Однажды разбитое сердце - Стефани Гарбер

– Есть причина, почему никто никогда не говорит о них. – Голос Джекса сделался низким и смертельно опасным. – Я могу сказать тебе, что они бездушные монстры. Могу предупредить, что если посмотришь в глаза вампирам, то они воспримут это как приглашение разорвать твою глотку быстрее, чем ты успеешь выкрикнуть «нет». Но ничто из этого не отпугнет тебя. Их истории прокляты, но вместо того, чтобы искажать правду, они манипулируют чувствами людей. Что бы я ни рассказал тебе о вампирах, ты будешь заинтригована, а не в ужасе. Такие, как ты, всегда хотят, чтобы их укусили или обратили.

– Но не я, – возразила Эванджелина.

– Но тебе любопытно, – парировал Джекс.

– Мне многое интересно. Мне интересен ты, но это не значит, что я хочу, чтобы ты меня кусал!

Уголок рта у Джекса дернулся.

– Я уже сделал это, Лисичка. – Его холодные пальцы нашли ее запястье и скользнули под край перчатки, погладив последний оставшийся шрам в форме разбитого сердца. – К счастью для тебя, сколько бы раз я тебя ни укусил, ты никогда не превратишься в то, чем я являюсь. Но иногда вампиру достаточно одного взгляда, чтобы ты оказалась в его власти.

Джекс посмотрел на оголенный участок кожи ее груди и шеи. И прежде, чем она успела прочитать выражение его лица, он отпустил ее запястье и скрылся в темном царстве склепов и надгробий.

Они шли в полной тишине, пока Джекс не нашел мавзолей, увитый виноградными лозами демонического сердечника и охраняемый двумя печальными каменными ангелами. Один ангел оплакивал пару сломанных крыльев, в то время как другой играл на арфе с порванными струнами.

Джекс небрежно подергал за одну из поврежденных струн. После нескольких беззвучных нот дверь в мавзолей отодвинулась.

Обычно здесь должны были быть ворота, отделяющие гостей кладбища от гробов, но вместо этого там оказалась другая дверь. Старая, деревянная, с прорезями железных завитков, дверь напоминала многие, которые она видела в Волчьей Усадьбе, за исключением светящейся замочной скважины. Сквозь маленькое изогнутое отверстие лился густой медовый свет, который разгорался все ярче по мере того, как они подходили к двери – мерцающей и многообещающей, а еще гораздо более манящей, чем дверь в церкви Джекса. Та дверь не желала, чтобы ее открывали, но эта – хотела.

«Приходи сюда с холода, – прошептала она. – Я согрею тебя».

Джекс окинул ее тяжелым взглядом.

– Не ведись на это. В качестве вампира ты станешь для меня бесполезной.

– Ну, будем надеяться, что я не решу, что стать вампиром лучше, чем быть полезной тебе.

Глаза Джекса буквально метали кинжалы.

Эванджелина боролась с желанием одарить его злорадной улыбкой, но уголки губ все равно ее подвели, скользнув вверх. Она ощущала себя некомфортно от насмешек Джекса, но то, что ей понравилась дверь, еще не означало, что она собиралась войти туда и обнажить свое горло перед вампиром. Эванджелина почувствовала прилив смелости от осознания того, что ее не так легко заменить, как пытался внушить ей Джекс. Она была нужна ему для его драгоценной Арки Доблестей, что не вселяло уверенности, но она побеспокоится об этом позже – после того, как отыщет настоящего убийцу Аполлона и оправдает свое чистое имя.

– Вместо того чтобы указывать, что мне не нужно делать, ты должен приложить больше усилий, чтобы я хотела продолжать сотрудничать с тобой.

– Например, спасти твою жизнь?

– Ты сделал это ради себя.

– Но сделал же. Если бы не я, твоя история уже подошла бы к финалу. – Джекс закончил разговор, постучав костяшками пальцев по двери и сказав: – Мы пришли к Хаосу.

– Хозяин сегодня не принимает посетителей, – произнес голос, похожий на проливной дождь, музыкальный и завораживающий.

Джекс закатил глаза.

– Скажи своему хозяину, что пришел Принц Сердец, и он в неоплатном долгу передо мной.

Дверь тут же открылась.

Джекс стиснул челюсти, будто желал, чтобы его слова не сработали.

Эванджелине не составило бы никакого труда еще больше разозлить Джекса, притворившись околдованной. Вампир, который открыл дверь, был именно таким, как она ожидала. Он выглядел как сын воина-полубога – или кого-то еще, у кого иное строение костей. Одет был как элегантный наемный убийца: в черную кожаную тунику и пальто, толстые манжеты которого доходили до мускулистых предплечий и обнажали кожу, настолько безупречную, что она сияла.

Она помнила, что не должна смотреть вампиру в глаза. Но Эванджелина чувствовала исходящий от него жар. Его взгляд, жадно обшаривающий ее облегающий корсет; улыбку, в которой мелькнули острые клыки.

Ее сердце бешено забилось.

Его клыки удлинились.

«Расслабься, – раздался голос Джекса в голове Эванджелины. – Страх только возбуждает их, Лисичка».

Ее кровь продолжала бурлить.

«Ты все еще не можешь контролировать меня, – подумала она в ответ. – И ты сказал, что не будешь пытаться».

«Я только пытался предупредить», – безмолвно ответил Джекс.

А затем, словно он сам не был чудовищем, Джекс просунул руку под ее накидку и обхватил Эванджелину за талию, крепко прижимая к себе.

– Прекрати сверкать клыками. Я единственный, кто может ее кусать.

Джекс прикусил ухо Эванджелины, резко и сильно. Она чувствовала, как жжение от укуса разливается по всему телу, покрываясь мурашками, которые превратились в румянец, добравшись до ее щек.

«Сколько бы раз я тебя ни укусил, ты никогда не превратишься в то, чем я являюсь», – говорил он. А теперь он делал это, просто чтобы доказать, что ему это позволено.

Эванджелина начала отстраняться.

«Нет. – Джекс раздвинул пальцы и крепче сжал ее талию. – У людей здесь нет власти. Если он решит, что я не могу контролировать тебя, то он сделает это сам, и я гарантирую, что тебе это понравится еще меньше».

«Тебе все равно не нужно было меня кусать», – подумала Эванджелина. И она бы стряхнула его руку с себя, но пришла сюда не для того, чтобы бороться с Джексом. Она стояла здесь потому, что Аполлон был мертв, а ей нужно выяснить, кто его убил.

Поэтому, вместо того чтобы сопротивляться, она стиснула зубы, когда Джекс отпустил ее талию и взял за руку.

Не говоря больше ни слова, их вампир-проводник увлек их вперед.

Поначалу широкие коридоры и эффектные каменные лестницы не слишком отличались от самых старых закоулков Волчьей Усадьбы. Стены были увешаны произведениями искусства, древними щитами и стальными клинками, приобретшими бронзовый оттенок под светом тяжелых канделябров.

Лестница уводила их все глубже и глубже под землю, где воздух снова стал холодным, а Эванджелина поймала себя на мысли, что борется с желанием прижаться к Джексу. До