Последний Персидский поход - Дмитрий Старицкий

- Там Забелин должен был тебя дожидаться.

- За каким лешим? Кто его туда притащил, ты?

- Он сам приполз, через пять минут после того, как тебя вызвали к Петровичу. Весь в соплях, и страстно мечтающий тебе исповедаться. Разревелся, как бахчисарайский фонтан. Готов был уже мне все выложить, но тут примчался Боцман и заорал, что в роте драка. Я, естественно, ломанулся сюда. А Забелину велел ждать тебя и никуда не уходить. Так что, его там нет?

- «На этом месте Судьба сказала ему: вот рубеж, его же не перейдеши…», - вздохнув, процитировал Шура, кажется, из Писания.

- Не нравится мне все это…

- Мне тоже, - задумчиво произнес Шура, – Если не объявится к ужину, организуй поиски. Я буду у себя. Петровичу пока докладывать не буду, подожду до вечерней поверки, а там…

Он обреченно махнул рукой, отлично понимая, что его ждет, если этот растреклятый плакса не обнаружится. И Никитин понимал, потому что на его долю тоже светило немало.

………………………………..

Перед капитаном Кирпичниковым стояли рядовые Рыбаков, Носов, Звонарев и примкнувший к ним младший сержант Матушкин – те, у кого были обнаружены порножурналы. Держались они нагло и отвязано:

- Товарищ капитан, ну, сколько можно повторять. Нашли мы эти журналы, – роль адвоката взял на себя Матушкин.

Кирпичников, потер свои пудовые кулаки, но и этот жест не произвел на них впечатления.

На столе пред ним лежал пластиковый пакет с портретом Аллы Пугачевой и порножурналы гонконгского производства.

- Белкин, - приказал Кирпич, - взводному, изолируй их мне друг от друга и от остальных бойцов.

Когда бойцы стали выходить из комнаты, Кирпич сказал, подражая Мюллеру из фильма «Семнадцать мгновений весны»:

- А вас, Матушкин, я попросил бы остаться.

Когда се вышли, Кирпич выложил на стол диктофон «SONY».

- Значит так, Матушкин, - спокойно сказал Кирпич, - с лычками, я думаю, ты уже простился? Дембель тридцать первого декабря уже представил? И не боишься? Выговора по комсомольской линии тоже? А как ты смотришь, если в твой родной райком Комсомола я письмо напишу на Родину с полным описанием твоих художеств, и вредной для нашего государства идеологической диверсии. Плакала тогда твоя комсомольская путевка в университет, на рабфак. Или нет? И ещё я напишу, что трусом оказался рядовой Матушкин, за что и был разжалован из сержантов. И это всё правда, Матушкин. Ты же только из-за трусости запираешься.

Лицо Матушкина было потным. От былой бравады не осталось и следа. Он нервно мял в руках кепи от «песочки». Тело его слегка задергалось. Медаль «За отвагу» на груди стала раскачиваться.

А Кирпич продолжал его добивать:

- И тот, на кого ты надеешься, ничем тебе не поможет, Матушкин. Ты же для них расходный материал. Наоборот все будет, Матушкин, чуть ли не показательный процесс на Родине с контрабандистами порнографии. Медаль отберут…

………………………………….

Никитин с прапорщиком Гуляевым успели вовремя. Кочегарка при бане была излюбленным местом всех беглецов и обычных «сачков», и именно туда они направились в первую очередь.

Младший сержант Забелин только что успел оттолкнуть ногой ящик, на который перед этим взгромоздился, и сейчас раскачивался в ременной петле на проходящей под потолком трубе.

Гуляев метнулся вперед Никитина и, подхватив удавленника за ноги, приподнял вверх, а Никитин мгновенно подставил ящик, вскочил на него и своей нештатной, навостренной как бритва, финкой, с которой никогда не расставался, полоснул по ослабшему ремню.

Они бережно опустили парня на бетонный пол и распустили петлю на шее.

- Жив!Слава Богу, – констатировал Гуляев, пощупав пульсирующую на шее артерию.

- А ну, - скомандовал я переминающемуся у входа бойцу, - за доктором! Бегом – марш! По пути никому ни слова! Узнаю – грохну!

Перепуганный не на шутку воин понесся выполнять приказание.

Никитин с Гуляевым переглянулись.

Гуляев покачал головой:

- Да что же это такое творится, товарищи дорогие? За что нам такое наказание?

Гуляев наклонился и похлопал лежащего сержанта по щекам, но, видимо, этим и ограничивались его познания в области оказания первой помощи при удавлении.

Забелин застонал, но глаз не открыл.

За порогом кочегарки скрипнули тормоза резко остановившейся машины. Следом ворвался наш доктор Гришка Ибрагимов. Он был, на удивление, достаточно трезв и деловит

- Отойдите все! – распорядился Док. На шее у него болтался фонэндоскоп.

Он рванул на груди у Забелина его форму, и с минуту слушал, водя по его груди мембраной. Потом приподнял