Вера Дулова. Воспоминания. Статьи. Документы - Наталия Хамидовна Шамеева

a music college, two young fellows by the names of Sergei Maikov and Alexei Kaplyuk took lessons with me. They showed no special aptitude, but they were very nice boys. They asked me out to their place in the country once. That cottage was completely automated! All they did was press buttons, and everything appeared and disappeared as though by magic. They pressed a button, and a couch came floating out of a wall. They pressed another. and the whole garden was suddenly sprayed with water».

«I told them that they were misdirecting their talents, what they ought to be doing is repairing harps. The situation with harps was simply catastrophic. We did not manufacture them, either before the Revolution or afterward. There were many foreign harps, old French ones mostly and fewer American ones, but they were in the most deplorable condition. Nobody knew how to repair them. I gave the boys my old harp to tinker with. They took it apart and did a nice repair job, fixed a few others and then decided to try their hand at making a harp. That was no easy undertaking, let me tell you. The pedal mechanism (with seven pedals) alone, for semitones, is a very fancy affair. They had almost finished an instrument when the war broke out. The boys dropped everything, of course».

«Shortly before V-Day, Sergei Maikov came home badly battered. When he was ready to get to work again, we put our heads together. At long last, our first Russian harp was built. In my own dining room, too, which I had turned into a workshop for the duration. It was a red-letter day for all of us when, in Moscow‘s Beethoven Concert Hall, the harp was first put to the test. It was lined up with French, American and British instruments. The examining committee included composers Shostakovich and Khachaturyan. and conductors Pazovsky, Feiyer and Golovanov, among others. They concluded that our harp sounded fine, as good as any foreign product. And right then and there the decision was made to start the production of Soviet harps».

«A design office was opened at the Lunacharsky Plucking Instrument Factory in Leningrad. Just at that time Alexei Kaplyuk returned from the front — without even a scratch! — and joined in production.

The factory now accounts for 600 harps, and is putting out its ninth series. It is because we are making our own instruments that we have so many harp students and that harp playing is making such headway. The American instruments are excellent, and we have quite a number of them, but they cost 5,500 dollars each. A Soviet harp is only 1,650 rubles. Anybody who wants to study the harp seriously can buy an instrument now.»

«And the last question. With what feelings are you going to America?»

«I have cordial relations with American harpists. I had a very warm reception during my last stay in the States. This will be my third visit and I shall be seeing old friends.»

[Первая арфистка

Константин Телятников

Её арфа звучит как целый оркестр — трели струнных, низкий рокот контрабаса, хрустальный звук клавесина и даже органный хорал. При её прикосновении этот инструмент, созданный для pizzicato, поёт как скрипка или человеческий голос. Её техника безупречна. Пьер Жаме, знаменитый французский арфист, считал Веру Дулову лучшей арфисткой в мире.

Инструмент, предназначенный для женщин

То, что она стала музыкантом, совсем не удивительно.

Её отец, Георгий, был профессором скрипки в Московской консерватории. Её мать, Мария, пела в царском Мариинском оперном театре Санкт-Петербурга, прежде чем стать концертной певицей в Москве. Её бабушка была ученицей Николая Рубинштейна — блестящего пианиста, основателя Московской консерватории.

Вере было 5 лет, когда она начала учиться игре на фортепиано. Но ей нравилась виолончель. Отец считал, что виолончель — не женский инструмент, и предложил ей выбрать любой другой. Она ненавидела гаммы и хотела играть на инструменте, на котором гаммы не нужны. Отец сказал, что гаммы играют на всех инструментах, даже на барабане. Тогда она выбрала арфу. Отец одобрил. «Этот инструмент, — сказал он, — предназначен для женщин». Так она стала арфисткой. Если вы спросите Веру, почему, она не ответит. Её не особенно привлекало звучание арфы или игра какой-либо арфистки. Но музыкальному искусству её выбор принёс большую удачу. Он дал нам великую арфистку.

Всё началось с карточной игры

Случай сыграл большую роль в истории русского арфового искусства. Всё началось со Слепушкина, лихого гусара, который вёл беспутную жизнь офицера, пока не выиграл арфу в карточной игре. От скуки он взял несколько уроков, и это ему настолько понравилось, что он уволился из армии и уехал за границу, чтобы учиться всерьёз. Он закончил своё музыкальное образование в 27 лет.

Вернувшись в Россию, Слепушкин стал профессором в Московской консерватории. Он написал несколько книг о том, как научиться играть на арфе [Слепушкин не написал ни одной. — Н. Ш.], и его студенты стали известными арфистами. Одной из самых талантливых была Мария Корчинская, которая окончила Московскую консерваторию в 1915 году [1911. — Н. Ш.] с золотой медалью.

Годы учёбы

Когда Дулова в 1922 году поступила в консерваторию, профессор Слепушкин уже не преподавал: он ушёл из жизни в 1918 году. Дулова стала ученицей Марии Корчинской. В 1925 году она выступила в концерте консерваторских студентов для бездомных сирот. На концерте присутствовал Народный комиссар просвещения Анатолий Луначарский. Человек широкого кругозора, он сразу понял, что молодая арфистка необыкновенно талантлива. Когда она окончила консерваторию, Луначарский назначил ей стипендию для продолжения учёбы в Германии. Там она занималась два года с профессором Максом Заалем и дала несколько концертов, которые получили прекрасные отзывы прессы. Дулова вернулась в Россию в 1930 [1929. — Н. Ш.], зрелым музыкантом с большим репертуаром. С 1932 года она стала