Мои воспоминания. Брусиловский прорыв - Алексей Брусилов

Как уже раньше было сказано, ряды наших войск были малочисленны, ударная группа немцев вся легла на плечи моей армии, главным образом – на ее правый фланг. Борьба во всех отношениях была непосильная, войск не хватало и пришлось взять из Перемышля лучшую часть гарнизона, чтобы отстаивать путь отступления из Перемышля, в котором осталось главным образом ополчение. Известно же, что ополчение, за малым исключением, было почти небоеспособно.

Мне, например, было донесено, что на двух фортах западного фронта Перемышля противник спокойно резал проволоку перед фортовыми заграждениями, а гарнизон этих фортов не только сам не мешал этому делу, но и не позволял артиллерии стрелять – вследствие опасения, что сильная неприятельская артиллерия обрушится на форты.

Очевидно, что такие гарнизоны легко отдали форты врагу, который, таким образом, попал вовнутрь крепости. При таких условиях удержать Перемышль дальше было невозможно, и ночью мною было приказано очистить этот участок общей позиции, чем сокращался фронт армии, и без того жидкий, приблизительно верст на 30, что имело для меня громадное значение, ибо давало мне возможность составить резервы, которые были мною все израсходованы в предыдущих боях. Я считал необходимым и после потери Перемышля удерживаться возможно дольше на занимаемом нами рубеже.

В помощь моей армии для борьбы за Перемышль были присланы 23-й армейский и 2-й Кавказский корпуса, которые высшим командованием предвзято уже были направлены на Любачев; следовательно, было уже предрешено, откуда и каким способом эти два корпуса должны ударить по неприятелю, который к этому времени частью своих сил перешел на правый берег реки Сана у Радымно.

Если бы спросили меня, то я эти два корпуса ввел бы возможно более тайно в Перемышль и, присоединив к ним гарнизон крепости, неожиданно произвел бы вылазку всеми этими силами из западных фортов в тыл вражеским войскам, как находившимся на правом берегу Сана, так и тем, которые были расположены на левом берегу от Ярослава до Перемышля.

И это – при условии, что все войска по всему фронту одновременно ввязались бы в бой с противником, в особенности же с севера; 3-я армия должна была бы в этом случае собрать возможно больший кулак, чтобы нанести удар к югу примерно от Лежайска. Не знаю, насколько это помогло бы при недостатке огнестрельных припасов вообще, но при таком образе действий, мне казалось, были некоторые шансы на успех, размер которого заранее определить было невозможно.

При наступлении же вышеупомянутых двух корпусов от Любачева на юго-запад получалась лобовая атака противника, обладавшего громадной артиллерией и множеством пулеметов; у нас же ни орудий, ни пулеметов в достаточном количестве не было, да и артиллерийская атака, долженствовавшая подготовить пехотную и поддержать таковую, не могла иметь места по недостатку снарядов. Можно было вперед сказать, что этот недостаточный и несвоевременный кулак, пущенный в ход не в надлежащем месте, никаких осязательных результатов не даст.

Нужно притом добавить, что эти два корпуса, сами по себе очень высоких боевых качеств, были плохо обучены, как и большинство войск, прибывавших к нам с севера, и атаку они произвели весьма не сноровисто. Вскоре после этой атаки Перемышль пал, будучи, как я уже сказал, очищен по моему приказанию, так как гарнизон в нем более держаться не мог. Из всех фортов нами были удержаны лишь восточные – Седлисские. В общем, крепость досталась неприятелю совершенно разоруженная, без каких бы то ни было запасов; насколько мне помнится, в руки врагу попались лишь четыре орудия без замков, которые были унесены.

Было еще одно обстоятельство, мешавшее нам пополнять ряды прибывавшими солдатами: помимо того, что они были очень плохо обучены, они прибывали невооруженными, а у нас для них не было винтовок. Пока мы наступали, все оружие, оставшееся на полях сражения, как наше, так и неприятельское, собиралось нами особыми командами и по исправлении шло опять в дело; теперь же, при нашем отходе, получилось обратное, и все оружие от убитых и раненых попадало в руки врага.

Внутри империи винтовок не было. Приказано было легкораненым идти на перевязочные пункты обязательно с оружием, выдавались за это даже наградные деньги, но эти меры дали весьма незначительные результаты. При каждом полку, – чем дальше, тем больше – росли команды безоружных солдат, которых и обучать почти нечем было. В общем, дезорганизация нашей армии, по недостатку технических средств, шла, быстро увеличиваясь, и наша боеспособность с часу на час уменьшалась, а дух войск быстро падал.

Тем не менее я уповал, что на своем фронте удержусь на Сане, но совершенно для меня непредвиденно и к моему ужасу я получил приказание ген. Иванова передать 5-й Кавказский корпус в 3-ю армию, 21-й корпус отослать во Львов в резерв главнокомандующего, а 2-й Кавказский и 23-й корпуса немедленно направить в состав 9-й армии, ибо главкоюз продолжал бояться за свой левый фланг, невзирая на то, что, казалось бы, вполне выяснилось, где наносится главный удар.

Таким образом, мой правый фланг, куда и наносился главный удар противника, оголялся, и между мной и 3-й армией искусственно устраивался нами значительный разрыв, который заполнить было нечем. Нельзя считать восстановлением фронта этого пустопорожнего участка то, что здесь находилась 11-я кавалерийская дивизия, а на левом фланге 3-й армии был кавалерийский корпус в составе двух дивизий. Всякому понятно, что три кавалерийских дивизии не могут заменить собой четырех армейских корпусов, как бы эти дивизии ни были геройски настроены.

Я немедленно протелеграфировал главнокомандующему, что одновременный уход четырех корпусов с моего правого фланга, на который и производится главный напор врага, даст возможность противнику беспрепятственно и быстро глубоко охватывать мой правый фланг, и что вместо того, чтобы удержаться на месте, а в крайности – медленно уходить, мне под угрозой охвата и даже окружения части моих войск придется отходить быстро и потерять всякую надежду на успешный отпор подавляющим силам противника.

На это мне было отвечено, что раз Перемышль пал, то надобности для меня такого количества войск больше не встречается, а потому предписывается немедленно выполнить данное приказание. На это я еще раз донес, что при подобной обстановке я не буду в состоянии на следующих этапах отхода сколько-нибудь задерживаться, что мы таким образом немедленно потеряем Львов и в самом быстром времени приведем врага в нашу страну. И это донесение успеха не имело. Так мне и пришлось совершенно оголить правый фланг и с полной безнадежностью смотреть на дальнейший ход событий.