Давай сыграем в любовь (СИ) - "firststone"

— Вы? Ого… то есть?

— Вместе? — киваю. — Да, больше года. Имеешь что-то против? — Рейчел хмурится, а я энергично качаю головой, от чего кудри лезут в лицо.

— Нет-нет, я просто не замечала, вы скрываете?

Блондинка ухмыляется и цокает языком.

— Нет, просто ты слишком много смотрела на Нильсена и не обращала внимание на остальных.

Чувствую, как щеки начинают гореть, и прячусь за бокалом шампанского, на что Рейч улыбается и лёгкой походкой идёт в сторону Одри.

Да уж, докатилась. За два месяца и не заметить, хотя чему я удивляюсь, если в голове всё это время был Александр, голос которого до сих пор разносится по открытой террасе.

А ведь и здесь я была всего один раз и то мельком. Но тут уже вина шведа, отдыхать особо было некогда.

Я долго думала, как мне уйти: молча или рассказать. С одной стороны, оставить шатена без какого-либо предупреждения было бы самым лучшим вариантом, но посмотреть последний раз в яркие голубые глаза мне хотелось больше. Особенно, когда сердце забилось чаще и сильно начало ныть, стоило после таких же громких аплодисментов шведу подойти к матери, что с улыбкой на лице обнимала сына, и тем самым оказаться в обществе Джонсон.

Зло фыркаю и отворачиваюсь, полностью опустошив бокал и потянувшись за вторым.

— Агата, знай меру, — Ева появляется сзади, выхватывая напиток и довольно пританцовывая.

— Кто бы говорил, — хватаю новый, отпивая.

— О чём ты так усердно думаешь, что белка в твоей голове скоро умрет от нагрузки?

— Когда-нибудь я перестану с тобой общаться, — фыркаю и тяжело вздыхаю, практически щенячьими глазами смотря на Скай. — Я не знаю, как мне поступить: уйти молча или рассказать.

Ева задумывается, а после начинает рыться в сумке.

— Ты брось монетку: орёл-решка, а там посмотришь, — она вкладывает мне в ладонь крону и подмигивает.

— А что за что отвечает?

— Ты сначала брось, по ходу решишь. Позориться так до конца, — она широко улыбается, закидывая виноградинку в рот. — Вчера Сэм позвал меня к себе на ужин. Поставил на стол что-то похоже на пельмени, ну и пока он отошёл, я намешала кетчупа с майонезом. Ты бы видела его лицо, у него аж глаза круглые стали. — прыскаю от смеха, смотря на смеющуюся Еву. — Это оказались не пельмени, а гёдза-гнезда, не помню. Но даже осквернив национальное блюда, красавчик не расстроился.

— Ты так и будешь называть его красавчиком? — широко улыбаюсь, смотря в горящие от счастья глаза Евы.

— А разве он не красавчик? — она подмигивает и напоминает про монетку, уходя к Сэму и оставляя меня одну.

Переминаюсь с ноги на ногу и даже не знаю, что делать. Допустим, я кину её, и что изменится? Может, мне не понравится исход.

Ныряю за угол, рассматривая серебряный круг, натёртый до блеска, и подкидываю вверх, следя, как монетка крутится в воздухе и падает обратно мне в ладонь.

Орёл.

Ладно, потираю шею, решив, что орёл всё же олицетворяет Нильсена, поэтому выискиваю его в толпе.

— Александр, мы можем поговорить? — чувствую себя героиней какой-то драмы, что должна признаться в смертельной болезни своей кошки и одновременно попытаться разобраться в любовных похождениях.

— Можем, мне надо кое-что тебе сказать, — швед расслабленно опирается локтями на перила балкона и улыбается.

— Только не здесь, — сердце бешено стучит, а осознание того, что Александр хочет тоже что-то рассказать, явно связанное с Джонсон, вынуждает покрыться испариной.

— Да, встретимся в кабинете, — дружески похлопывает меня по плечу и отвлекается, когда кто-то подзывает его к себе.

А ты чего ждала, что он прямо сейчас тебя поцелует? Глупая-глупая девчонка.

Хочется заткнуть саму себя, но реальность всё же слишком жестока и игнорировать её просто нельзя.

***

Прохожусь взглядом по светлому кабинету Нильсена, что стал таким родным за два месяца и пытаюсь запомнить и всё же отпустить этот период своей жизни. Попасть в собственный капкан — самое ужасное, что могло случиться с охотником. Попасть в сети красивого мужчины и страдать от безответной любви — самое ужасное, что могло случиться с женщиной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Наблюдаю за яркими огнями Швеции, виднеющимися из панорамных окон кабинета, и становится ещё хуже. Покидать ставшей любимой за шесть лет страну слишком больно, быть может, моя мечта исполнится, и я действительно перееду сюда. Но как буду спокойно жить, если мысли и воспоминания об Александре будут встречаться мне на каждом шагу?

Вздрогнув от поворота ключа в двери, оборачиваюсь, пересекаясь с ясным голубым взглядом. Александр, как всегда, прекрасен и очарователен. И надо было влюбиться в божество… Слабо улыбаюсь, заметив его улыбку, а дрожь в руках становится ещё сильнее.

Как сказать и не потерять самообладание? Куда делась вся прежняя уверенность?

Александр подходит вплотную ко мне, закрыв широкими плечами вид из окна. Чувствую запах его привычного дорогого парфюма, которым до сих пор пахнет футболка, что так и не была отдана мной. Жесткими подушечками пальцев он проводит по моей щеке и тело сразу перестаёт работать, наполняясь возбуждением и становясь сплошной эрогенной зоной, особенно, когда я чувствую тёплое дыхание на уровне своих губ.

— Нам нужно поговорить, — через силу размыкаю сухие губы и игнорирую ком в горле, что появился с диким желанием остаться здесь навсегда. Но какая дура согласится остаться в обществе мужчины, влюблённого в другую? Быть может, это всё ошибка или же мои глупые фантазии, но я доверяю тому, что слышала сама. Кажется, об этом говорилось ни один раз.

— Нужно, но может позже? — такой же хриплый шёпот разносит мурашки по коже. Он касается моего подбородка, поднимая голову и наконец-то ловя мой взгляд. Тону в голубых глазах, что постепенно чернеют и отдают огнём. Александр первый тянется ко мне, оставив лёгкий поцелуй на губах, совершенно не обращая внимания на ступор.

Продолжаю стоять столбом, пока мужчина оттягивает мою нижнюю губу, а его руки давно поглаживают голую спину под пиджаком.

Почему он целует меня, когда Элис твердит о его любви к ней? Почему он собирается спать со мной, отдав своё сердце другой?

Пока вопросы вихрем проносятся в моей голове, а ноги становятся ватными, Александр переходит поцелуями на шею, вынуждая меня сдаться и скрепить руки у него на плечах. Может, это не моё дело, почему он оставляет мокрые следы на моей коже и почему пришёл ко мне? В конце концов, это не мои отношения, это мой прощальный секс, которым я закрою все бреши в своём сердце.

Или же сделаю только хуже…

Откидываю голову назад, открывая больше пространства для поцелуев, и на ощупь пытаюсь стянуть с Александра такой неуместный сейчас пиджак. Царапаю ногтями его напряжённую грудь через белую ткань рубашки, когда верх костюма с глухим звуком падает на пол, звонко ударяясь пуговицами о паркет.

Швед ведёт поцелуи ниже, к ложбинке груди, и быстрым движением распахивает полы моего пиджака, открывая вид на голое тело.

— Так и знал, что там ничего нет, — он кидает игривый взгляд на меня, а я сильнее выгибаюсь, подставляя грудь для его поцелуев и укусов.

— Совестно должно быть, мистер Нильсен.

— За то, что мы делаем сейчас?

Оставляю вопрос без ответа, чувствуя руки Нильсена на всём своём теле, окунаясь в какой-то коктейль из страсти и огня, что ошпаривает каждую клеточку. В помещении градус поднялся до возможного для выживания максимума, но мне кажется, что я начинаю гореть.

Громкие стоны срываются с губ, стоит шведу провести языком по соску, напряжённому от возбуждения. Александр — чёртов афродизиак, способный за секунду уничтожить всё моё самообладание.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сама тяну его ближе, зарываясь пальцами в его густые волосы, подставляя тело умелым ласкам. Дыхание напрочь сбито, а ноги и вовсе не могут устоять на высоких каблуках, но сильная рука заботливо придерживает за талию. Поцелуи спускаются на живот и Нильсен ловко расстёгивает мои брюки, медленно стягивая их с меня.