Котерия. Пристанище заблудших - Алекс Рауз

ни спешил вернуться, освободился только к вечеру. Весь день я не сводил глаз с телефона, но Кира молчала. Под конец это настолько извело меня, что на последних встречах я откровенно срывался. Боялся, что она не сдержит обещания, заскучает и выкинет глупость. Назад домой на новой машине – в этот раз мой выбор пал на неприметный «БМВ» темных цветов – я летел, почти не касаясь дороги.

Взмыл на последний этаж моей башни, открыл дверь и шумно выдохнул, услышав возню на кухне. Вслед за звуком меня окутал запах, и я чуть не подавился. На моей кухне готовили! Таким энтузиазмом в век круглосуточной доставки не страдала даже моя домработница. За все годы, что я живу здесь, не припомню ни дня, чтобы там варилось что-то сложнее кофе. Я даже не знал, работает ли моя плита, ставил ее просто по привычке.

В коридор вынырнула раскрасневшаяся Кира и улыбнулась.

– Привет. Из меня так себе кулинар, но вроде получилось съедобно.

– Ну у тебя точно получилось меня удивить. Что бы там ни было.

Пахло печеным мясом и слегка подгоревшим сыром. Я прошел на кухню, где на столе робко дымились две тарелки.

Кира подхватила свою и уже засобиралась в комнату, но я поймал ее за руку. В моей ладони она будто окаменела.

– Не хочешь смотреть, как я травлюсь? – Я улыбнулся.

Она молча вернулась, поставила тарелку на стол, отрезала себе большой кусок и отправила его в рот, все это время гневно сверкая на меня глазами. Я округлил свои, притворяясь, что жду, когда она начнет задыхаться. Но Кира продолжила есть как ни в чем не бывало. Неужели она правда умеет готовить?

Я все же рискнул. Отрезал себе кусок, зажмурился и съел. Оказалось, вполне неплохо.

– Я отравила только твою порцию, – едко заметила она.

– Спасибо, вышло вкусно.

Какое-то время мы молча ели. Мясо пропеклось неравномерно, зато весь кусок истекал соком – на пробу это оказалась свинина. Точнее, попытка сделать «свинину по-французски», не такая плохая для новичка.

– С чего ты вообще решил, что я не умею готовить? – наконец обиженно спросила Кира, доев свою порцию.

– А ты умеешь?

– Духовка умеет.

Я усмехнулся. Тысячи тонкостей этого на первый взгляд немудреного процесса определяли вкус блюда. А у меня когда-то было достаточно времени, чтобы освоить их. И отнюдь не в духовке дело.

– В твоем возрасте я не мог и лепешки испечь, чтобы не подгорело. Счастье, что мне почти не приходилось готовить самому, пока я был человеком.

– Ты намекаешь на то, что я нарвалась на придирчивого ценителя изысканной кухни?

– Не такого придирчивого, – я растянулся в ироничной улыбке. Ведь я съел ее кулинарный эксперимент, и даже не поморщился. – Но завтра моя очередь.

Она фыркнула и загрузила тарелку в посудомойку. Снова собралась уходить, и я опять поймал ее руку. На этот раз сжал крепче, чем стоило.

– У тебя есть планы на вечер?

– Нет, – кажется, она перестала дышать. На лице мигом отразилась такая пронзительная грусть, что мне стало нехорошо. И я поспешил отпустить ее руку до того, как захочу сделать непозволительное.

– У меня есть приставка, сыграем?

Когда эта мысль впервые посетила меня, я даже не представлял, в какой адский клокочущий котел распахиваю двери. Кира оказалась безумно азартна.

Мы играли часов до трех ночи. Кира кричала, прыгала, ругалась. Играла она гораздо лучше, чем готовила. Мы опробовали пару шутеров, старый добрый «Мортал Комбат» (с ехидной усмешкой она раз за разом уделывала меня, неизменно выбирая Лю Кана), а закончили моим любимым «Хэви Рэйн».

Когда я отправлялся спать, у меня почти не разгибались пальцы. Но я улыбался.

К концу недели я со страхом осознал, что слишком расслабился. Жизнь с Кирой была настолько легкой, что выкинуть из головы все проблемы не составило труда. Будто я действительно мог себе позволить жить как обычный человек. По вечерам я готовил любимый луковый суп или фуа-гра, криво насвистывая Синатру (о да, то еще сочетание), и был так безмятежен, что забывал обо всем. Мы играли, разговаривали, смеялись, подкалывали друг друга… И лишь иногда я краем глаза ловил ее грустный, пронизывающий взгляд, от которого ломило за грудиной.

Когда я переступлю грань? Как долго смогу чувствовать себя просто другом, если с каждым днем я падаю все сильнее и уже не замечаю этого? Однажды утром я проснусь и вместо приветствия обниму ее. Это будет так логично, так естественно, приятно… В тот день меня не станет.

Мне кажется, Кира тоже понимает, эту грусть я ловлю в ее взглядах. Она бы ушла, если бы я мог ее отпустить. Но по воле безумного рока этот день будет концом для нее. А для меня?

В то утро она тоже будто проснулась. Выпуталась из сладких грез нашего безвременья. Улыбка пропала, и лицо стало вновь серьезным. Я бы сказал, задумчивым, и это мне не понравилось. В ситуации, когда конец неизбежен, а выход невозможен – думать опасно.

– Крис, расскажи про ведьм, – снова попросила она за завтраком.

– Я рассказал, что знаю.

– Расскажи, как они открывают свой дар. Ведь что-то я должна уметь.

– Однажды оно придет само, просто не спеши.

– Я хочу сейчас, – упрямо заявила она. – За столько лет ты хоть раз да слышал, как это происходит.

Душистый омлет, таявший на моем языке, разом потерял вкус. Мне не понравилось, куда она клонит.

– Зачем? – не сдержал я резкий тон. Ладно, я даже не пытался.

Кира не ответила, но смотрела в упор, готовясь к битве. Че-е-е-ерт!

– Бэмби, – начал я вкрадчиво, – никаких глупостей, о которых мы оба будем жалеть.

– Мне просто смотреть, как ты умрешь?!

– Да, черт побери. Все умирают, такова жизнь.

– Но ты умираешь из-за меня…

– Не бери на себя слишком много. – Я нервно рассмеялся. Еще пару месяцев назад мог бы согласиться с этим заявлением. Как я поумнел с тех пор, аж страшно. – Не думай за других, у них есть собственная голова на плечах.

– Не страдай тем же самым, – парировала она. Кира подскочила со стула и подошла к окну. Впервые за неделю на небе собирались мрачные облака. Будет гроза.

– Кира, – начал я медленно, но чувствовал, что не сдержусь. – Я худший выбор твоей судьбы. Порадуйся и отпусти, когда придет время.

Тоже поднялся и замер, не доходя пары шагов до ее хрупкой фигуры, застывшей в тусклых лучах, что еще пробивались сквозь наползающую черноту. Хрупкой, отчаянной, смелой. Мне действительно было ее жаль.

– Давай я сама буду решать.

Девочка… Что