Тверской баскак. Том Шестой - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

— Хорошо! Поступай как знаешь! Я больше не буду тебя беспокоить, только прошу тебя об одном. Делай что хочешь, но не дай Менгу-Тимуру уйти!

Тут я с ней полностью согласен. Для ее сына сейчас самый опасный человек — это его сводный брат Менгу-Тимур. Ведь он такой же внук Батыя и сын Тукана, как и Туда-Мунке. У них лишь матери разные, да Менгу-Тимур постарше. Ему сейчас около двадцати пяти, и он по всем законам первый в очереди на престол.

В той истории, которую я изучал в университете, именно Менгу-Тимур стал ханом Золотой Орды после смерти Берке. Я хочу эту оплошность судьбы исправить! Юный и мягкотелый Туда-Мунке на ханских подушках улуса Джучи подходит мне куда больше. Он, вместе со своей матерью, в окружении многочисленных и зубастых врагов будет целиком и полностью зависеть от меня, а что это значит, думаю, объяснять не надо.

Впрочем, согласен я или нет, отягощать себя лишними обязательствами мне ни к чему. Поэтому на ждущий ответа взгляд ханши я отвечаю лишь общей фразой:

— Я сделаю, что смогу, но на все воля Божья!

Мой ответ вновь не удовлетворил Боракчин, но не сказав больше ни слова, она развернулась и скрылась в своем шатре. Проводив ее взглядом и дождавшись пока за ней закроется полог, я двинулся на корму к кормчему.

Аккуратно протискиваюсь между корзин, бочек и спящих бойцов. Тщательно ищу место, куда бы поставить ногу, чтобы не наступить на кого-нибудь. Я уже в трех шагах от кормчего и вижу, как тот, навалившись на румпель, закладывает катамаран в крутой поворот.

— Черт! — Хватаюсь за что придется и крою, не стесняясь вслух. — Семка, твою ж…!

С трудом удержавшись на ногах, награждаю кормчего гневным взглядом, а тот с независимой важностью поясняет:

— Мелковата Ахтуба! Тута лучше по правому берегу пойти!

Выжидаю, пока кормчий выправит корабль, и лишь потом перехожу к тому, ради чего я сюда пробрался.

Бросаю вопросительный взгляд на Семена и ограничиваюсь кратким:

— Сколько еще⁈

Лишних слов не надо, тот и так понимает, о чем я. С секунду подумав, он глубокомысленно изрекает:

— Чуешь, навозом понесло! Знать, уже на подходе!

Никакого запаха я не чувствую, но нюху кормчего доверяю куда больше, чем своему. Подняв взгляд, нахожу Калиду и Соболя и подзываю обоих к себе

Едва они подходят, начинаю без предисловий.

— Шило говорит, уже близко!

Оба напряженно кивнули, и я продолжаю:

— Знаю, напоминать вам не надо, и тем не менее повторю еще раз. Наш успех в стремительности, нельзя дать ордынцам ни единого шанса опомниться и организоваться. Если позволим, то числом задавят — на раз!

План атаки, как и план города, мы обсудили еще вчера. И то, и другое до примитивности просто. Город стоит в трехстах шагах от реки и тянется длинной кишкой вдоль берега. В нем практически одна улица, и она тоже идет вдоль реки, разделяя Сарай-Берке на две неравные части. Большая и более богатая часть сосредоточилась на дальней от реки стороне улицы, а та что победнее — на ближней. В центре ханский Золотой дворец, рядом с ним дома и юрты старейшин ведущих монгольских кланов. Большой дом Менгу-Тимура из необожженного глиняного кирпича знающие люди специально отметили мне на карте. Он справа от дворца, и на него я указал как на первоочередную цель.

Как и вчера Калида и Соболь соглашаются со мной без возражений, и я вижу, оба понимают всю серьезность ситуации. Шанс у нас только один, и на карту поставлено все. По сути, вся моя без малого тридцатилетняя жизнь в этом мире — это подготовка к сегодняшнему дню. Очень не хочется облажаться! Ведь либо мы посадим своего хана на трон Золотой Орды, либо Орда обрушит на нас всю свою немалую мощь!

Пусть Берке уже одной ногой в могиле, но есть еще Менгу-Тимур. Из того, что я знаю об этом человеке, можно с уверенностью сказать, если мы все же позволим ему взойти трон, то он ни за что не простит своему вассальному улусу покушения на свою жизнь и свое законное право стать ханом Золотой Орды. На жернова этой мести он бросит как свою жизнь, так и всю мощь подвластной ему Великой степи.

Поэтому вся подготовка к походу велась в жесточайшей тайне. Никто кроме меня и Калиды не знал об истинной цели похода, и выход каравана под осень, конечно же, вызывал множество вопросов. Ведь через два-три месяца Волга замерзнет и что тогда⁈ Войско окажется отрезанным на вражеской территории.

Пришлось придумывать убедительные отговорки! Осенний выход я обосновал походом против марийского князя Алдияра за его набег на земли Нижнего Новгорода. Нижний — город Союза и неоднократно жаловался на набеги марийцев, так что основания у меня были. А то, что осенью!.. Тут ответ очевиден, специально, чтобы зимой Алдияра достать. Ну не летом же, ей богу, по марийским болотам лазить!

На самом деле осенний выход обуславливался только одним обстоятельством — датой смерти хана Берке. Точной даты мне неизвестно, и, насколько я знаю, в анналах истории вообще не зафиксировано. Сроки разнятся от января-февраля до середины лета 1266 года.

Движение по Волге с декабря по апрель включительно невозможно — зима, лед, и прочие «удовольствия». Значит, выйти в поход можно либо осенью, либо уже весной, минимум через пять месяцев.

В такой неопределенности мне виделись две опасности:

Первая, выйти осенью и занять столицу Орды слишком рано. Тогда у Берке хватит времени на то, чтобы развернуть свое войско и вернуться на Волгу.

Вторая, выйти весной с риском опоздать и упустить момент. Вдруг бедолага помрет в начале года, и тогда улус Джучи успеет присягнуть новому хану Менгу-Тимуру.

И тот, и другой вариант был одинаково плох, поскольку вел к столкновению со всей ордынской мощью. Время нападения на Сарай-Берке следовало рассчитать так, чтобы момент провозглашения ханом малолетнего сынка Боракчин-хатун максимально совпадал со смертью хана Берке. Тогда это будет уже не противозаконная узурпация трона, а вполне себе легитимный переход власти, ибо Туда-Мунке имеет все права на престол. Он и чингизид, и внук Батыя, а то, что влез поперед своего старшего брата Менгу-Тимура, так этот аспект не так уж и важен. Его завсегда можно утрясти. Тем более, что Менгу-Тимур слишком самостоятелен и амбициозен, его совсем не жаждут видеть ваном улуса Джучи ни в Каракоруме, ни во дворце ильхана