Три восхода солнца - Ирина Омельченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я заметила, что по мере того, как говорю, выражение лица инквизитора меняется. То ли парень действительно был не в курсе кто я и чем зарабатываю на жизнь, то ли его намеренно ввели в заблуждение.
– Врешь!
– Да не вру! – Я уже кричу ему прямо в лицо от накопившихся эмоций. Чурбан в рясе. Послушал бы меня еще там, в квартире, облегчил бы жизнь нам обоим. – Вот те крест! А, точно!
С этими словами легко дотрагиваюсь до креста на груди чародея. Тот аж зажмурился. Ожидал, что я сейчас задымлюсь и сгину? Да вот фиг, не на ту напал. Крест как крест, мой был симпатичнее.
– Видишь? А всем этим рогатым слабо. Они даже мой крестик с шеи сперли, пока я спала. Фер, наверное, по приказу утащил, дрянь рыжая! У-у-у, поймаю…
– Вот! Вот опять! – Инквизитор шарахнулся от меня, как от огня. Чего это с ним? – Как тогда! Я знал! Я знал, что ты порождение тьмы! Тогда не знал, но теперь знаю!…
– Чего? Совсем ты… – кручу пальцем у виска. – Болеешь?
Но громилу, казалось, заботило что-то свое. Что-то из воспоминаний. Он даже не смотрел в мою сторону, а вертел головой, словно выискивая невидимого врага, способного напасть в любую минуту. М-да, тяжелый случай.
– Эй! В себя приди! – Встряхиваю пленника. Его взгляд фокусируется на мне, но медленно, как бы против воли. – Ты о чем сейчас? Я тут полчаса уже распинаюсь, кто я, что я и чем жила, пока в мою жизнь не влез нахальный тип гражданской наружности, а он продолжает обзываться! Сам ты порождение тьмы.
Обижаюсь. Не, ну каков нахал, а? Я ему тут чуть ли не исповедь, а он… Фи, одним словом.
Инквизитор вглядывается пристально, словно ожидая подвоха, то и дело переводя взгляд на собственный крест, с которым (ясен пень!) ничего не случилось. Наконец приступ бешенства прошел, и он успокоился. Даже выражение удивления на лице проступило.
– Ты еще на предыдущий вопрос не ответил, а у меня уже новый созрел. Что это было сейчас? – Пытаюсь держаться, как ни в чем не бывало. Любопытство снова побеждает разум, да и на больных не обижаются. Интересно, с ним всегда так или от визита в Нижний мир головка бо-бо? Или (да не, не может быть) я со своим зельем накосячила?
– Ничего не понимаю… Я думал ты…
Я тоже ничего не понимаю, и у меня зреет желание хорошенько двинуть этого мужика по голове, чтобы он уже связно объяснил в чем, собственно, дело?
– Так, давай рассказывай по порядку. – Твердый и требовательный тон подействовал на чародея-переростка отрезвляюще. Я уселась поудобнее, предвкушая рассказ, и Семен Ягода заговорил.
– Это было еще во времена моего обучения…
Глава двадцать первая
В деревне, где я родился, тяжело в те годы пришлось: колхоз развалился, из имущества у родителей то и было, что дом, огород, да козы. А тут я, пятнадцать лет мне было тогда, в армию не возьмут, родителям рот лишний, я ж не один был в семье, вроде как старший, а помочь нечем. Только и знал, что с удочкой на берегу сидеть, да в гороховом поле шастать, а зимой что? Я и сам хотел в город податься, времена тогда были лихие. Умные люди сказывали о них странными словами: «перестройка, путч, ваучеры, передел территорий». А по-человечески, голодно было и страшно. Думал, прибьюсь под шумок к кому посильнее или поумнее, найду свое место в жизни, схвачу, пока не поздно, и для себя кусок, а там и родителям помогу, и сестренке жених завидный сыщется. Братишке младшему, башковитому, всяко легче будет в институт поступить, поди, выучится, большим человеком будет, все лучше, чем коз пасти. Сам-то я в науке слабоват, только начальную школу и окончил, да и то с трудом.
Мысли-то были, а до дела не доходило. И тут приезжает один дядька, из древних, на таких взглянешь – в чем душа держится? Но крепкий оказался, через деревню нашу чуть ли не бегом бежал, а не задохнулся даже. С порога к батьке моему: «Мол, отпусти». Мамка, конечно, в голос, но ведь и она не дура, знает, что, хоть и не Ленинград, не Москва, но все поближе, да потеплее, чем у нас в Архангельской. У мужичка хозяйство свое, в старой части города, дом, куры, кролики. Рядом, опять же, микрорайоны новые, магазины. Питаться и одеваться буду, как городской, и тихо там, спокойно, и я ж молодой, на свидания во Дворец Культуры могу бегать. А коль помрет хозяин по возрасту, так не извольте беспокоиться, мне все оставит, детей своих нет, вот и буду племянником названным.
Я потом, конечно, понял, что он меня учить собрался. В то время-то своих школ у нас не было, да и следили шибко. «Охота на ведьм», говоришь? На нас тоже была охота. Так что стоило наставнику меня во сне увидеть, так он и примчался. Говорил, что опоздать боялся – и сам он мог не дожить до нашей встречи, и меня могли вычислить. Не зря же косились соседи и слухи пошли, что как Семен с травкой поговорит, так она цветет, как на червячка пошепчет, так улов сегодня будет царский.
Я учился, головенкой пустой враз пытаясь запомнить все слова мудреные, ночами не спал, про себя их повторяя. Захожие, любопытные к нам не совались, про дискотеки я и сам позабыл, в новой части города только гулять любил, среди панельных домов-высоток, непривычно было и немного странно. В парке городском, что возле школы, ходил, тогда-то тебя и встретил. Не знаю, помнишь ты? Маленькая была, да и напугалась сильно. Вроде что плохого – родители дочь непослушную, неразумную, что по темноте домой не идет, догоняют. Да только сразу я понял, что все не так, как кажется. Черные они были, родители твои, словно дегтем их вымазали. Странно, да? Вроде вот они, люди, смотришь на них, красиво одетые, чистые, улыбаются, да только черные с головы до ног. И ворон, сверху парит, словно ведет их, дорогу к тебе указывает, не спрячешься, не скроешься…
Я ж вначале думал, что разве хитрая наука где и пригодится, то в хозяйстве, или шпану местную припугнуть, а тут пришлось все, что умел использовать, всю силу собрать, слова умные вспомнить и даже те, что не учились
