Эммелина - Джудит Росснер

Когда после ужина – женская часть семьи расположилась в гостиной у камелька, а она сидела позади всех, отодвинувшись, сколько могла, от огня, – раздался громкий стук в дверь, Эммелина даже не удивилась. Миссис Уайтхед пошла открывать, и почти сразу в комнату долетел пронзительный крик миссис Басс.

– Прошу прощения, Филомена, но я очень беспокоюсь об одной из живущих у меня девушек. Она работает у Ричарда, сегодня не пришла к ужину, и это уже не в первый раз.

Что за ложь! А может быть, правда? Эммелина ни в чем уже не была уверена. Сердце билось, как сумасшедшее. Гейл и Эми, посмотрев друг на друга, а потом на Эммелину, весело захихикали, предвкушая, как сейчас сядет в лужу эта противная миссис Басс.

Слышно было, как миссис Уайтхед пригласила нежданную посетительницу пройти в гостиную. Пожалуй, и ей приятна была перспектива привести в замешательство эту настырную крикунью. Мистер Уайтхед с сыновьями куда-то отправились сразу же после ужина, девушки вышивали. Ни прялок, ни приспособлений для ткачества в доме не было.

– Я ходила к Магвайрам, потому что уверена: именно он тут… – и миссис Басс не докончила фразу, многозначительно замолчав. Обе женщины были уже на пороге гостиной. – Переговорила с Айвори. Стивен, оказывается, на поминках в Эйкре, там умер кто-то из детей его брата. А я и понятия не имела. Я ведь не знаюсь ни с кем из тамошних…

Так вот, значит, в чем дело! Значит, была все же причина, по которой он не давал о себе знать!

– А девушку, о которой я говорю, зовут Эммелина Мошер. Она сейчас работает в шлихтовальной, у Ричарда, – продолжала миссис Басс, войдя уже в комнату вместе с миссис Уайтхед, но стоя спиной к Эммелине. Держалась и говорила она не совсем так, как в пансионе. Тон был по-прежнему властным, но она как бы извинялась за эту властность и всеми силами старалась быть приятной.

– А Эммелина здесь. Поужинала сегодня с нами, – откликнулась миссис Уайтхед. – Все в порядке, хотя, конечно, ей нужно было зайти к вам, предупредить.

Миссис Басс онемела. Потом вдруг крутанулась на месте с такой решительностью, словно все время знала, что враг совсем близко, но только не понимала, где именно. Лицо ее моментально побагровело и просто перекосилось от ненависти. Эммелина хотела вежливо извиниться, но слова так и застряли в горле. Выражение лица миссис Басс словно ввергло ее в столбняк.

– Сегодня-то она здесь, а в другие разы где была? Миссис Басс не проговорила, а прошипела эти слова. На миг показалось, что женщина вдруг исчезла, сверхъестественным образом превратившись в огромную черную змею. Змея стремительно скользнула между грядками на их файеттском огороде и с напоенным ядом раздвоенным языком метнулась навстречу Эммелине.

Миссис Уайтхед быстро сказала что-то дочерям, и они вышли из комнаты. Дверь за ними закрылась, и Эммелина невольно встала. Почудилось: город окружен забором и ее заперли, заперли со змеей. В поисках выхода взгляд скользнул к окнам. Но нет, они слишком малы, да к тому же змея обовьется вокруг нее прежде, чем она к ним доберется. – А это что?

Миссис Басс негодующе указала на Эммелину, но обвиняющий перст направлен был не на лицо, а ниже; там было что-то непреложно изобличавшее ее вину. Но что? Платье? Башмаки? Глянув вниз, Эммелина не увидела ничего необычного, разве что платье, пожалуй, туже, чем прежде, обтягивало ее. Лиф, который совсем недавно свободно поддерживал грудь, теперь как-то расплющивал ее, а еще ниже живот слегка оттопыривал ткань. Да, это было неожиданно, ведь живот всегда… И тут перед глазами мелькнула вдруг еще одна файеттская картинка. Она увидела мать. Та стояла около дома, усталая, но очень красивая. Заплетенные в косы волосы оставляли открытой шею – на дворе было лето. Лицо мамы блестело от пота, а платье облипало тело, особенно сильно натягиваясь на превратившемся в большой холм животе. Этим холмом был Джошуа, которому предстояло вскоре родиться. Виденье исчезло, и Эммелина уставилась на холмик, выросший на месте ее живота. Он был еще небольшим, но рос с каждым днем; да, это, безусловно, так, это правда, которую до сих пор она не впускала в сознание. Не в силах отвести взгляд от этой вдруг замеченной округлости, она медленно погружалась в бездонную пропасть отчаяния, а когда подняла наконец глаза, увидела прямо перед собой два лица: миссис Басс смотрела на нее злобно и торжествующе, миссис Уайтхед – удивленно, удрученно, с жалостью.

Все вдруг пошатнулось, и она без чувств упала на пол.

Очнулась она в темной комнате, похожей на чердак в Файетте, но более просторной, – судя по всему, в мансарде Уайтхедов. Все происшедшее помнилось отчетливо, словно случилось секунду назад. Да и на самом деле она недолго пробыла без сознания. Лежала она в кровати. Почему-то казалось, что, пока ей не разрешат, ни встать, ни походить по комнате нельзя. Все тело ныло от боли. Очень хотелось заплакать, но слезы не появлялись (и не появятся еще пять месяцев, до самых родов).

Сейчас ребенок не воспринимался как реальность, а был лишь неким осложнившим жизнь обстоятельством и, главное, свидетельством ее греховности. Пока его не было, можно было считать, что не было и греха. В конце концов, она ведь никому не причинила зла, даже и в мыслях не хотела этого.

Неожиданно перед глазами всплыл образ миссис Басс, и она сразу села на кровати, судорожно соображая, как спастись бегством. Но порыв был недолог – она легла снова. Куда бежать? Ведь, спустившись, она, вероятно, как раз и столкнется там с миссис Басс, а этого ей не перенести: глянув в лицо хозяйки пансиона, она просто умрет на месте. Да и вообще в дрожь бросает при мысли увидеть кого угодно (кроме, может быть, миссис Уайтхед). К тому же и ее саму нельзя видеть – недаром они ее спрятали наверху, это понятно без разъяснений. Девочкам Уайтхед скажут, наверное, что она заболела, заразна, находится в карантине. В Файетте был случай, когда одна девушка попала вот так в карантин, и все перешептывались, намекали на что-то, но Эммелине сейчас только стало впервые понятно, в чем было дело. Тогда вся семья этой девушки уехала на год в Льюистон, а когда возвратилась, у матери был малыш в дополнение к семи старшим, уже совсем взрослым – кое-кто даже жил отдельно.

В том, что жизнь кончена, Эммелина не сомневалась. Осталось тело, но с ним тоже нужно было покончить. Припомнилось, как тело деда лежало перед погребением в церкви, на Лосиной горке, и мелькнуло желание оказаться на его месте. Но тут же стало понятно, что это не выход. Ведь в ее теле растет ребенок, а значит, нельзя и думать похоронить его вместе с собой.

На лестнице послышались шаги, дверь отворилась, и с лампой в руке вошла миссис Уайтхед.