Персидская гробница. Тигровая Луна. Ребе едет в отпуск - Джеймс Мэйо

как женщина вцепилась в него своими грязными ногтями. Араб двигался по кругу, сверкая ножом. Дрались молча. В деревне, по-видимому, никто происходящего не заметил. Красноватый солнечный свет лился сквозь тамариски. Пыль окутывала топчущиеся ноги. Дюрелл не хотел пользоваться револьвером. Это означало бы слишком много расспросов местных властей, задержки, новые истории, всевозможные осложнения. Противники заметили его нежелание. Они навалились на него все вместе, двое мужчин и женщина, и заставили отступить в тень деревенского забора. У всех были ножи наизготовку. Дюрелл чувствовал себя раздосадованным. Сколько же его коллег, которых он знал, встретили такую же отталкивающую грязную смерть? Очень многие личные дела в секции «К» заканчивались на пустынных улицах или в темных закоулках, вдалеке от всего родного и привычного. Что-то теплое побежало по щеке. Это толстяк камнем поранил его до крови. Дюрелл глубоко вздохнул — и внезапно кинулся на худого араба.

Мужчина сдавленно вскрикнул и попробовал увернуться, выставив нож. Дюрелл нанес удар в горло, не стал смотреть, как он падает, и повернулся к толстяку. Другое лезвие мелькнуло у его глаз. Дюрелл крепко вмазал в выпирающий живот, услышал, как из толстяка, булькая, выходит воздух, и увернулся от подскочившей женщины. Из-под ноги выскользнул камень. Он ударился плечом о грязную стену деревенской улицы, и ему послышался безумный гогот контрабандиста. Голова раскалывалась от боли, и он, зашатавшись, упал на колени, задыхаясь под вонючим жирным телом, корявым, но мускулистым. Он пытался выскользнуть, но тяжелая масса пригвождала его к земле. Его окружила тьма. Он слышал крики, стоны, треск оружейных выстрелов. Но это был не его револьвер. Свой, тридцать восьмого калибра, он сейчас не смог бы вытащить из-за пояса. Сверху на нем корчилась груда тел. Дюрелл выругался, с усилием приподнялся и сбросил с себя весь этот вес. Потом была яркая вспышка света — и все кончилось, исчезнув в быстрых волнах безмолвного забытья.

— Дюрелл? — произнес кто-то.

И затем:

— Вы меня слышите, сэр?

Он глянул вверх на обеспокоенное молодое лицо, темные усы, сверкнувшие во внезапной улыбке зубы. Потом сел. Он все еще валялся в пыли под деревенским забором. Дотянувшись до своего револьвера, Дюрелл убедился, что тот еще при нем. Он достал его, ни о чем больше не беспокоясь. До сих пор он был чересчур предусмотрителен. Еще повезло, что остался жив. Вполне могли и убить.

Но тут его зрение прояснилось.

— Здравствуй, Ханух, — сказал он.

— Вы в порядке, сэр? — спросил иранец.

— Полагаю, да.

— На руке у вас скверная рана. И кто-то использовал вашу голову вместо жернова. Но других повреждений нет.

— Спасибо, — поблагодарил Дюрелл. — Откуда ты взялся?

— Перелез через стену. Мошенники смылись. Я надеялся, что вы отправитесь этим путем — через Дашт-и-Кавир. Мое предположение оказалось верным. Но еще минута-другая…

Дюрелл кивнул.

— Где Айк Сепах и Биль?

Лицо молодого человека потемнело от горя.

— Они мертвы, сэр.

Дюрелл заглянул в темные, влажные глаза Хануха и прочел в них правду. Он минуту помолчал, затем с трудом поднялся на ноги.

— Пойдем отсюда.

6

Под грязным деревенским забором солнце рисовало узоры из яркого белого света и черных теней. Ханух стал позади Дюрелла на колени, ловко вскрыл тюбик с антисептической мазью и нанес ее на раненую руку, затем встряхнул чистый носовой платок и быстро и аккуратно начал перевязывать рану. Внезапно пальцы Хануха задрожали, и Дюреллу пришлось самому заканчивать перевязку, глядя на молодого иранца, который кусал губы и бормотал извинения.

— Он был моим лучшим другом, — говорил Ханух. — Ему повезло. Когда убийцы Хар-Бюри его схватили, смерть его оказалась быстрой. Адаму Билю повезло меньше. Они долго его допрашивали.

— Как ты узнал об этом?

— Я наблюдал. Из укрытия. Им удалось перехитрить нас после того, как вы покинули развалины. Одна группа уехала — это были китайцы, — а мы продолжали прятаться. Я пошел на разведку, и, пока меня не было, они взяли Айка и Биля. Я ничем не мог помочь. Их было слишком много. Айк пытался сопротивляться, и его сразу застрелили. А Биля пытали.

— Как ты думаешь, что они от него хотели?

— Карту, которую он отдал вам, сэр.

— Разве ты это заметил?

— Да, сэр. Они сделают все, чтобы вернуть ее, все, чтобы не дать вам привезти ее в Тегеран и раскрыть штаб-квартиру Хар-Бюри. Прошлой ночью я поехал через пустыню в надежде встретиться с вами. Я угнал грузовик у людей Хар-Бюри после того, как Биль умер.

Ханух поджал губы.

— Вы должны отдать мне эту карту, Дюрелл.

— Я об этом подумаю, — ответил тот.

— Сэр, вы мне не доверяете?

— В последнее время я никому не доверяю.

— Я понимаю, но уверяю вас…

— Пойдем, Ханух. Нам надо идти.

Темные глаза Хануха на мгновение ожесточились, но затем он выпрямился и взглянул на деревенские ворота. Две женщины в черных платьях и покрывалах шли из деревни, ведя ослов. Женщины даже не глядели в их сторону, словно они не существовали или были невидимыми. Запах древесного угля разносился в жарком воздухе, а вонь экскрементов и мочи была настолько плотна, что могла бы послужить опорой глиняному деревенскому забору. Женщины собрались около водоема. Если кто-то и был осведомлен об арабах и их грузовике или о схватке неподалеку от ворот, то не подавал виду.

«Рено» исчез. Как и его толстый владелец, и контрабандные винтовки. Ханух с Дюреллом направились по узким улочкам к зданию караван-сарая. Никто не пытался их остановить. У главного входа криво висел пыльный плакат «кока-колы» и стоял бензиновый насос. Армейский грузовик был поставлен здесь же и казался неуместным во внутреннем дворике среди верблюдов, коз и ослов. Так же, как и Ханух в своей военной форме.

Курды, сидящие на корточках вокруг костра, загадочными глазами смотрели на Хануха, пробиравшегося мимо них к грузовику.

Ханух остановился.

— Новая неприятность.

Дюрелл это тоже заметил.

— Ты оставил капот открытым?

— Нет, конечно же, нет.

Иранец негромко выругался на фарси и прыгнул в кабину. Курды столпились вокруг костра и стали есть. Когда Ханух начал проверять зажигание и стартер, из мотора послышались безжизненные щелчки. Больше ничего не произошло. Дюрелл обошел машину и взглянул на двигатель.

— Исчез распределитель зажигания, — констатировал он.

Ханух выпрыгнул из кабины. Его темное лицо вспыхнуло от злости. Он подошел к курдам и стал быстро говорить на их языке. Дюрелл заметил, что все путники в караван-сарае наблюдают за ними. Пряча глаза, они явно забавлялись происходящим. Большинство было настроено враждебно.

— Они говорят, что ничего не знают и ничего не видели, — мрачно