Война сквозь время - Станислав Сергеев

— Вас понял. Феникс, возвращаемся.

Глава 23

Минут через двадцать разведчики вернулись на нашу импровизированную базу и делились впечатлениями. Эмоциональный рассказ Артемьева был прерван вышедшим на связь Мироновым, который доложил, что около роты немцев идут в обход по лесу. Этот доклад слышали все, и озабоченность читалась даже на лице Саньки, который только что получал ни с чем не сравнимое удовольствие, отстреливая наступающих немцев.

Вяткин, Малой и Артемьев смотрели на меня и ждали решения. Все прекрасно понимали, что это значит. Немцы пройдут мимо нас, не заметив, и зайдут в тыл обороняющемуся батальону. Поэтому до сих пор не началась артподготовка — ждут, когда эта рота зайдет в тыл обороны. Как командир группы, я знал — ввязаться в бой с немцами это поставить под угрозу всю операцию по работе с предками и, возможно, засветить наше появление по полной программе. И это понимал не только я. Общую мысль выразил Санька:

— Командир, я понимаю, что нам нельзя рыпаться. Но по мне, так это западло немцев пропустить в тыл. Там раненые и некому их эвакуировать и защитить, а эти на них и выйдут. Будет резня.

Я опустил голову и лихорадочно искал выход из ситуации. Мне самому было неприятно. Сейчас перед глазами вставал полевой госпиталь Красного Креста под Симферополем, который вырезали татары, и второй раз такое видеть я не мог, а тем более допустить. То, что придется вмешаться, поняли все, только ждали команды, и если сейчас затаиться, тот же Малой и Вяткин сознательно уйдут в свой последний бой, да и Артемьев с ними увяжется.

Я глубоко вздохнул. Если нельзя запретить безобразие, то нужно его возглавить.

Приняв для себя решение, как-то стало легче на душе, и команды уже легко полились из меня.

— Связь с базой. Пятиминутная полная боевая готовность. Быть готовыми для высадки и огневого прикрытия эвакуации. Артемьев и Малой, провести дополнительное минирование. Вяткин, помогаешь мне оборудовать огневую позицию пулемета и автоматического гранатомета. Всем, кроме снайперов, экипироваться по штурмовому варианту.

Все бросились выполнять команды, у нас было слишком мало времени.

Пока Артемьев и Малой устанавливали несколько МОНок и Санькины самоделки, я с помощью Вяткина вытащил АГС-17, зарядил его и приготовил для ведения огня, а складной саперной лопатой делал некоторое подобие бруствера. То же самое делал Вяткин для своего ПКМ.

Передав сообщение на базу, получив сообщение от Миронова о приближении немцев, включил систему подавления радиосигнала и приготовился к бою. Невдалеке разместился Санька, сменив «лохматку» маскировочного костюма на кевларовый шлем, бронежилет, баллистические очки. Такая же метаморфоза произошла и со мной и с Вяткиным. Малой, как снайпер, замаскировался более основательно, у него в бою были другие задачи, это же касалось и Миронова, который должен был привести немцев на нашу базу.

Майор Селиванов осторожно выглянул из-за бруствера, осматривая в бинокль поле перед окопами и темнеющий невдалеке массив леса, в котором пряталась немецкая пехота. Оглохший на одно ухо от разорвавшегося рядом снаряда, с наскоро перевязанной рукой, словившей небольшой осколок, командир полка все еще оставался в строю. Все бойцы, находящиеся у него в подчинении, были жалкими остатками 223-го стрелкового полка 53-й стрелковой дивизии, которая с боями отходила от реки Десна, под постоянными ударами 2-й полевой армии вермахта. Благодаря заранее полученной информации о готовящемся ударе удалось подготовить глубоко эшелонированную оборону по южному берегу Десны и на неделю задержать продвижение немецких войск. Последним указанием от командования дивизии был приказ цепляться за каждый холм, но максимально стараться задержать наступление врага, пока южнее формируется новая линия обороны.

Майор Селиванов, начальник штаба полка, заменивший тяжело раненного и эвакуированного в тыл командира, старался выполнить приказ со всей тщательностью и фантазией голого и голодного солдата, уже знающего, что жить ему осталось считаные часы. Поэтому отбив несколько атак противника, он уводил оставшихся людей и готовил новый рубеж, стараясь на нем остановить хоть на день, хоть на час немцев, делая все, чтобы при этом сберечь людей.

Когда была уничтожена последняя противотанковая пушка и минометная батарея, майор понял, что как боевая единица, полк будет существовать еще около двух-трех часов. Именно такого времени достаточно противнику, чтоб сровнять позиции полка с землей и обойти по лесу для флангового удара.

Была возможность отступить и снова ухватиться за очередной рубеж, но люди сильно измотаны непрекращающимися боями и ночными маршами. Большое количество раненых не позволяло сделать спасительного рывка. Их просто не на чем было эвакуировать, а бросать на растерзание противнику не позволяла совесть.

Два часа жизни. Единственное, что грело душу, что это не первое поле, усеянное серыми телами уничтоженных фашистов. Да и горящий бронеавтомобиль, и бесхозно стоящие две 75-миллиметровые полевые пушки с уничтоженными расчетами скрашивали грустные мысли. И эти три километра не дались немцам легко. Они заплатили и будут еще много платить за каждый метр нашей земли. Ночью в расположение полка вышли дивизионные разведчики, один из них был ранен, но они смогли выкрасть унтер-офицера во время проверки постов. Конечно, стрельба поднялась серьезная, но главное, дивизия про них не забыла.

Интересную вещь они рассказали, что здесь по лесам бродит еще какая-то группа фронтовой разведки, которая этой ночью основательно пощипала немцев. Маленькая надежда теплилась в душе, что сейчас, что через полчаса, к ним придет помощь и не придется отстреливаться до последнего патрона. Он не боялся смерти. Он к ней привык и был готов ее принять как должное, слишком устал за это время. Ему было обидно за своих бойцов. Многое он видел за это время. И предательство, и трусость, и храбрость. Те, кто сейчас были с ним, те, кто по-хозяйски заряжали оружие последними патронами и готовили к броску последнюю гранату, те, кто не сбежал в лес при ночных маршах, бомбардировках и артобстрелах, были настоящими русскими солдатами. Жалко было погибать и видеть, как погибают лучшие. Но они погибнут и придут другие, которые рано или поздно пойдут в наступление и отобьют эти земли, политые кровью.

Всего два часа… Он был по жизни циником, как все, старался двигаться по служебной лестнице, искал теплые места, но все это было в прошлом. Когда ходишь по краю жизни и знаешь свой час, можно быть самим собой. Сейчас остались только эти окопы и линия леса, откуда скоро снова выйдут густые цепи противника и это будет последним боем.

«Надо бы подстраховаться на случай обхода, хотя сил нету вообще». Повернув голову и глянув по ходу сообщения, он увидел артиллериста, лейтенанта Павлова, который прибыл с новым пополнением прямо в разгар боев. Последнюю пушку уничтожили час назад, и оставшийся без орудия Павлов принял на себя роль командира стрелкового взвода. Хотя после боя по количеству взвод был больше похож на отделение.

— Павлов.

— Я, товарищ майор.

— Возьмешь свой взвод, один пулемет и пройдете вон в тот лесок, недалеко от позиции минометной батареи. Там лощина и немцы вполне в состоянии обойти и ударить во фланг. А там только раненые. Попробуй их задержать, а я пока попытаюсь организовать их эвакуацию.

А про себя подумал: «Только тех, кто сможет сам уйти. Это все что я смогу сделать».

До противника было далеко, но и сюда доносился звук работающих двигателей, то ли тягачей, то ли танков. Проследив, как группа бойцов, возглавляемая Павловым, скрылась в леске, Селиванов окликнул бойца, последние два часа исполняющего обязанности вестового. Но серия мощных взрывов и вспыхнувшая в лесу яростная перестрелка отвлекла его внимание. Приучившись по звуку стрельбы определять характер боя, майор очень сильно удивился. Многочисленные взрывы и длинные пулеметные очереди никак не вписывались в обстановку. Не могли германцы пустить в обход группу меньше взвода, и отряд Павлова был ей на один зуб, а тут бой длится уже минут пять, и активность стрельбы не уменьшается.

Мысль, которую Селиванов загонял подальше, все больше не давала ему покоя: «Помощь! Подмога!» Он боялся сам себе признаться, что до самого последнего момента ждал этого, боялся сглазить…

Хлопки выстрелов пушек из-за леса и взрывы гаубичных снарядов на позициях не дали ему возможности полностью насладиться звуками боя в лесу. Через пять минут, поддерживаемый бойцами, с пробитыми осколком легкими, захлебываясь своей кровью, майор Селиванов в последние секунды своей жизни думал о раненых, которых он так и не успел эвакуировать.

К нашему счастью, лес не был настолько густым, и видимость была не меньше двадцати-тридцати метров. Впереди, выдвинувшись метров на пятьдесят-шестьдесят, шли передовые дозоры. Мы их подпустили почти вплотную к нашим позициям и спокойно расстреляли четверых человек из бесшумного оружия.