Песнь Кобальта (СИ) - Дюжева Маргарита

— Как же так? Как же так? — повторяла она, а их карих глаз, подернутых синевой кобальтовой, слезы непрестанно бежали.

Что их всех ждет дальше? Жизнь на Серой Пустоши? Где солнце никогда не бывает чистым, а вечно прикрыто серой пеленой облаков? На чужбине, потеряв свой дом? А маги с солдатами, что последний защитный рубеж составляют? Сколько они простоят против толпы вражеских воинов, что хлынет в город черно-золотой волной, как только главные ворота падут. А что станет с драконами? Сколько их осталось в живых? Надолго ли?

Никто не уцелеет! Никто! Не хватит сил защитникам сдержать натиск врагов.

Отступила тихонько на шаг назад. Потом еще на один. И еще. Суматоха в храме стояла невиданная, и никто не обратил внимания, как хрупкая девичья фигурка скрылась за мраморной колонной, а потом и вовсе выскользнула на улицу.

Не желая привлекать к себе внимание воинов, что копошились у ворот, укрепляя их, спустилась не по пандусу главному, а по боковой лестнице, неровные ступени которой были выбиты прямо в скале.

Бэйрут прав. Кобальтовые делают то, что должны, и она поступит так же.

Пригибаясь, подбежала незамеченная к Ильфиду иссохшему, перевалилась через бортик, пригнувшись книзу. Замерла, прислушиваясь. Никто не заметил ее побега, все заняты спасением жителей.

Это хорошо.

Опустилась на колени, ладошкой смахнула песок с камней разогретых, и нерешительно руки приложила.

Сотни раз она делала так, но никогда еще настолько сильно не хотела успеха. В груди сжималось все от боли, от отчаяния, от желания помочь им всем. Детям, на долю которых выпала война, женщинам, чьи мужья уже никогда не переступят порог дома. Драконам кобальтовым, что жизнь свою отдавали, пытаясь защитить остальных.

— Пожалуйста! — шептала сквозь слезы, — пожалуйста. Откликнись.

Рев сражения доносился все громче, отвлекая, заставляя вздрагивать, испуганно вскидывать глаза на синеющий над головой купол, озаряемый драконьим пламенем. Отвлекало ее все, сбивало настрой, лишая остатков смелости.

Пытаясь равновесие обрести вспомнила любимые синие глаза, что смотрели с нежностью, улыбку теплую, прикосновение рук сильных. И в этих воспоминаниях спокойствие обрела. Прикрыла глаза, выдохнула медленно, отрешаясь от всего окружающего. Все мысли о кобальте только были, о Песне его, что в крови теплилась.

Звуки, запахи, свет, все приглушенным стало, отступило на задний план, оставляя ее наедине с собой.

Позвала Песнь затаившуюся, нежно, ласково, с трепетом, как никогда до этого. Потянулась к ней всей душой измученной, прося прощения и умоляя на помощь прийти. Раскаялась искренне в том, что всегда отталкивала, отрицала, прогоняла как дворнягу приблудную.

Сила, что до этого вяло на контакт шла: встрепенулась недоверчиво, протягивая к ней щупальца свои. Изучая, трогая, робко ближе подходя.

— Помоги, пожалуйста, — шептала как заведенная, — не мне, остальным. Не виноваты они ни в чем, пусть живут. Если хочешь — забери меня, накажи за непослушание, за обиды: что наносила, но от них не отказывайся.

Перед глазами пролетела вся ее недолгая жизнь в Вар'шаане. Люди приветливые, что приняли ее безоговорочно. Тъердов вспомнила, что жизни свои отдали, чтобы живой довести ее до города. Верили они, что в силах ее помочь народу кобальтовому. У них тоже прощения просила со слезами на глазах, за то, что подвела тогда, побегом своим на погибель обрекая.

Золотые Пески разоренные вспомнила. Отца, матушку, красавицу Тамиллу. Ведь не зря же они погибли, а она уцелела! Вела ее судьба к этому месту и времени, местами тернистым путем, болезненным. Все для того, чтобы долг свой выполнила.

Сомкнула веки еще сильнее, чувствуя как с ресниц капли соленые срываются, да на ладони падают.

— Помоги мне, пожалуйста! Я одна не справлюсь.

Вокруг все дымкой подернулось и показалось Дэниэль, что под землю она проваливается. Тело ее остается на поверхности, а душа все ниже спускается, в каменную толщу.

***

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Будто пополам разорвалась. Часть ее сидела на площади, отчаянно прижимая руки у камням, а другая бесплотным призраком внутрь скалы погружалась. Все вокруг странным выглядело. Вроде площадь перед храмом, а вроде и своды каменные. Все в одно смешалось, свилось, что не распутаешь.

Отрешилась от того, что наверху творилось, все ниже опускаясь, куда неведомый голос манил, звуча в сердце.

Навстречу попались темно-синие искорки. Одна, потом вторая. Две три, пять десять. И чем ниже спускалась, тем больше их становилось, окружали со всех сторон, призывно мерцая.

Протянула призрачную руку, прикасаясь к ближайшей искорке. Та задрожала, засветилась ярче, а к ней соседние потянулись, сливаясь в одну густую каплю, плывущую вслед за ее пальцами.

Так красиво. Так завораживающе. Так напоминало фокус, что показывала много лет назад Тамилла. Только теперь капли покорно следовали не за сестрой погибшей, а за ней самой.

Чем больше тянулась к ним, тем сильнее они сплачивались, сливались в единое целое.

Дэни, что наверху сидела, почувствовала, как под ладонями влага появилась. Сквозь трещины в камне просачивались первые капли, тянулись к ней, обволакивали пальцы, медленно поднимаясь к запястьям тонким.

Но непохоже было, что мощь Ильфида просыпается. Не то все это, мелочи.

Еще ниже ринулась внутрь каменного мира, пытаясь нащупать что-то. Сама не знала что, но чувствовала, где-то рядом, притаилось, ждет, когда она найдет его.

Спускалась, попутно прикасаясь к искристым синим облакам. Те дрожали, сливались воедино.

А в Ильфиде кобальт медленно расползался в стороны, пробиваясь вокруг девушки стоящей на коленях.

Еще рывок, и она призраком проваливается в пещеру. Тут светло. Стены светятся изнутри нежным голубым светом. Своды высоки и невесомы, а на дне она.

Жила кобальтовая.

Как живая. Движется, пульсирует. По темно-синей поверхности рябь дрожащая проходит. Хребет исполинский вздыбливается, будто вздыхая надсадно.

Жуткое зрелище, и одновременно прекрасное. Вокруг столько синих огней, что марево стоит загадочное.

Аккуратно спустилась еще ниже и протянула к ней дрожащие пальцы. Коснулась гладкой поверхности. Ни холодной, ни теплой, пульсирующей и перетекающей с места на место.

Жила тут же замерла, будто прислушиваясь к ощущениям, а через миг щупальце острое взметнулось вниз, ухватилось за девичье тонкое запястье, и к себе потащило.

Дэниэль испугалась, попыталась высвободиться, а в голове слова Тамиллы зазвучали: «прими ее, сердце открой и она сама за тобой пойдет котенком ласковым».

Успокоилась, перестала сопротивляться и прошептала:

— Здравствуй.

Щупальце отпустило, втягиваясь в жилу. Та вздыбилась еще сильнее, заволновалась, задрожала. Приподнялась выше, но опустилась обессиленно.

— Пойдем со мной, пожалуйста, — снова прикоснулась к дрожащей синеве, погладила пальцами трепещущими, — пойдем.

Поднялась чуть выше, жила встревоженная, но следом не двинулась.

— Умоляю, пойдем. Там кобальтовый народ гибнет. Без тебя им не справиться. Пойдем. Я помогу тебе, — и протянула руки к ней предлагая помощь свою. С минуту не происходило ничего, а потом два щупальца вытянулись из синих перекатов, скользнули в ладони к Дэниэль, обвились вокруг рук.

— Пойдем, — прошептала Дэни, поднимая взгляд к верху.

Попробовала подняться, да не тут то было, держала жила массивная на месте, не давая с места сдвинуться.

Как поднять махину такую? И снова голос, что внутри ответ подсказал. Не мышцами надо тащить, а сердцем, душой к солнцу тянуться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Перед глазами опять возникли все те, кто погиб, те кто жив еще и спастись пытается, те, кто ценой жизни своей защищают остальных.

Ради них все. Ради народа кобальтового.

Медленно начала подниматься. Сантиметр за сантиметром. Все выше и выше, постепенно разгоняясь. И жила за ней подниматься начала, хребет блестящий выгибая. Заполняя мощью своей все пространство, стягивая к себе все искорки разрозненные, все капли одинокие. Сплочая их, превращая в единое целое.