ДОГОВОР - Александр Лонс

Что-то было не так. Какое-то неосознанное чувство, как будто я пропустила нечто существенное и очень важное. Итак. Петерсон говорит, что испачкал руку, взявшись за входную дверь. Изнутри. Но если бы он пришел после убийства в клуб и руки у него были бы в крови, то каким образом он взялся бы за ручку с внутренней стороны? Может, там такие двери, что их надо придерживать? Да и вообще странно, идти в клуб с окровавленными руками! И уж внешнюю-то ручку он должен был испачкать в любом случае. Может, он ее ногой толкнул, а входя, придержал? Может, кто-то выходил и открыл дверь, а скульптор воспользовался уже открытой дверью и придержал ее? Но зачем? Надо пойти в этот злополучный клуб и посмотреть все на месте. Как люди входят, как выходят, какие там двери, какая обстановка. Вообще-то этот клуб мне был знаком, но я там не была уже года три, а для заведений такого рода это очень большой срок. Во всяком случае, при мне никаких видеокамер там не было, да и вестибюль выглядел иначе.

Кроме этого, необходимо опросить как можно больше народу. Охранников, посетителей, всех, кто был в вестибюле. Может, они чего и видели, а милиции сообщить позабыли.

И последнее. Я так и не смогла уразуметь еще одну вещь. За каким таким дьяволом этот немолодой, уважаемый, можно сказать – знаменитый господин поперся в сугубо молодежный ночной клуб с сомнительной репутацией? Есть же куда более престижные местечки для солидных людей.

5

Озадачили меня вчера, блин, вопросом. Что, говорят, ты делала и чем занималась два года назад? Да откуда я знаю, чем? Работала я! Старшим следователем! В Транспортной Прокуратуре! Но вообще-то у меня с тех пор кое-что сменилось. Место работы и восприятие. Пьянок, людей, всего. Круг общения. Он даже не только сменился, а и сузился с невнятно-громадных размеров до минимума. И еще я должна отметить, что очень даже этим довольна. Я стала больше молчать. Это – зер гут. Раньше говорливость я в себе развивала искусственно. Сейчас особая надобность в этом отпала. Во всяком случае, в одном из ее (говорливости) проявлений.

А вообще надо бы к следующей зиме оборудовать себе новую нору, где я буду залегать. Летом-то весь мир моя нора. Раздражает меня зависимость образа жизни от времени года. Надо избавляться.

Тут еще и мысли накопились, почему-то я хочу их зафиксировать. Я в чем-то так и не повзрослела. Отчего-то я до сих пор не могу окончательно перестать доверять людям и верить во вся-кие милые глупости... Почему-то я никак не могу принять тот факт, что большинству народа просто все равно и на всех наплевать. Да, сейчас эти люди приветливо улыбнулись, сказали пару слов, а потом просто забыли о твоем существовании. Они не виноваты. Как не виноваты те, у кого рыжие волосы, или толстые губы, или глаза с поволокой. Никто не виноват, эти люди есть, и все. Просто надо перестать убеждать себя, что я для них что-то значу, что моя жизнь для них означает чуть больше, чем жизнь воробьев на улице. И откуда появляется такая уверенность, что те самые немногочисленные минуты общения вовсе не просто минуты, а что-то большее? Я не первый день живу на свете, и пора бы мне уже избавляться от этой глупой веры в добрых дядей и тетей. Ну, сколько можно?! Нет таких добрых людей... Вернее – есть, но очень и очень мало...

В выходные смотрела замечательный фильм «Лабиринт». Навело на размышление (что странно, правда?): та девочка, из фильма, запросто общалась с разными монстрами, что «б-р-р-р-р» на вид. Вот я и подумала: дети не знают, что страшно, а что нет. Да и сами эти определения «страшно», «красиво» условны, общеприняты, что ли. Взрослым людям страшно, мерзко, неприятно глядеть на уродства, на отклонения от нормы. А детям нет, так как для них не существует понятия «норма». Оно еще не сформировалось. Для них все, что есть – то, что есть. Без заведомых ярлыков. А когда начинаешь бояться – взрослеешь. Поддаешься «норме».

Еще с пяти лет я старалась не взрослеть. Очень старалась. Как сейчас помню – мою маму просто бесануло, когда я заявила ей об этом. В отдельных случаях мне кажется, что это в чем-то мне удалось. Мне тяжело вести себя прилично, не делать того, что хочется в тот или иной момент. Соответственно, я отвечаю за свои действия в основном перед своей совестью и нравственностью, которых, скажем прямо, у меня не особо много. Но я привыкла стараться. Этой привычке много лет, и много практики. И я стараюсь. Изо всех сил. Из-за своей частичной «невзрослости» я очень люблю дурацкие мысли, дурацких людей, дурацкие слова и дурацкие вещи. Мобильники, одноразовые колготки, носочки с пальчиками, обереги для машины и наклейки на стекло. Вещи эти дурацкие и малонужные. Без них вполне можно прожить. Но есть предметы, хоть и дурацкие, но совершенно незаменимые для нашей повседневной жизни, – корочки.

Корочки мне нравятся, потому что они – символы силы и власти. Хотя само по себе явление – дурацкое. По корочкам можно ездить бесплатно в метро или, превышая скорость, не бояться ГИБДДшников. Корочкой можно до смерти перепугать коммерсанта или превратить его в своего лучшего «друга». Конечно, вы поняли – это я об удостоверениях. Удостоверения должны быть у всех нормальных людей. Если у человека нет удостоверяющего личность документа, то он тип пропащий.

Вот представьте. Прохаживается Некто по улице, а к нему милиционер, обычный такой, малость нетрезвый, «с земли»: «Ваши документики, гражданин?» А гражданин Некто удостоверение свое дома забыл. Или вообще его не имеет. Помогут ли ему ссылки на Конституцию, на права человека и на законы? Да вряд ли. И пойдет этот Некто, как миленький, в отделение, или уплатит, сколько с него потребуют, только чтоб отпустили грешного и больше не трогали. А будь удостоверение с ним – встал бы тот мент поганый во фрунт, отдал бы честь и заорал бы благим матом: «Извините, дорогой товарищ Некто, виноват, не признал!», а захотел бы этот Некто, если бы был он подлецом и мерзавцем – то упал бы тогда мент на колени и давай его ботинки своим языком вылизывать. Именно для этого у Некто есть удостоверение, которое ему выдал Кто Следует, потому как без удостоверения у нас никак не обойтись и не выжить.

Не так давно был случай: один депутат побил газетного корреспондента. Ну, не понравился ему чем-то журналист. То ли посмотрел не так на депутата, то ли спросил чего лишнего, то ли сказал что-то не тем голосом. Тут, ясное дело, поднялась буча, понаехало народу, начальства всякого. А все оттого, что депутат бил журналиста до того, как показал свою корочку, ведь депутатская корочка будет посильнее журналистской. Как обтер депутат руки свои от крови, вынул из кармана корочку – тут вопрос сразу, сам собой, и решился.