно, пользовавшегося правом дипломатической неприкосновенности) были с корнями выдраны из своих насиженных гнездышек и пошли по рукам, точнее, по лапам, Белочек-Кошечек-Зайчих.

Трудовик в центре зала крутил Лису Алису так, что во все стороны летели золотые и рыжие блестки и клочки меха.

Блестки, смешиваясь с конфетти из хлопушек, дождем осыпали высокую фигуру главной Снегурочки, мрачно топтавшейся с маленьким, юрким и от души веселящимся Дедом Морозом.

Остальные Снегурочки, обнявшись и синхронно взметывая ногами, танцевали на сцене канкан.

Фея Ночи, воспользовавшись временным отсутствием завхоза, подсела к ее столику и о чем-то томно и нараспев начала рассказывать Михаилу Ивановичу. Тот охотно кивал и со всем, что говорила Фея, соглашался, не отводя, впрочем, пристального взгляда от сцены.

Цыганке же Ирине Львовне снова стало грустно.

Она выбралась из-за стола, подошла к окну и спряталась там ото всех за свисающей с потолка занавеской из мишуры и серпантина. Прижала разгоряченный лоб к оконному стеклу, которое, вопреки ожиданию, тоже оказалось теплым.

Ирина Львовна с неудовольствием отстранилась. Глазам ее, справившимся с разницей в освещении, показалось, что во дворе, как раз напротив окна, что-то стоит.

Темно-серый автомобиль удивительно знакомых очертаний, едва выступающий из сумерек в свете единственного фонаря, уже слегка припорошенный мягким, сыпавшимся в полном безветрии, предновогодним снежком. Ирина Львовна крепко зажмурилась.

Когда же она снова открыла глаза, фонарь зашипел, обсыпался ворохом лиловых искр и погас. Двор окончательно погрузился во тьму.

Ирина Львовна покачала головой и глубоко вздохнула.

Ну вот вам пожалуйста, упрекнула она себя, уже начались видения.

Не-ет, на сегодня хватит. Пора домой. Там принять пару таблеток аспирина – и спать. Может, хоть приснится что-нибудь приятное (или кто-нибудь приятный).

Все равно делать здесь больше нечего. Свои общественные обязанности она выполнила, концерт провела.

Шампанское и красное вино выпила, виноград, мандарины, селедку под шубой и шницель по-министерски с гарниром из цветной капусты съела.

А плясать и болтать дальше с подвыпившими коллегами у нее нет никакого желания.

Вот если бы… А, что об этом говорить!

Ирина Львовна намеревалась тихо, по-английски, проскользнуть вдоль стенки к входным дверям и исчезнуть.

Но тут начали разносить сладкое, и она решила еще раз, буквально на пять минут, подойти к своему столику. Брусничный пирог завхоза, знаете ли, не такая вещь, которую можно легко проигнорировать.

За столиком уже сидела Татьяна Эрнестовна, которую вернувшаяся завхоз турнула со своего места, и, обиженно оттопыривая губку, пила травяной чай без сахара.

Сама Екатерина Алексеевна в это время поднималась на сцену и, судя по всему, собиралась произнести речь.

Глухо прогудел шаманский бубен. Публика перестала чавкать и заинтересованно уставилась на сцену. Завхоз не увлекалась ораторским искусством, напротив, она относилась к людям, считавшим, что телеграфный стиль общения, обходящийся существительными, глаголами и небольшим количеством местоимений и наречий, – самое то.

Возможно, именно поэтому Екатерину Алексеевну всегда слушали крайне внимательно.

– Ну что, у всех налито? – осведомилась со сцены завхоз.

В зале возникло легкое замешательство.

Налито было далеко не у всех. Собственно говоря, из напитков остались только початая двухлитровая бутылка с минеральной водой «Ессентуки» и пакет томатного сока.

Завхоз понимающе усмехнулась и еще раз ударила в бубен.

И тут за спинами сидящих, возле входных дверей, раздался ни с чем не сравнимый по прелести в любую праздничную ночь звук открываемых бутылок с шампанским.

Учителя завертели головами.

У дверей, действуя грамотно и слаженно, словно бригада официантов, вскрывали и разливали шампанское в новые, тонкие, с ледяной искрой, невиданные в школе бокалы три Деда Мороза и один Санта-Клаус.

– Вау! – восхитился коллектив начальной школы. – Они настоящие!

– В смысле, мужики настоящие, – пояснила Бельская удивленно поднявшей брови музыкантше, – а не переодетые секретарши…

Лиса Алиса томно задышала и спихнула со своей талии руку трудовика, который совсем уж было приладился немного соснуть на плече коллеги.

Деды Морозы, шагая степенно и осторожно, глядя под ноги, чтобы не запутаться в вышитых подолах длинных и тяжелых тулупов, принялись разносить между столиками подносы с шампанским. Санта-Клаус в своем коротком кафтане легкого сукна двигался, наоборот, легко и свободно.

Острый, наметанный глаз учителей сразу опознал в Дедах Морозах молодых людей – сыновей и племянника завхоза. Что же касается Санта-Клауса, то это, по всей вероятности, и был тот самый родственник Михаила Ивановича из Вологды, которого ждали.

Острый, наметанный глаз учителей сразу заметил, что, несмотря на подложенную к животу подушку и мешковатые штаны, у Санты прекрасная фигура, что, несмотря на попытки сутулиться, он высок и строен и что те части его лица, которые можно рассмотреть между низко надвинутым на лоб красным колпаком и окладистой снежно-белой бородой, покрыты великолепным естественным загаром.