Обыкновенная семейная сцена - Максим Юрьевич Шелехов

что раз плюнуть тебе будет представить такое. Представь, похороны. В последний путь этого человека пришло проводить довольно много люду, что не удивительно, на редкость складной был человек. Но вот, что удивительно, среди присутствующих на похоронах лиц нашел себе место и сам этот человек, которого хоронят. Как он здесь очутился, не ведает, ходит среди сборища, пожимает плечами, диво дивное, что и как не разберет. Разумеется, его никто не видит, он дух, он и сам это смутно осознает, что он дух, что его видеть никто не может. Но вот, как он очутился здесь – вопрос неразрешимый для него. Понимает он, что умер, и даже помнит себя на смертном ложе. Потом, помнит, была агония, затем как будто вспышка, после полный мрак, свет в конце тоннеля, все как водится. Потом раз и он здесь и моложавый батюшка с жиденькой бородкой, над ним склонившись, стоит, панихидку по нем служит. Чудно́.

Ладно, что случилось, то случилось, разбираться некогда, когда такая возможность представляется расчудесная узнать о себе мнение людское. То здесь, то там, в одной группе присутствующих, в другой – везде покойника поминают не злым, тихим словом: «Интересный был человек». —«Ой, и не говорите!» —«Интеллигент». —«Препорядочный. Сейчас такие выродились почти, почти, как динозавры». – Что и говорить, лестно духу слышать такие о себе отзывы, он растроган. Обращается к другой группе вниманием, там: «Хороший был человек». —«Замечательный!» —«Почти-то и греха не значилось за ним». —«За исключением, разве, связи…» —«Ой, бросьте! Как будто это?..» —«Действительно, я так». —«Кто из нас?..» —«Разумеется». – В целом и здесь тоже отзываются неплохо. В третьей группе сплошь близкие его знакомые, сокрушаются по нем: «Таким молодым ушел, как жалко!» —«Жаль до боли и до слез». —«Кто б мог подумать? Был умерен в еде, считай не пил; умер от какого-то непонятного врачам цирроза! Где справедливость в этой жизни, скажите? Сколько пьянчуг терпит свет, обжор, лиходеев, а тут»!..» Расчувствовался дух, слушая горькие рассуждения близких своих, скорбящих по нем. «И впрямь, – думает, – как-то не справедливо поступила со мной жизнь, ушла от меня так запросто и так скоро. Что-то теперь меня ждет, интересно? Раз я там был так незаслуженно обделен, здесь, стало быть, на том, то есть уже на этом свете, справедливости если ради…» – Не успел закончить свою мысль дух, замечает, обращается к нему господин, незнакомый ему, взявшийся вдруг перед ним точно из неоткуда.

–Не побеспокою? – интересуется.

–Простите, вы мне? – удивляется дух, оборачиваясь назад: может, кто за ним стоит? – он-то для глаз живых, по логике вещей, должен быть незримым. Но загадочный господин в старомодном костюме, продолжает смотреть на него таким взглядом, что, сомнений возникнуть не может, вопрос был адресован ему.

–Не побеспокоите, – отвечает дух. – С кем имею честь? И, позвольте поинтересоваться, каким, собственно, образом?..

–Я вас вижу? – подсказывает с улыбкой незнакомец.

–Да, ведь я, кажется, умер, вон, можете засвидетельствовать, покоюсь, – говорит дух, показывая на свое тело во гробе. Расположенный к веселости господин делает гримасу удивления на своем не молодом, не старом, довольно приятном лице.

–И впрямь, покоитесь, – соглашается он.

Смотрит дух на представшего пред ним господина: вроде ничего, одет хоть и не по моде, но опрятно, и лицо благообразием дышит; на проходимца вроде не похож.

–Стало быть, вы и сами дух? – делает он заключение.

–Стало быть, – следует ответ.

–И вы меня пришли…

–Проводить.

–Куда?

–Куда вам будет угодно.

Новопреставленный пребывает в некотором замешательстве.

–Как это? – обращается он к своему таинственному собрату. – Мне казалось, здесь дела должны обстоять несколько иначе, со свободой, то есть, выбора, я имею в виду. Мне казалось…

–Справедливости ради.

–Простите?

Лицо неизвестного господина отображает наигранное выражение детской непосредственности.

–Справедливости ради, – повторяет он. – Раз уж там, при жизни, вы были так незаслуженно годами обделены, то здесь, после смерти, вправе самолично избрать себе участь.

–По заслугам? – обращается за разъяснением дух.

–Разумеется, по заслугам, – отвечает провожатый.

–Однако я могу быть предвзят.

–Мы надеемся на вашу порядочность.

К этому моменту, стоит заметить, необыкновенные собеседники уже успели переместиться (какие им теперь дела среди живых, если по существу?) и находятся теперь они не на похоронах, а где-то… где-то нигде, в необозримой пустоте без краев и очертаний. Впрочем, духа это обстоятельство волнует мало.

–Интересный вы, – продолжает возмущаться он, – от чего мне отталкиваться? По крайней мере, не лишним будет мне узнать, каких здешних мест обыватели придерживаются взглядов? Ведь если судить с точки зрения христианства…

–Тогда без промедленья устремляем свои стопы в рай, – подсказывает господин в старомодном костюме, хитро́ прищуривая глаза и двусмысленно улыбаясь при этом.

–Погодите юродствовать, – протестует дух. – Думаете, я сам не понимаю, что на рай, может быть, не нажил. Но, опять же, надо знать критерии оценки. Может быть, у вас здесь с мелкими прегрешениями не шибко строго. В таком случае, у меня, кажется, серьезного не было ничего… Нет, разумеется, до ангела мне далеко, однако, где-то у подножия… Потому, у меня, знаете, представление сложилось, что Всевышний, Он обязательно где-то на горе располагаться изволит. Да, такое у меня сложилось представление! Ежели не так, то разуверьте, только, ради всего святого, не молчите и не усмехайтесь вы так, точно я перед вами шут! – Дух заметно раздражается; выражение лица его собеседника остается неизменным.

–Или, предположим, так и есть, все это пустое головы морочание, а на самом деле, мне в аду уже зазнамо место наготовили, – продолжает дух, отдышавшись чуть, но все также экспансивно, – за грешок мой, – потому что был один, по чести сказать, был. Что же, предположим, у вас здесь с этим, как говорится, без компромиссов: оступился раз – не возропщи, прошу покорнейше. Предположим. Хотя это и не по-христиански, согласитесь, так рубить с плеча, чуть что. Ну, то ладно, хозяин барин, как говорится. Предположим, в ад назначено мне. Но, в таком случае, рассудите сами, не в девятый же круг мне провалиться надлежит, к какому-нибудь Наполеону в сожительство, тут должна присутствовать, согласитесь, надлежащая сортировка. И так, чтобы не один Минос какой-нибудь, хвостатый, единолично мою участь решал, потому что от одного, когда зависит… Оно и по себе можно судить, когда бываешь не в настроении… Словом, может быть, тут нельзя обойтись и без господ присяжных. Или как оно у вас, по положению? Я же – еще раз повторю – решительно не имею никакого понятия о ваших здешних порядках. Может у вас… Может вы здесь, извините, по-буддистски перерождаетесь! В таком случае, извините, о