Малиновые облака - Юрий Михайлович Артамонов

Подъехал автобус, который два раза в день курсировал от станицы до станции и обратно. Станичники уважительно смотрели на Григория Якимовича, впервые увидев его ордена и медали. Здороваясь, уступали дорогу. И он здоровался, слегка наклонив голову и почему-то смущаясь. Но зайти в автобус не торопился: хотелось попрощаться с женой наедине.

Надежда Петровна вопрошающе заглянула ему в глаза.

— Не горюй, вернусь, — убежденно сказал ей Григорий Якимович.

Надежда Петровна, улыбнувшись, кивнула: мол, ни на секунду не сомневалась в этом. Больше они не сказали ни слова, только смотрели в глаза друг другу.

Но вот автобус тронулся, и жена осталась одна. Ветер трепал ее седые волосы, шевелил складки платья. Взгляд Надежды Петровны, доверчивый, нежный, был устремлен на Григория Якимовича. Вот так смотрела она и во время войны, когда выхаживала его в госпитале, где они впервые встретились, вот так смотрела, когда жили все эти послевоенные годы вместе одной семьей. Обыкновенная, из тех неприметных, которые не бросаются в глаза на веселых гуляньях, не поражают огненным блеском очей. О таких просто говорят: некрасивая. Но именно такие женщины, не обладая внешней красотой, наделены внутренней, и если мужчина вовремя почувствовал это, то он может считать себя счастливым человеком. Григорию Якимовичу повезло: внутреннюю красоту Надежды Петровны, Надюши, он распознал вовремя. «Дай бог другим мужчинам найти такую красивую душой женщину, как Надя», — иногда с гордостью думал он.

5

Поезд остановился в Саратове. Григорий Якимович посмотрел в окно и увидел на перроне молодых веселых парней. Они смеялись, пели, играли на гитаре. Их окружали взрослые — отцы, матери, родственники. Были среди них и девушки. И одна из них в белой косынке показалась Григорию Якимовичу грустной. Она молча прислонилась к парню в синем джемпере и смотрела вниз, под ноги. А парень, наклонившись к ней, что-то шептал ей, видимо, успокаивал.

«Парни едут в армию», — догадался Григорий Якимович. Тотчас же он вспомнил, как давным-давно, лет тридцать тому назад, он сам уходил на войну. Запряг лошадь и поехал по селам прощаться со знакомыми и друзьями, в последний раз повеселиться с девчатами. А сейчас? Сейчас совсем все по-другому. Не надо собирать сухари, брать смену белья. И повезут их не в товарном вагоне, а в чистом, плацкартном.

Поезд засвистел, ребята разместились по вагонам. Провожающие, такие же возбужденные и веселые, замахали руками. Только девушка в белой косынке никак не отпускает от себя своего парня. Повисла безжизненно на руках, смотрит в глаза ему, плачет.

«Нс горюй, касатка, не беспокой свое сердечко, вернется твой друг живой и невредимый», — подумал Григорий Якимович.

Поезд тронулся. Парень на ходу вскочил в вагон, а девушка как бы замерла на платформе.

В своем купе Григорию Якимовичу стало скучно. Молодая пара — муж и жена — ушли в ресторан. Третья попутчица — старушка, как у себя дома, спокойно и деловито вязала детский чулок и в разговор не вступала.

И Григория Якимовича вдруг потянуло к будущим солдатам, которые разместились в соседнем вагоне. Когда он открыл дверь, ребята перестали петь.

— Здравствуйте, — поприветствовал Григорий Якимович.

— Привет, отец, — раздались голоса. — Садись с нами.

Ему освободили место. Григорий Якимович сел, поставив палку между ног.

— Значит, служить едем? — спросил он, оглядывая веселую компанию.

— Служить, — ответил один. — Солдатами будем.

Григорий Якимович сразу признал в этом парне того, в синем джемпере, к кому припадала девушка в белой косынке. Но если на перроне он казался веселым, то сейчас его словно подменили. Наверно, он понял, с каким близким человеком попрощался на долгие-долгие месяцы.

Парни долго разглядывали ордена и медали Григория Якимовича, потом один не утерпел, осторожно прикоснулся к ним рукой.

— А вы, видать, немало повидали, отец? Тяжело было?

— Всякое было. Солдатская служба, сынок, тяжела, но почетна, — Григорий Якимович почувствовал себя необыкновенно хорошо среди этих незнакомых ребят. — Это такая же работа. Если любишь свое дело, оно принесет тебе радость. Вот и служба такая же. И радость испытаешь, и горесть встретишь.

— Я понял, — задумчиво сказал парень в синем джемпере. — А долго вы воевали?

— Два года. Больше не пришлось — валялся по госпиталям. В одном вот руку отрезали, в другом даже без ног хотели оставить. Спасибо девушке — спасла меня.

Кругом притихли. Подумали, наверное, что старый солдат начнет рассказывать самое интересное из своей жизни, но Григорий Якимович неожиданно умолк. Расспрашивать его ребятам показалось неудобно, и они тоже молчали.

— Вот у Васи, — сказал наконец кто-то, показывая на парня в синем джемпере, — девушка осталась. Обещала ждать. Как вы думаете, дождется она его?

Григорий Якимович посмотрел на Васю.

— Обязательно дождется! Надо только верить. Без веры служить тяжело… Ну, мне пора, засиделся я. Не серчайте уж.

— Подождите, отец, за встречу такую не грех и выпить!

— Это можно, — согласился Григорий Якимович. — Я сейчас схожу. В честь вашего отъезда.

— Не надо. У нас свое есть.

Быстро нашли кружку, откупорили бутылку вина.

— Хорошо служите, ребята, не срамите отцов своих и дедов! — торжественно проговорил Григорий Якимович и выпил.

Или оттого, что давно не пил, или от болезни, которая только на время притихла, но вино быстро ударило в голову. Ребята, конечно, заметили это, но ничего не сказали. Подав палку, бережно проводили до купе.

Но Григорию Якимовичу не хотелось спать. Он лежал с открытыми глазами и пытался вспомнить что-то давно минувшее… Воспоминание это присутствовало рядом с ним, а вот в голову никак не шло. Бывает же такое!

Вдруг глазам его представилась девушка в белой косынке, и в тот же миг вспомнил все, будто спрессованные временем в клубок события положили ему на ладонь. И вот он увидел рядом с незнакомой девушкой в белой косынке свою жену Надюшу. Хотя на лицо они и не были похожи, но по характеру и теплоте души они, вероятно, близнецы.

Как же он сразу не догадался об этом? Ведь эта девушка — его Надя в молодости.

6

Григорий Якимович сказал ребятам, что воевать ему пришлось всего два года. А чего стоили ему эти первые два года войны?! Они были самыми страшными и тяжелыми. Григорий Якимович и запомнил отчетливо только эти два года. А потом — были госпитали, один, другой, третий. И казалось тогда ему, что жизнь его остановилась… пока не встретил Надю.

Особенно сохранился в памяти его последний бой. Проходили мост через безымянную речку, и командир роты сказал:

— Вот здесь на какое-то время надо задержать немцев… Я не могу приказывать.