Походы и кони - Сергей Мамонтов

На батарее, конечно, никого не было. С помощью ездовых, которые не могут отлучиться, я выпустил несколько шрапнелей по направлению красных, которых я еще не видел. Идея была хороша. При орудийных выстрелах всадники стали скакать со всех сторон, и полки стали строиться.

На бугре, где я раньше был, появилась красная цепь. Батарея открыла по ней огонь. Завязался бой. Мы наткнулись на большие красные силы, отходящие от Харькова. У красных оказалось преимущество сил, неожиданности и положения. Они были на буфе, а мы внизу. Мы стали отступать, но за нашей спиной оказалось болото. Положение наше было мерзкое. Я командовал орудийным ящиком, запряженным плохими лошадьми. Они совершенно выбились из сил, таща ящик по краю болота. Обозненко позволил мне бросить ящик. Мы отпрягли лошадей, и в сумятице я не подумал взять шинель, вещи и карабин, которые были привязаны к ящику. Я присоединился к своему орудию. Оно с трудом шло по зыбкой окраине болота. В одном месте канава черной воды пересекала тропу.

“Орудие завязнет”, — подумал я.

Мы скинули в канаву несколько ящиков инжира, которые со времени Золочева находились на передке, и сверху положили два лотка со снарядами. По этому импровизированному мосту орудие перешло канаву.

Мы шли по самому краю болота. Справа рядом с нами была высокая насыпь железной дороги, которая скрывала нас от красных. Слева громадное болото. Было чувство, что попали мы в мышеловку. Не выбраться нам отсюда. Все же шли, делать было нечего. Лошади напрягали все силы. Под ногами хлюпало. Вдруг тропа повернула налево в самое болото. Что делать? Пошли по ней. Вода выступала все выше и выше. Кругом были высокие камыши. Они определенно качались при нашем проходе. Трясина.

Мы протянули орудие еще шагов двести. Тут было что-то вроде мостика. На нем орудие застряло окончательно. Дальше тропинка исчезала под водой.

Один нетерпеливый казак хотел объехать орудие, загородившее тропу. Он свернул влево и тотчас же исчез в трясине. Его удалось вытащить, а лошадь так-таки и исчезла.

- Руби постромки, — приказал полковник Шапиловский. (Мелькнула мысль, что пришлось-таки услыхать эту чрезвычайно редкую команду, — постромки можно было отстегнуть.)

Мы сняли затвор и прицел, а орудие бросили. Только тогда мы отдали себе отчет в том, что за нашим орудием никто больше не шел. Куда девалась вся колонна?

— Поручик Мамонтов, поезжайте посмотрите, что сталось с остальными.

Шапиловский, Мукалов, номера и ездовые, да с десяток казаков пошли дальше по тропе, а я повернул Дуру. Настал вечер, и наступила темнота. Я сразу остался один. Бой смолк, и кругом была полная темнота. Я очень беспокоился за брата. Я двигался с осторожностью, прислушиваясь. Копыта Дуры хлюпали по воде.

Недалеко перед собой я услыхал приглушенный говор. Я остановил Дуру. И вдруг прямо передо мной команда: “Ба-та-льон... Огонь!” — и залп разодрал темноту прямо передо мной в нескольких десятках шагов. К счастью, красная цепь стояла на высокой железнодорожной насыпи, и все пули перелетели через мою голову. Меня скрывали от них только темнота и камыши. Я замер, подождал, потом тихо повернул Дуру и направился в болото. Когда Дура булькала в воде копытами, а это было неизбежно, красные принимались стрелять, а я останавливался. Они успокаивались, я продолжал идти, они принимались стрелять. Так много раз. Наконец я от них удалился, стрельба прекратилась. Запел соловей.

В БОЛОТЕ

Я спрашивал себя, что сталось с другими орудиями, с братом, со всей дивизией? Уничтожены? Рассеяны? Ушли по другой дороге? И что будем делать мы, здесь находящиеся? Сможем ли мы найти дивизию или добраться до наших у Харькова? Ведь на всех дорогах отступающие красные. Как глупо влопались. И все от беспечности, по нашей же вине.

Я дошел до нашего завязшего орудия. Дальше тропы никакой не было. Черная вода, в которой отражались месяц и камыши, которые качались при каждом шаге Дуры. Кругом тишина и соловей.

Где же тропа? Как ее найти? Хоть бы собака залаяла на той стороне, чтобы ориентироваться. Глупо ведь погибнуть в трясине, как давеча тот казак. Дрожь меня пробирала. Вдруг я одумался. Я ведь вовсе не один. Со мной Дура, и она меня выведет. Только ей не мешать. Пусть делает, как знает. Я ее погладил:

— Ты у меня умница, ты найдешь дорогу. Иди осторожно, потихоньку. Там, где прошли другие лошади.

У меня была уверенность, что Дура меня поняла. Я отпустил ей длинный повод, бросил стремена и мысленно повторял: “Ты умница, ты найдешь дорогу”.

Я чувствовал, что она читает мои мысли и они ей помогают.

Дура тихо вошла в черную воду. Сначала вода доходила до колен, потом стала подниматься все выше и выше и дошла до груди. Дура вытянула шею, обнюхала воду со всех сторон и мелкими шажками пошла дальше. А соседние камыши равномерно качались с каждым ее шагом. Она остановилась, снова обнюхала воду, повернула направо и пошла. Потом повернула опять направо, прошла некоторое расстояние, остановилась, пошла налево. Вода как будто стала спадать. Но я боялся еще радоваться. Я все время подбадривал Дуру мысленно:

— Иди осторожно. Ты ведь знаешь, как идти...

Вода стала определенно спадать, и вскоре камыши перестали качаться. Дура пошла уверенней. Она шла по твердому дну и вскоре достигла берега болота.

- Спасибо, милая. Ты очень хорошо это сделала. Сам я никогда из болота не выбрался бы. Хорошо, что мне пришла мысль предоставить тебе искать дорогу.

Тут был маленький хутор, в котором я нашел Шапиловского с нашими людьми и два-три десятка казаков. Это было все. Никто не знал, куда подевались остальные. Из осторожности мы спали на улице, не заходя в хаты, чтобы держаться вместе.

В подобных случаях казаки замечательны. Потомки разбойников, они применяются к обстановке. Никаких разговоров, ни паники, ни растерянности. Мрачно молчат, и только.

Я смог дать Дуре только немного соломы и, конечно, ее не расседлывал. Ночь была довольно холодная. Тут-то я спохватился, что моя шинель, вещи и карабин остались там, на зарядном ящике. У меня на поясе висела карта в кожаном футляре. Я достал карту юга России и завернулся в нее. Лег около Дуры и, несмотря на тревогу, сладко заснул.

Впоследствии иногда мне снилась черная вода с отражением месяца и качание камышей кругом... и дрожь пробирала.

В ПОИСКАХ ДИВИЗИИ

На рассвете полковник Шапиловский приказал попробовать вытянуть брошенное орудие. Сам он остался с казаками, а нас — Мукалова, меня и наших людей — послал на это абсурдное дело. Ведь он сам шел по болоту, и ему же должно было быть ясно, что орудие никоим образом вытянуть по болоту нельзя. Удивительно, как люди думают, а ведь Шапиловский не был дураком.