47 отголосков тьмы (сборник) - Виталий Вавикин

Вот я в квартире. Стены украшены какими-то фотографиями. Я беру одну из них. На ней запечатлен мой день рождения. Мне тогда исполнилось 12 лет, и родители преподнесли мне щенка, Джека. Моя великая радость, счастье плескается в глазах. Джек такой неуклюжий. Тут фотография потускнела, стала черно-белой. Я от удивления выронил ее на пол. Она разбилась. Я беру следующую фотографию. На ней изображена моя мать. Она такая красивая, такая родная… Внезапно фотография стала тускнеть, светлое лицо матери, выглядевшее молодым, осунулось, она постарела лет на десять. Фотография рассыпалась в прах. «Что за черт?» – пронеслось в моей голове. Тут я заметил какую-то странную фотографию. Она переливалась. На ней была изображена вечеринка, точнее, ее конец, когда одни трахаются, а другие блюют. Я в дурацком колпаке держу две бутылки пива в руках. Лицо идиота. Именно на этой чертовой вечеринке я познакомился с тетей Норой[7]. Первый раз. Игра чувств, всплеск эмоций, прилив энергии. Счастье в одном миллиграмме. Его принес Руслан – я тогда не знал, что он уже сидит на наркотиках. Внезапный порыв ветра сметает фотографии со стола, они в круговороте улетают в окно. «Что происходит?» – думаю, а ноги меня несут к окну. Я прыгаю вниз и приземляюсь на ноги. Идет сильный дождь, капли бьют меня по лицу, но я иду следом за фотографиями. Они потихоньку исчезают, растворяются в воздухе. Я выхожу на полянку. Мое внимание привлекает человек, копающий яму. Он орудует лопатой, комья земли летят в разные стороны. Тут начинается самое странное: он простирает руки к небу и к нему опускается звезда. Она светится серебряным светом. От этой красоты нельзя оторвать глаз. Человек берет ее и кладет в яму. Начинает закапывать. Свет звезды угасает. Человек бросает лопату и начинает руками, своим руками, закапывать звезду.

– Что вы делаете? – закричал я. – Зачем закапывать такую красоту?

Человек перестал закапывать, встал и обернулся. Его лицо оставалось в темноте:

– Нельзя закапывать эту красоту? Почему? Это моя мечта, моя жизнь, но она потеряла смысл. У меня есть прелесть, всего остального мне не надо.

Он протянул мне какой-то пакет. Это была кока. Тут его лицо осветила луна и я снова закричал. Это было мое лицо, но оно было какое-то безжизненное, серое. Я, не в силах выдержать этот страх, побежал. Дождь все сильнее стал хлестать меня по лицу. Капли стали холоднее. Мою щеку прорезала боль, и я очнулся. Из щеки шла кровь, сверху лилась холодная вода. «Что за черт?» – подумал я. Джек прыгал вокруг винтика с холодной водой. Он пытался пастью его покрутить, и вода шла от его стараний все сильней.

– Что на тебя нашло? – спросил я, и тут меня вырвало.

Мне было так плохо, живот крутило, тело трусило. Передоз[8]. Небольшой, но передоз. Если бы не Джек, я мог бы умереть. Главное – не заснуть, главное – не потерять связь с реальностью. Еще нужно пить. Я прильнул к льющейся воде. Меня снова вырвало. Интересно, это само пройдет? Я мотнул головой, пытаясь не потерять связь с реальностью. Мне становилось холодно от душа, я потихоньку приходил в себя. Если очнусь, выживу, то обязательно куплю Джеку самую большую косточку. И брошу… Нет, не спать! Джек гавкнул, отрезвляя меня. Я снова наклонил кран и попил из него. Дыхание, главное, не сбить.

Через полчаса я был уж в норме. Холод, вода и, главное, Джек сделали свое дело. Никогда больше не прикоснусь к этой гадости. Но у меня одного не хватит сил, надо бросать вдвоем. Буду Руслана просить, надеюсь, он не хочет так быстро умереть.

Осень. Увядающая природа радует глаз, шелест сухих листьев под ногами, игра красок, серость успокаивали мою душу. Но сегодня осень была еще одной причиной для депрессии. Утро, встретившее меня, было ужасным. Боль распиливала мое тело, мышцы ломило. При каждом малейшем моем движении в тело впивались тысячи тоненьких иголок. Я хотел остаться в кровати на весь день – организм устал от вчерашней передозировки. Но меня что-то гнало к Руслану, я понимал, что с каждым днем у меня все меньше шансов выбраться из этого болота, у Руслана счет шел на часы. Понимая безысходность этого положения, я встал с кровати и заорал от боли. Но стиснув зубы, я начал одеваться. Джек, увидев меня, радостно завилял хвостом. Мы вышли на улицу. Погода была хорошей, светило солнце, но мне казалось, что свет от него исходил какой-то тусклый. День, несмотря на солнечную погоду, был какой-то серый. Наркоман во мне очнулся: «Не хватает красок? Ты знаешь, что нужно делать. Барыга[9] живет недалеко». Но я не поддался провокации, мне хватало вчерашнего баланса на грани между жизнью и смертью, я и продолжил путь.

Дверь у Руслана была открыта, что очень странно, учитывая постоянные шмоны притонов. В квартире была Олеся, она стояла, наклонившись, возле дивана и шептала: «Дыши, дыши, дыши». Промелькнувшая в моей голове догадка заставила меня вбежать в квартиру. На диване лежал Руслан. Казалось, он спит, но что-то настораживало в его ангельски спокойном лице.

– Что с ним? – заорал я.

– Передоз. Он уже мертв, – и продолжила как ни в чем не бывало: – Дыши, дыши, дыши.

Так, с Олесей все ясно: она в заморочках[10]. Я схватил холодную руку Руслана и пытался нащупать пульс, но тщетно.

– Дура, он умер! – заорал я на Олесю. – Надо вызывать скорую. Пусть труп заберут.

– Если вызывать скорую, то нужно называть причину – узнают о передозе, вызовут ментов. Начнут шмонать,[11] и нас загребут, особенно увидев наши дорожки[12].

– Что же делать? – отозвался я. Перспектива оказаться на нарах совсем меня не радовала. Но и друга (точнее, его труп) оставлять тут нельзя.

– На кухне мешки для мусора были, – безучастно ответила Олеся.

– Олеся, очнись! Ты совсем свои мозги прокурила? Он жил вместе с тобой, помогал тебе. Я знал его с самого детства. Хоть он и наркоман, но его нужно похоронить по-человечески, гроб, похороны, отпевание, – пытался я образумить Олесю.

Но она лишь пожала плечами:

– Был человек, нет человека, но труп-то остался. Если мы будем хоронить по-человечески, то опять скорая, плюс у тебя есть деньги на гроб и всю эту лабуду? Он уже мертв, а мне этих денег хватит, знаешь, на сколько минут счастья?

– Олеся, ты же с ним жила. Ты не чувствуешь боли утраты, горечи? В тебе хоть что-то осталось человеческое? – возмутил меня ее спокойный тон.

– Ты скоро поймешь, что это не больно. Наркотик уже у руля. Нет боли, нет печали, нет чувств. Это не больно. Но ты же такой человечный, поможешь мне убрать труп? – спросила она.

Я понял, что Олеся стала дном наркомании, до ее души невозможно достучаться. В который раз себя проклял, что попробовал кокс. Не хочу стать циничным животным, безжалостной машиной, которой нужна жизнь лишь для кайфа, в постоянной погоне за счастьем я не хочу потерять свою душу.

– Страшно – вмажься, станет легче, – по-своему восприняв свою задумчивость, предложила Олеся.

Нет, только не наркотики. Но тут во мне проснулся наркоман: «В тебе остались человечность, доброта, душа. Давай, ширнись, я встану у руля. Я все сделаю за тебя. И тебе легче, ведь ты не будешь принимать в этом участие, ВСЕ СДЕЛАЮ Я».

– Так ты мне поможешь? – снова спросила Олеся.

Помимо моей воли вырвалось:

– Да, но я не смогу в трезвом сознании. Иди, приготовь мне винт.

«Зачем мне наркотики? Тебе вчерашнего было мало?» – спросил я сам себя. Но ответ был уже заранее подготовлен: он встанет у руля. Ты ничего не будешь делать. Это будет в последний раз. Потом ты бросишь, но сейчас мне необходимо принять, иначе ты не сможешь помочь Олесе, соседи узнают про труп, вызовут ментов, начнут нас искать. Тебе это нужно? Аргументы весомые, но это в последний раз я принимаю. И боль, сверлящая меня, исчезнет. Только нужно сходить за шприцами. Не хватало мне и гепатита со СПИДом, а то и так слишком далеко зашел». Крикнув Олесе, что пошел за шприцами, я вышел из квартиры.

На улице мне представилась странная картина: Джек притаился в кустах и за чем-то внимательно наблюдал. Проследив за его взглядом, я увидел большого, жирного и вполне аппетитного голубя. Стараясь не спугнуть добычу пса, я на цыпочках направился к аптеке. Но не прошел я метров десяти, как раздался шум и я обернулся. Весь в голубиных перьях и держа барахтающегося голубя в зубах, стоял Джек. «У голубя не было ни малейшего шанса выбраться», – подумал я, зная сильную хватку пса. Зато он хотя бы поест, в отличие от хозяина.

Когда я возвращался к Олесе, Джека на улице не было. Опять, наверно, погнался за кошкой или пошел домой. Поднявшись в квартиру, я зажал нос: невыносимо воняло бензином. Это означало лишь одно – джеф[13] готов.