Верховная королева - Мэрион Брэдли

– Моргейна наверняка не знает, что ты больна… – сочувственно отозвалась Гвенвифар.

– Но как же Зрение? – воскликнула Игрейна, беспокойно ворочалась. – Где же она есть, что не видит: я умираю? Ох, понимала же я, что она в серьезной беде, еще на коронации Артура понимала, и ведь не сказала ни слова, не хотелось мне ничего знать, казалось мне, я испила довольно горя, и ни слова не сказала я, когда она во мне так нуждалась… Гвенвифар, скажи мне правду! Что, Моргейна родила ребенка – неведомо где, в одиночестве, вдали от всех, кто ее любит? Говорила ли она с тобою об этом? Значит, она ненавидит меня, раз не приехала ко мне даже теперь, когда я при смерти, лишь потому, что я не высказала вслух все мои страхи о ней на Артуровой коронации? А, Богиня… я отреклась от Зрения, дабы сохранить мир в доме, ведь Утер был приверженцем Христа… Покажи мне, где мое дитя, моя доченька…

Гвенвифар удержала ее на месте.

– Тише, матушка, успокойся… все в воле Господней. Не след тебе призывать здесь бесовскую Богиню…

Игрейна резко села на постели; невзирая на ее недужное, одутловатое лицо и посиневшие губы, она смерила сноху таким взглядом, что Гвенвифар вдруг вспомнила: «Ведь и она тоже – Верховная королева этой земли».

– Ты сама не знаешь, что говоришь, – промолвила Игрейна, и в голосе ее звучала гордость, и жалость, и толика презрения. – Богиня превыше всех ваших прочих богов. Религии приходят и уходят – как уже убедились римляне и, вне сомнения, убедятся христиане, но Богиня превыше их всех. – Больная позволила Гвенвифар уложить себя на подушки и застонала. – Кабы только согреть мне ноги… да, знаю, знаю, ты положила горячие кирпичи, вот только я их не чувствую. Когда-то прочла я в одной старинной книге, что дал мне Талиесин, про ученого, которого заставили выпить цикуту. Талиесин говорит, мудрецов всегда убивают. Жители далекого юга распяли Христа; вот так и этого святого и мудрого человека заставили выпить цикуту, потому что короли и чернь сказали, он, дескать, учит лживым доктринам. Так вот, умирая, он говорил, что холод поднимается вверх по его ногам; и так испустил дух… Я цикуты не пила, но чувствую то же… а теперь вот холод дошел до сердца… – Игрейна вздрогнула и застыла; и на миг Гвенвифар почудилось, будто она перестала дышать. Но нет, сердце еще билось – вяло и слабо. Однако Игрейне не суждено было заговорить снова; она лежала на подушках, хватая ртом воздух, и незадолго до рассвета хриплое, неровное дыхание оборвалось совсем.

Глава 11

Похоронили Игрейну в полдень, по завершении торжественной погребальной службы; Гвенвифар стояла у могилы, глядя, как в землю опускают завернутое в саван тело, и по лицу ее струились слезы. Однако же оплакивать свекровь как должно она просто не могла. «Жизнь ее здесь была сплошной ложью; она лишь считалась доброй христианкой». Если все, чему ее учили – правда, уже сейчас Игрейна горит в аду. И мысль эта казалась Гвенвифар невыносимой, ведь свекровь всегда была к ней неизменно добра.

Глаза ее жгло как огнем: сказывались бессонная ночь и пролитые слезы. Низкое небо словно отражало в себе ее смутные страхи: тяжелое, набухшее, точно в любой момент прольется дождем. Здесь, под защитой монастырских стен, Гвенвифар ощущала себя в безопасности, но очень скоро ей предстоит покинуть надежное убежище и скакать целые дни напролет через вересковые пустоши, под бескрайним дткрытым небом, воплощением незримой угрозы, что нависает над нею и ее ребенком… Гвенвифар, поежившись, точно от холода, сцепила пальцы на животе, в тщетном желании защитить его крохотного обитателя от опасности неба.

«Ну, почему я вечно всего боюсь? Игрейна была язычницей, и стало быть – во власти дьявольских ухищрений, но я – в безопасности, я взываю к Христу, и Христос спасет меня. Чего ж мне страшиться под Господними Небесами?» И все равно Гвенвифар изнывала от страха – того самого беспричинного страха, что накатывал на нее то и дело. «Нельзя мне бояться. Я – Верховная королева всей Британии; и единственная женщина, носившая этот титул помимо меня, спит здесь, в земле… Верховная королева, будущая мать Артурова сына. Чего же бояться мне в мире Господнем?»

Псалмы смолкли; монахини отошли от могилы. Гвенвифар, по-прежнему дрожа, закуталась в плащ. Отныне ей должно хорошенько заботиться о себе, сытно есть, побольше отдыхать и как следует порадеть о том, чтобы теперь все прошло хорошо, не так, как прежде. Гвенвифар украдкой посчитала на пальцах. Если учесть тот, последний раз перед отъездом… нет-нет, месячные не случались вот уже более десяти воскресений, она просто не была уверена… В любом случае можно утверждать наверняка, что сын ее родится где-нибудь на пасхальной неделе. Да, время самое подходящее; Гвенвифар вспомнила, что, когда Мелеас, дама из ее свиты, родила сына, стояли самые темные дни зимы, а снаружи завывал ветер, точно все демоны, сколько есть, только и ждали, чтобы исхитить душу новорожденного, так что Мелеас, ничего не желая слушать, требовала, чтобы в женский покой явился священник и окрестил ее младенца, не успел тот закричать толком. Нет уж, Гвенвифар радовалась про себя, что в непроглядно-темную зимнюю пору мучиться схватками ей не придется. Однако она бы и в день середины зимы рожала, лишь бы только заполучить долгожданное дитя!

Зазвонил колокол, и к Гвенвифар приблизилась настоятельница. Кланяться она не стала – не она ли сказала однажды, что мирская власть в этих стенах – ничто? – однако весьма учтиво склонила голову – в конце концов, Гвенвифар – Верховная королева, ни много ни мало, – и промолвила:

– Ты ведь погостишь у нас, госпожа моя? Оставайся сколь желаешь долго: для нас сие – великая честь.

«Ох, кабы я только могла остаться! Здесь так покойно и мирно…»

– Не могу, – с явным сожалением промолвила Гвенвифар. – Мне необходимо возвратиться в Каэрлеон.

«Нужно без промедления сообщить Артуру добрую весть, весть о сыне…»

– Верховному королю должно узнать о… о смерти его матери, – промолвила Гвенвифар. И тут же, понимая, чего жаждет услышать собеседница, поспешно добавила:

– Будь уверена, я непременно расскажу ему, как заботливо вы за нею ухаживали. В последние дни жизни она ни в чем не испытывала нужды.

– Нам то было в удовольствие; все мы любили леди Игрейну, – отозвалась престарелая настоятельница. – Я распоряжусь, чтобы известили твой эскорт; рано поутру отряд готов будет выехать в путь, и пошли вам Господь ясную погоду.

– Завтра? Отчего же не сегодня? – откликнулась Гвенвифар и тут же оборвала себя на полуслове: нет, такая спешка и впрямь покажется оскорбительной. Она и не догадывалась, до чего ей не терпится сообщить новость Артуру, раз и навсегда положить конец молчаливым упрекам по поводу ее бесплодия… Гвенвифар коснулась плеча настоятельницы. – Отныне молитесь за меня денно и нощно, а также и о благополучном появлении на свет сына Верховного короля.