Экзамен на профпригодность - Андрей Величко

А вот некий Джулиус Пранк у графа Малсбери интереса не вызвал, а зря, ибо настоящее его имя звучало как Джордж Вашингтон.

Еще за месяц до празднества расползлись слухи, что император на нем объявит нечто чрезвычайно важное, и это была чистейшая правда. Новицкий понимал, что каким бы великим не был правитель, его, так сказать, экзаменом на профессиональную пригодность станет то, какой наследник придет ему на смену. Ведь недостойный может спустить все подряд, тому в истории была тьма примеров. Но вот только почему результаты экзамена станут известны лишь после смерти? С этим его величество был решительно не согласен. Самому ведь интересно узнать, на какую оценку он сдал предмет! И сейчас Петр Второй собирался огласить три своих указа. Первый — о создании в системе власти Российской империи новой должности — экс-император. Или, если другими словами, император на пенсии, имеющий право издать, если потребуется, один-единственный указ — о низложении своего преемника. Кроме того, в его подчинении оставалась Невидимая служба, но, так как она была тайной, то в общедоступной редакции указа про нее не говорилось ни слова.

Вторым указом старший сын Петра Второго Михаил назначался императором, а его жена великая княгиня Анна Федоровна, в девичестве принцесса Амалия Прусская — императрицей. Наконец, третьим указом денежное содержание экс-императора устанавливалось таким же, как и действующего, то есть в размере ста тысяч рублей в год. Деньги, конечно, не так чтобы очень большие, но его величество надеялся, что Лена, имеющая неплохой доход с торговли станками, паровыми машинами и оружием, не даст ему погрязнуть в нищете. Новицкий собирался наконец-то вплотную заняться тем, о чем мечтал еще в двадцать первом веке. Он хотел не только создать нормальную авиацию, но и успеть лично полетать на полноценном самолете.

Эпилог

В центре Лубянской площади возвышался памятник. Те, кто когда-то давно видели грозную бабку своими глазами, в один голос утверждали, что она получилась ну прямо как живая. С высоты десятиметрового цилиндрического постамента Анастасия Ивановна, тяжело опираясь на клюку, презрительно взирала на суетящихся у ее ног извозчиков и приказчиков с мясницких рядов. Ее взгляд как бы говорил — гуляете? Ладно, пока погуляйте, а там видно будет. Но чтобы ни-ни у меня!

К подножию памятника часто, но всегда в хорошую погоду, приезжала большая черная карета с известными всей Москве гербами на дверцах. В хорошую — это потому, что ее пассажир берег здоровье и в дождь, снег, слякоть или холод сидел дома. Жары он не боялся.

Сначала из заднего отсека кареты выскакивали четверо гайдуков, после чего они, бережно поддерживая под руки, помогали выйти сидевшему в переднем отсеке. Это был чрезвычайно старый человек. Большинство москвичей даже толком не знали, сколько ему лет, но все сходились во мнении, что люди столько не живут. Впрочем, астральному целителю Шенде Кристодемусу на мнение простых москвичей было глубоко плевать. Он совершал прописанную им самому себе прогулку.

От Лубянской площади и до самого берега Москвы-реки шла Аллея Славы — асфальтированная дорога, по сторонам которой располагались памятники великим гражданам России. Первыми стояли знаменитые воздухоплаватели — кот Герой и граф Глеб Уткин. Кристодемус лично и очень неплохо знал обоих — как, впрочем, почти всех, чьи изваяния ныне навеки застыли по сторонам аллеи. Кот, конечно, пожил всласть, сняв жирные сливки со своего единственного полета. А вот граф Глеб скончался, не дожив до настоящей старости — рак, против которого медицина почти бессильна. Шенда опустил глаза и, медленно переставляя с трудом двигающиеся ноги, побрел дальше.

Следующими стояли два великих ученых — Брюс и Ломоносов. Ну, Брюс ладно — он помер давно и в весьма преклонном возрасте, хотя и далеко не таком, как у меня, думал астральный целитель, глядя на изваяния своих бывших коллег. Но Миша-то, Миша! Сколько раз ему говорил — берегись простуды, твой организм ее плохо переносит, а он только посмеивался. И досмеялся в конце концов — простуда, скоротечное крупозное воспаление легких, летальный исход. А ведь всего-то ему шел шестьдесят второй год!

Кристодемус медленно двинулся дальше. Вот и крымские герои — завоеватель полуострова генералиссимус Миних и его покоритель, благодаря которому Крым превратился чуть ли не в самую безопасную губернию России — маршал Павшин. Герои стоят, презрительно косясь друг на друга. Да уж, при жизни они, мягко говоря, отнюдь не дружили. Спасибо вам за Крым, господа военные, думал астральный целитель, в свое время отдыхалось там очень неплохо. Сейчас, конечно, какие там крымские пляжи — только прогулки по внутреннему дворику дворца да вылазки на Аллею Славы — вот и все доступные мне маршруты.

И, наконец, предпоследний на сегодняшний день памятник. Оного человека Шенда ни разу не видел, но зато был хорошо знаком с изобретениями и открытиями этого без всякого сомнения величайшего ученого современности. Что заставило Якова Саломатина всю вторую половину жизни провести затворником в Нескучном саду? Где и как он провел первую половину этой жизни? На сии вопросы не было ответов.

Место напротив этого памятника пока пустовало. Впрочем, и следующий, знаменитому мореплавателю, открывателю многих земель Риду Эдвардсу, погибшему на Гавайях, тоже стоял в одиночестве. Адмирал с одобрением взирал на пустое место напротив себя. Он как бы говорил — правильно, живи, Гриша! И подольше. А я вот на старости лет сплоховал… зато Гавайи теперь единое королевство, многими узами крепко связанное с Россией.

Шенда знал, для кого предназначено место напротив Саломатина, но надеялся, что оно будет занято не очень скоро. В своей жизни старый пройдоха добился всего, о чем в молодости не смел даже мечтать — огромного богатства, неизменного расположения обоих императоров, всемирной славы. И теперь оставалось лишь достойно завершить жизнь. Ну куда это годится, когда врач, коего пациенты считают почти всемогущим, не может излечить сам себя и умирает, не разменяв седьмой десяток? А таких примеров много. Однако он, великий Кристодемус, дожив до ста лет, своей необычайно долгой жизнью продемонстрирует, чего может достигнуть настоящий ученый. Собственно говоря, всему миру он это уже доказал — официально ему еще шесть лет назад стукнуло сто.

Теперь осталось только доказать то же самое самому себе.