Графиня Шатобриан - Генрих Лаубе

Трудно сказать, какую роль во всем этом играло честолюбие, которое могло, наконец, найти доступ и к ее бескорыстному сердцу благодаря влиянию Флорентина и придворной жизни. Желание сделаться королевой должно было неизбежно явиться у женщины, которая отдалась королю телом и душой в полной уверенности, что он любит ее той же безграничной любовью. Когда уверенность эта поколебалась и наступила пора борьбы, то графиня Шатобриан выказала в ней ту же силу характера, какую проявила в самоотречении, с которым предавалась своей любви. После всех потрясений, испытанных ею в этот день, только поверхностный наблюдатель мог удивиться перемене в наружности и обращении Франциски. Король не был знатоком человеческого сердца, и женщины настолько избаловали его благодаря его красоте и высокому положению, что он никогда не ожидал сопротивления с их стороны.

Слушая Франциску, король в первую минуту совершенно растерялся и не знал, что ответить ей, тем более что она упрекала его в нерыцарском поведении. Он всего более гордился прозвищем короля-рыцаря и потому мысль, что он мог погрешить в этом отношении, произвела на него крайне тяжелое впечатление. Не обращая никакого внимания на дорогу, он ехал наугад возле графини Шатобриан, которая никогда не казалась ему такой красивой, как в эту минуту. Щеки ее горели от волнения и жары, круглая шляпа с пером сдвинулась на затылок, роскошные черные волосы развевались по ее платью зелено-золотистого цвета.

Красота Франциски заставила короля забыть испытанное им унижение. Он следил с возрастающим интересом за неожиданной переменой в ее характере и обращении.

– Зачем ты прежде никогда не говорила со мной этим тоном! – невольно воскликнул король без дальнейших объяснений.

– Только сегодня ты принудил меня к этому! – возразила Франциска.

Разговаривая, таким образом, и занятые исключительно друг другом, они незаметно очутились на одном из окрестных парижских холмов, на который вряд ли король решился бы вступить в этот день, если бы сохранил присутствие духа и был способен соображать что-либо. Но теперь уже трудно было избежать зрелища, которое представилось их глазам. Огромная толпа народа поднималась на высоту; посреди ее виднелся человек в багрово-красной мантии, окруженный всадниками; за ним в черной телеге ехал худощавый старик с мертвенно-бледным лицом.

Король провел рукой по глазам, делая над собой усилие, чтобы припомнить, где он и что значит это странное зрелище. Между тем толпа, заметив издали короля, бросилась к нему с громким криком. Тут только он вспомнил, что находится на возвышенности Монфокон, служившей лобным местом для Парижа, и что бледный старик, простиравший к нему руки, не кто иной, как Семблансэ, которого Дюпра спешил отправить на виселицу.

– Что это значит? – воскликнула Франциска. – Опять толпа и крики!..

– Прочь отсюда! – поспешно проговорил король, схватив ее лошадь за поводья.

– Подожди одну минуту! ответила графиня, наклоняясь к шее своей лошади и прислушиваясь к крикам. – Слышишь ли, Франциск? Они кричат «Да здравствует король!» и благодарят тебя за смерть этого старика!.. Кто он такой?

– Прочь отсюда! Скорее!.. – воскликнул король, пришпорив до крови свою лошадь и таща за поводья иноходца графини. Он спешил удалиться от толпы и, не разбирая дороги, помчался в город, слабо освещенный последними лучами заходящего солнца.

Но и здесь король не нашел спокойствия. В тесных улицах заметно было необычайное движение; всюду раздавался неумолкаемый звон всех парижских колоколов. Король ехал с такой быстротой, что Франциска несколько раз едва не упала с лошади. Взволнованная событиями дня, она с лихорадочным любопытством допрашивала его, кто этот несчастный старик, осужденный на казнь?

Король ничего не отвечал ей. Она слышала только лошадиный топот и звон колоколов, далеко разносившийся по шумному городу, который все более и более погружался в ночной мрак.

Проехав город, король должен был остановиться, потому что ворота, выходившие на дорогу в Corbeil, были заперты. Слуги бросились вперед с громким криком: «Отворите ворота королю Франциску!»

Графиня Шатобриан воспользовалась этим моментом и спросила одного из телохранителей:

– Что значит шум в городе и колокольный звон?

– Повесили Семблансэ и умерла королева Клавдия! – ответил телохранитель.

Глава 10

Дела быстро приближались к развязке. Коннетабль Бурбон осаждал Марсель; Бонниве вернулся в Фонтенбло, и все со дня на день ожидали отъезда короля. Вопрос о регентстве и общественном положении графини Шатобриан особенно занимал придворных, но никто не мог сказать об этом ничего определенного, даже герцогиня Ангулемская, хотя король, увидевшись с нею в отеле Турнель, в день смерти королевы Клавдии, почти обещал поручить ей правление в свое отсутствие. Но герцогиня слишком хорошо знала своего сына, чтобы верить его обещаниям.

– Он не считает себя связанным собственными приговорами и решениями, каждый день придумывает что-нибудь новое и только в момент отъезда скажет окончательно, кто будет править государством в его отсутствие! – сказала герцогиня своему неизменному Доброжелателю Дюпра, который пришел к ней с известием о смерти Семблансэ. Прощаясь с ним, она поручила ему немедленно прислать к ней Флорентина.

Она знала, что молодой прелат был в Венсенне, и приписывала его советам благоприятную перемену в отношении короля к Франциске. Эта перемена была в высшей степени неприятна герцогине, и она решила во что бы то ни стало подкупить Флорентина и заставить его действовать в ее интересах.

Это было легче, нежели предполагала герцогиня. Флорентин, заметив охлаждение короля, отшатнулся от своей молочной сестры и искал благовидного предлога, чтобы перейти на сторону ее врагов. Этому немало способствовало суеверие, которое в те времена господствовало во всех слоях французского общества, не исключая высшего духовенства. Все таинственные приметы были против Франциски. Чем усерднее посвящал себя Флорентин изучению астрологии, чем лучше научился составлять гороскоп, тем холоднее относился он к подруге своего детства, потому что дорожил только тем, что могло доставить ему успех в свете.

Приехав в Фонтенбло по приглашению Дюпра, он вошел сперва в комнату Франциски, чтобы удостовериться в настоящем положении дел, но никого не нашел здесь, кроме ворона. Флорентин знал о существовании потаенной двери в галерее и вошел через нее без доклада, имея на это право, как духовник Франциски. Но когда в пустых комнатах раздался крик ворона, то Флорентин принял это за предостережение судьбы и без дальнейших колебаний направился в покои герцогини.