Сойкина Ворона (СИ) - Галина Валентиновна Чередий

и тот самый загадочный секс с любимой женщиной, о котором упоминают мужики с каким-то странным видом. Прежде был уверен — это некий групповой стеб окольцованных над свободными, ну или типа замануха какая-то, как в финансовую пирамиду, ага. На крайняк — эдакая уступка женской романтичности и желанию ощущать себя исключительными, на которую идут влюбленные мужики. Типа жалко что ли, да, любимая, никакого сравнения с другими, ты перевернула мой сексуальный мир.

Но хрен я угадал. Мы с Женькой последний раз не трахались, не сексом занимались. Даже не сшибались жестко, пытаясь выжимать исключительно давно желанный кайф, а по факту, как вылезло потом — захватывали, присваивали. Я уж точно. Мы… черт знает… срастались, сливались, реально дышали и существовали вместе, и ничего лучше со мной в жизни не случалось, хотя спроси меня как происходило — не смогу отчетливо воспроизвести не единой картинки, жеста, шага — только ощущение. Одно, огромное, нереальное, и, сто процентов, общее. Ну все, Миха, был ты свободный стрелок да весь вышел. От такого на сторону рыскать или даже поглядывать — на всю голову долбанутым быть.

Телефон затрезвонил снова, долбанув по моей трещащей черепушке, и я таки встал, скинув одеяло, отчего стало мигом, пипец как, холодно. Я даже зыркнул не открыта ли форточка в комнате, прежде чем пошлепать до вешалки у двери, где в кармане куртки, которую я однозначно не сам туда повесил, и разрывался аппарат. Кстати, остальные шмотки, что, наверняка, дорогой валялись тут недавно, тоже аккуратно были сложены на стуле. Глянул на экран, убеждаясь, что угадал — мамуля звонит и охнул. Недавно? Двадцать два тридцать четыре! Это я выходит почти девять часов продрых? Ну, офигеть же!

— Да, мам, — сказал, точнее хотел сказать, но вместо этого вышел какой-то скрежет, и осознал, что в горло как песка насыпали, и он там все натер до кровавых мозолей походу.

— Заболел? — без приветствий и обиняков спросила мамуля впрямую.

— Да нет, я просто спал, вот и хриплю, — сбрехал я, хоть и понимая — бесполезно.

— Миша, соврешь мне еще раз, и я приеду! — пригрозила жестокая родительница.

— Ну немного, мам, ноги слегка промочил. Ерунда делов!

— Температура есть?

— Еще не мерял. Только проснулся. Честно.

— А градусник и лекарства хоть какие-то у Жени есть?

— Я спрошу. На крайняк сам в ближайшую круглосуточную аптеку сгоняю. Не переживай, мам.

— Тридцать первого в пол-одиннадцатого? Ждет тебя там кто, сынок. Значит так, сегодня обходитесь чем есть, а завтра с утра позвоню и честно мне скажешь, как себя чувствуешь, понятно? Если станет сильно хуже — говоришь мне адрес, и я приезжаю.

— Ну, ма-а-ам…

— Не мамкай, не маленький уже! Приезжаю и привезу все, что нужно. Обещаю Женю твою не покусать и даже не пугать.

— Мам, да все со мной…

— Миша, уясни пожалуйста: то, что ты теперь с девушкой живешь и даже твоя женитьба в будущем не отменяют того факта, что ты — мой ребенок. И я не могу перестать о тебе переживать и стремиться лечить, кормить и помогать только потому, что для этого у тебя есть еще одна женщина.

— Мне больше нравится думать, что вы обе будете просто меня любить, а полечиться или поесть я могу и сам.

— Какой ты у меня еще одичалый все же, Миш. Ну ничего, поговорим на эти же темы через время. Я чего звонила-то: Аня с детьми тут рядом, и мы все поздравляем вас! — на заднем плане раздался нестройный хор голосов моей родни, заставив улыбнуться. — С Наступающим вас, сынок! Лечись!

— С Наступающим! Я вас всех люблю!

Натягивая на голое тело треники и футболку, я морщился — кожа казалась какой-то необычно чувствительной и даже болезненной, а резь в горле набирала обороты. Ну вот, какого же черта именно сегодня, а?

Пошел на негромкую музыку на кухне и замер в дверях, залюбовавшись. Женька танцевала и готовила. Именно так. На большом столе посуда, доски, продукты, а она скользит вокруг него, плавно двигаясь в ритме музыки. Вот вскинула руки и закружилась, поднявшись на носочки и закрыв глаза, а у меня дыхание перехватило. Жаль длилось это всего с полминуты, пока она меня не засекла, я чую, мог бы так хоть до утра простоять, глаз от нее не отводя.

— Выспался? — спросила Воронова, мигом меняясь в лице и возвращаясь к готовке.

Только сейчас я заметил и то, что она елку нарядила и даже гирлянда на ней блымает, и то, что в духовке громко что-то шкворчало, распространяя офигенный аромат.

— Жень, ты прости меня, скотину такую беспардонную, — повинился я, подходя к ней и обнимая со спины.

Вдохнул, уткнув нос в изгиб шеи, и веки набрякли мигом, вынуждая прикрыть глаза. Женщина, которая пахнет моим счастьем. Моя женщина.

— Эй, ты мешаешь! — продолжая что-то нарезать, она слегка толкнула меня, на самом деле только провокационно пристроив уже привставшего бойца между своих ягодиц. — И за что это я должна тебя прощать?

— За то, что взял и задрых. Я не такой вообще-то, чесс слово.

— Миш, ты практически не спал последние сутки, перемерз, нервничал.

— И что? Это не повод захрапеть, как только кончил, — упрямо возразил я и, не сдержавшись, стал целовать ее плечо, с которого соскользнула домашняя футболка.

— А ну! — Женька бросила нож, резко развернулась в моих объятиях и прижала ладонь к моему вспотевшему лбу. — Блин, я так и знала!

— Да ерунда, Жень. Давай я тебе помогу гото…

— А ну сел на диван! Живо! — приказала она и для верности принялась меня еще и в грудь толкать, направляя куда велено. — Сейчас приду.

Вернулась она через пару минут с большой коробкой с красным крестом и банкой, похоже, с вареньем. Я попытался вякнуть, но схлопотал грозный взгляд и градусник подмышку и пока мерял температуру, Женька взгляда не отвела, явно подозревая меня в попытке смухлевать. Не беспочвенно, надо признать.

— Тридцать восемь и семь, — констатировала она, и посмотрела так, что мне на секунду почудилось — мама таки приехала.

Дальше я покорно глотал таблетки, полоскал горло, парил ноги, пил чай, от которого начал потеть, что та лошадь на свадьбе. Но когда в окне стали видны всполохи салютов где-то в отдалении, встал и сам откупорил для Вороновой шампанское и подволок к дивану стол. Мне было велено оставаться под одеялом, поэтому я частично затащил под него и мою Льдину, отказываясь перестать ее тискать хоть на минуту. И раз мои руки были заняты, и я весь из себя больной, то праздничными яствами кормила меня