Иллюзия убийства - Кэрол Макклири
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот, пожалуйста, мисс Блай. И поскорее вам пересечь финишную черту.
В телеграмме, отправленной оклендскому служащему, я просила сообщить о дальнейшем пути следования некоторых пассажиров с «Океаника», который пришвартовался, после того как я сошла с буксирного судна. Железнодорожный служащий может быстро установить, как движутся поезда, потому что большинство телеграфных линий идут в стране вдоль путей.
Конкретно я интересовалась Сарой, Фредериком, Уортонами и фон Райхом. Вот какой ответ я получила: они вместе выехали поездом, следующим по маршруту через горы, и должны прибыть в Чикаго через несколько часов после моего отъезда.
Мистер Гарднер прерывает мои размышления.
— Извините, я задумалась. Что вы сказали?
— Дорогая мисс Блай, я испытываю искушение похитить вас. Вы бесподобная женщина.
— Мистер Гарднер, — говорю я с невинной улыбкой на губах, которая много раз имела успех с мистером Пулитцером, — это своевременное предложение. Мне действительно нужно, чтобы вы и члены пресс-клуба похитили меня на несколько часов. Я откладываю отъезд, потому что мне нужно встретиться с друзьями, прибывающими с Запада.
— А вы не рискуете опоздать?
— Надеюсь, что нет. — Но я знаю, что рискую.
Я вижу заголовки: «НЕЛЛИ БЛАЙ ПОДВОДИТ АМЕРИКУ И ВСЕХ ЖЕНЩИН!» Я слышу, что вместо восторженных возгласов меня освистывают.
Но у меня нет выбора. Единственный достойный шаг — это отложить отъезд и встретиться с моими бывшими попутчиками. Я уверена, что Сара в опасности, о которой она не догадывается.
Война, убийства, противозаконная любовь — все эти смертные грехи так или иначе сопутствуют Саре; события, с которыми у меня ассоциируются походы армий по равнинам под покровом темноты.
— Вы загрустили, мисс Блай? — Мистер Гарднер с доброй улыбкой смотрит на меня. — Вероятно, из-за того, что вы проведете всего несколько часов в нашем прекрасном городе.
— Я думала о том, какой спокойной и беззаботной была у меня жизнь в детстве.
62
В красивых комнатах пресс-клуба я встречаюсь с его президентом Стэнли Ватерлоо и несколькими коллегами-журналистами. Они ожидали меня только во второй половине дня. В клубе готовились устроить мне прием в неофициальной обстановке, но когда сообщили, что я прибуду раньше из-за того, что спешу, уже не оставалось времени на оповещение членов клуба.
После восхитительного приема мы направляемся в ресторан, где клуб заказал для нас завтрак. После этого с членами пресс-клуба едем на Чикагскую товарную биржу, где меня ждут два сюрприза.
Первый: на доске объявлений вижу свою фамилию и сообщение, что сегодня я выступаю перед трейдерами.
Второй: под моей фамилией указан мистер Стирлинг Весткот. Он выступает завтра вечером.
Мои коллеги замечают, что я не могу оторвать глаз от его имени.
— Вы знакомы с мистером Весткотом?
— Только понаслышке, но хотела бы встретиться с ним.
— К сожалению, в этот раз вам не удастся. Он выступает завтра и на следующее утро уезжает на Западное побережье.
Едет на запад в своем личном вагоне, конечно. А я еду на восток. Как и мои попутчики с парохода. Сара не стала бы проделывать весь этот путь до Чикаго, чтобы сразу повернуть назад и снова ехать на запад. А ведь на свете не одна Амелия, и я, может быть, сосредоточилась не на той?
Когда мы входим в биржевой зал, бедлам, царящий там во время торгов, кажется, достигает пика.
Мои коллеги ведут меня на галерею, и в тот момент, когда мы появляемся на ней, какой-то человек поднимает руку, чтобы сообщить что-то ревущей толпе, но замечает меня и кричит:
— Там Нелли Блай!
Тотчас бешено орущая толпа замолкает, наступает такая тишина, что слышно, как муха пролетит. Все лица, радостные и восторженные, поворачиваются в мою сторону, люди снимают головные уборы, и в огромном зале раздается взрыв аплодисментов.
Я потрясена. Пусть говорят все, что угодно, о Чикаго, только я не верю, что где-нибудь еще в Соединенных Штатах так восторженно приветствовали бы женщину, как в Чикагской товарной бирже.
Среди бурных аплодисментов слышатся возгласы: «Скажите речь!»
Я снимаю кепку и качаю головой, потому что не могу. Мне бы только не расплакаться — нельзя, чтобы эти люди видели мои слезы. У меня просто невероятное состояние.
Мой жест только заводит людей, и они начинают кричать еще громче.
Уже далеко за полдень члены пресс-клуба доставляют меня на Пенсильванский вокзал, где я неохотно прощаюсь с ними. У меня нет слов, чтобы выразить сердечную благодарность за царский прием, оказанный ими невзрачной залетной гостье.
Из телеграммы мистера Биссела я уже знаю, что купе Уортонов и фон Райха в одном вагоне. Фредерик и Сара едут в других. Мое купе в том же вагоне, что и купе Сары; они расположены рядом, и мы с ней окажемся ближе друг к другу, чем во время путешествия по морю. Интересно, что произойдет, когда, как сардинам в банке, нам некуда будет деться.
Сейчас же я в совершенном нетерпении — хочется увидеть, как все он и среагируют на мое появление. И услышать, что Сара ответит на мои вопросы.
Группа людей, садящихся в вагон, замирает и смотрит в моем направлении, когда какой-то мужчина снимает шляпу и кричит:
— Ваш последний бросок, Нелли?! Счастливого пути и скорее пересечь финишную черту!
Я улыбаюсь в ответ, машу рукой и говорю ему «спасибо». Действительно, скорее бы пересечь эту черту.
Ну вот я себя и обнаружила.
Лорд Уортон, садящийся в пульман через два вагона от того, в котором поеду я, оборачивается, хмурит брови и изображает гримасу, какую я представила бы себе на лице судьи, смотрящего на подсудимого при вынесении смертного приговора. Что касается ее светлости, то она лишь бросает короткий взгляд в мою сторону, вскидывает подбородок и поворачивается спиной. Ледяной пронизывающий ветер в данный момент, наверное, был бы приветливее.
Я забрасываю саквояж и пальто в свое купе и стучусь в дверь Сары.
— Полиция, — шепчу я в дверную щель. — Мы разыскиваем женщину, исчезнувшую при загадочных обстоятельствах.
Крик радости слышится за дверью, и она открывается.
— Нелли! — Сара искренне, горячо и восторженно обнимает меня. — Входи!
Окинув взглядом тесное купе, я спрашиваю:
— А где же спальный гроб?
Сара полным драматизма жестом прижимает тыльную сторону ладони ко лбу.
— Увы, он угодил в багажный вагон. Я так рада, что ты здесь! Я была уверена, что мы больше не увидимся.
— И я тоже. — Я закрываю за собой дверь. — Сара, мне нужно поговорить с тобой.
Она садится, а я продолжаю стоять.
— В чем дело, дорогая? Ты явно встревожена.
— Нужно поговорить о твоих рандеву. Ты должна сказать мне…
Сара качает головой с такой силой, что кажется, та сейчас отвалится.
— Нет, нет и нет. И не спрашивай. Это совершенно не твое дело.
— Мне нужно знать. Особенно об Амелии.
— Вон! — Она вскакивает и отодвигает дверь.
— Сара…
— Вон! — Она слегка толкает меня. Я переступаю через порог, а Сара целует меня в щеку. — Когда-нибудь я тебе расскажу, но сейчас ты для меня персона нон грата.
— Сара, я думаю, ты в опасности.
— Меня умиляет твоя наивность и непосредственность. Иногда мне кажется, весь мир в опасности.
— Походы армий под покровом темноты?
— Вот именно. — Сара еще раз чмокает меня в щеку. — А сейчас беги, дорогая, и… — Она наклоняется ко мне и шепчет на ухо: — Не приходи, пока я не позову тебя.
Сара проскальзывает назад в купе и закрывает дверь.
Какой-то момент я смотрю на дверь, борясь с желанием отодвинуть ее, но слышу, как щелкает замок. Ну что ж, пока пусть будет так. Я решаю было войти в свое купе, но у меня появилась иная мысль.
Я нахожу проводника.
— Джордж, в каком вагоне мистер Селус?
— В следующем по ходу движения. Но я только что видел его в курительном вагоне. Это третий по ходу движения.
— Спасибо.
Я меньше всего люблю курительные вагоны в поезде. По мне, лучше ехать в угольном тендере с кочегаром, чтобы нас обдувало дымом из топки, чем поневоле вдыхать густые клубы противного сигарного дыма. Сколько раз я говорила об этом с мужчинами в поезде, и все напрасно.
Войдя в курительный вагон, я вижу там лорда и леди Уортон. К счастью, обворожительное личико ее светлости скрыто под вуалью вместе с чувствами, которые она испытает при виде меня. Здесь же и Фредерик — занят беседой с каким-то человеком и не видит, что я вошла.
Высокомерные Уортоны полностью игнорируют меня, хотя, как я слышу, произносится мое имя и несколько человек дружески мне улыбаются.
— Что вы думаете, господа, об «Уэстли триста три»? — спрашивает один из присутствующих Фредерика.