Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования - Филип Шенон

В начале месяца Редлик натолкнулся на заинтриговавший его документ, отпечатанный на машинке в ФБР: дословное воспроизведение всех записей в записной книжке Освальда – полиция Далласа обнаружила ее среди личных вещей убийцы1. Бюро якобы подготовило для комиссии и других следователей машинописную копию исключительно из любезности, так как почерк Освальда с трудом поддавался прочтению.

Типично для Редлика: он не пожалел времени на трудоемкую проверку, которой, как он понимал, никто другой из членов комиссии не озаботится. Редлик решил сопоставить страницу за страницей подлинник записной книжки и распечатку ФБР. Редлик не прошел специальной подготовки в качестве следователя, однако придерживался убеждения, что хороший юрист обязан проверить каждую улику, сколько бы сил это ни отняло. Он хотел убедиться в том, что в Бюро ничего не перепутали (даже случайно) в записях Освальда.

Первые 24 страницы расшифровки ФБР точно совпадали с записной книжкой. Но вот Редлик дошел до страницы 25, глянул на соответствующую страницу записной книжки – и обнаружил пропуск. Здесь должна была находиться запись «АГЕНТ ДЖЕЙМС ХЭСТИ», с ошибкой в фамилии Джеймса Хости, агента ФБР в Далласе. Под именем агента Освальд записал его рабочий адрес и еще какие-то цифры – как выяснилось, номер казенного автомобиля ФБР. Запись датирована 1 ноября 1963 года, то есть была сделана за три недели до покушения.

Ни имя агента, с ошибкой или без, ни вся прочая информация о Хости не попала в распечатку ФБР. Редлик сразу же заподозрил, что Бюро неуклюже пыталось скрыть улики, указывавшие на связь с Освальдом. Он бросился за советом к Рэнкину, и Рэнкин тоже насторожился. Несколькими неделями ранее комиссия постаралась не дать ход проникшим в газеты неизвестно откуда сообщениям, будто Освальд, возможно, состоял на службе у ФБР. Но теперь возникло сомнение: не скрывает ли ФБР сведения, полученные об Освальде еще до убийства.

11 февраля 1964 года Рэнкин собрал коллег, сообщил им о том, что обнаружил Редлик, и просил совета. Кое для кого из юристов эти пропуски в распечатке оказались последней каплей. Самое малое, в чем можно было заподозрить ФБР, – это в попытке скрыть, что за убийцей президента перед самым покушением велось пристальное наблюдение и Освальд даже записал имя, адрес и номер автомобиля агента. «Естественно, мы решили, что они заметают следы», – вспоминал Слосон2. Спектер также был убежден, что это не был случайный недосмотр: «Самым гнусным образом прикрывали себя. Напрашивался естественный вопрос: что еще скрыли от комиссии, а мы так этого и не выяснили?»3 Для Гриффина это был тот момент, когда юристы комиссии убедились, что ФБР доверять нельзя никогда и ни в чем.

На этот раз Рэнкин не соизволил встретиться с Гувером лицом к лицу. Он написал директору ФБР письмо с требованием объяснить, когда и как был допущен этот пропуск в распечатке. «Само собой разумеется, нам нужны подробные объяснения… Комиссия должна быть полностью информирована об обстоятельствах, при которых появился этот пропуск»4. В письме Гуверу предлагалось назвать поименно всех агентов и их начальников, которые готовили «машинописную запись или принимали решения вычеркнуть из окончательной версии какую-либо информацию».

Гувер ответил не менее пылко: он-де тоже возмущен, а информация о Хости не была включена в распечатку, писал он в ответном письме Рэнкину, лишь потому, что не представляла собой «нити расследования», сколько-нибудь ценной для комиссии. В других документах ФБР, отметил он, также передавалось содержание записной книжки Освальда, и там вполне четко упоминалась запись о Хости. Отсутствовало это упоминание лишь в данном конкретном документе, распечатке. «С самого начала расследования Бюро собирало и передавало комиссии все существенные факты и намерено продолжать эту работу и впредь», – заявил Гувер.

Сам Хости знал, что это неправда. Позднее ему сообщили, что его друг Джон Кеслер, агент ФБР в Далласе, готовя распечатку, умышленно скрыл запись о нем, чтобы уберечь Хости от чересчур пристального внимания начальства. По словам Хости, «Кеслер всего лишь хотел защитить меня от гнева Гувера»5.

Но прикрывать Хости было уже поздно, и сам агент это знал. Еще в декабре он получил официальный выговор за подписью Гувера, и на том его карьера, очевидно, была закончена. Не упоминая впрямую убийство президента или слежку за Освальдом, Гувер писал своему подчиненному: «Вы допустили грубейшие промахи в деле, требовавшем повышенной бдительности»6. Что имел в виду директор, если не тот факт, что осенью Хости упустил шанс допросить Освальда и не предупредил Секретную службу о присутствии этого опасного человека в городе? «Вам следовало знать, что статус этого подозреваемого требовал более пристального внимания при расследовании», – говорилось в письме.

Хости опасался, что его принесут в жертву. Для ФБР куда проще свалить вину на одного-единственного агента в Далласе, чем выявлять куда более существенные промахи всей организации как до, так и после убийства. «Гувер сделал из меня классического козла отпущения, – жаловался впоследствии Хости. – После убийства Освальд заявил прессе, что это-де подстава, он лишь мальчик для битья. Теперь я понял, кто будет мальчиком для битья». Коллеги полностью разделяли его мнение. «Ты будешь жертвенным козлом», – так и сказал ему другой агент, Винс Дрейн7.

Конечно, и Хости переживал нелегкие минуты, терзаясь вопросом: «Мог ли я предотвратить убийство президента?» Со временем, однако, он уговорил себя, что его вины тут нет: сведения, которые он успел собрать об Освальде перед покушением, никоим образом не указывали, что этот человек представляет собой угрозу. Более того, агент полагал, что отчеты подтверждают, как добросовестно он работал. Дело о национальной безопасности, заведенное на Освальда после его возвращения в 1962 году из СССР, было закрыто агентом ФБР в Техасе, поскольку тот не счел Освальда достойным внимания. Это Хости вновь вернулся к той папке.

С самого начала расследования Хости понял, что начальство в ФБР спешит поскорее закончить дело и выставить Освальда убийцей-одиночкой невзирая ни на какие улики. Версию иностранного заговора расследовали так вяло, что Хости заподозрил: от него что-то скрывают. «Я не знал, что происходит в Вашингтоне, – вспоминал он, – но чуял неладное»8. От Гордона Шэнклина, главы отделения ФБР в Далласе («из тех типов, которые не высморкаются, не согласовав это с начальством»), Хости получил 23 ноября, на следующий день после гибели Кеннеди, ошеломляющее распоряжение: Шэнклин сообщил своим подчиненным, что «Вашингтон не желает, чтобы вы искали в этом деле советский след. Нежелательно волновать общественность». Тот же Шэнклин днем позже велел Хости уничтожить записку Освальда. Хости порвал записку и смыл обрывки в унитаз. (Спустя годы Шэнклин будет отрицать, что распорядился уничтожить записку, но другие служащие отделения ФБР в Далласе отчетливо помнили, что приказ исходил именно от него.)

Несмотря на выговор от Гувера, Хости все же было поручено участвовать в расследовании убийства: отстранив его, ФБР публично признало бы, что отделение в Далласе недолжным образом организовало слежку за Освальдом накануне убийства президента. Тем не менее Хости запретили упоминать свое имя в отчетах, которые направлялись в Вашингтон и ложились на стол Гувера: «Я-де скомпрометировал Гувера и Бюро в глазах общественности».

Основной задачей Хости в месяцы после убийства было любой ценой удержаться на службе. У него подрастали восемь детей, младшему на момент убийства было всего три месяца. Трехлетний сын Дикки страдал ДЦП и нуждался в интенсивных дорогостоящих процедурах четыре раза в неделю. Зацепиться за ускользавшую от него работу Хости мог только одним способом: выполнять приказы. «В 1942 году, когда я восемнадцатилетним парнем оказался в армии, мне первым делом внушили: в сражении рядовой должен слепо следовать приказам, – писал он. – А ФБР во многом похоже на армию»9.

В середине декабря ему поручили расследовать многообещающую наводку: попытаться установить, в какой мере соответствует истине удивительный рассказ молодой американки кубинского происхождения, проживавшей неподалеку от Далласа. Эта женщина, Сильвия Одио, пользовалась хорошей репутацией и вроде бы заслуживала доверия. Она сообщила, что за несколько недель до покушения Освальд явился к ней вместе с двумя борцами против режима Кастро. Родители 26-летней Сильвии тоже выступали против Кастро и на тот момент находились в кубинской тюрьме. Слова Сильвии подтверждали другие свидетели, в том числе сестра-подросток, которая, по ее словам, находилась дома в ночь визита Освальда.