Иван Поддубный. Одолеть его могли только женщины - Збигнев Войцеховский

НЭП дал Ивану перевести дыхание. Гражданская война, военный коммунизм остались позади. Теперь он ездил с гастролями по всей стране. И как-то раз, когда он был на цирковых выступлениях в Ростове-на-Дону, Иван Максимович зашел в гости к своему воспитаннику, молодому борцу Ивану Машонину. Он начинал тренировать его еще мальчишкой. Парень подавал надежды, с пониманием воспринимал моральные позиции Поддубного, придерживался их в спорте. Там, в Ростове, Иван Максимович неожиданно для себя и повстречал свою будущую судьбу, хотя к этому времени уже разуверился в семейной жизни.

Он сидел за столом, накрытым матерью Машонина, и смотрел на нее – молодую, симпатичную вдову. Засиделись за разговорами до позднего вечера. Назавтра Иван Максимович снова наведался в гостеприимный дом, послезавтра пришел вновь, уже с цветами. Гастроли еще не закончились, а Поддубный уже знал, что не сможет прожить без этой женщины и дня. Она ничему не удивлялась, ничего от него не требовала. Ее красота была тихой и неброской, но она завораживала, заставляла быть добрее, чище.

Такому человеку, как Поддубный, не составило большого труда уговорить Марию Семеновну принять его предложение руки и сердца. Сама она была человеком религиозным, и Иван Максимович, безразличный к церкви, охотно согласился даже обвенчаться с ней. В какой-то мере исполнилась и мечта иметь детей. К своему пасынку Иван Максимович относился с любовью. Во всем ему помогал. Он хотел дать им достойную жизнь, но Ростов-на-Дону был не тем городом, где он смог бы хорошо зарабатывать. Пришлось вновь решиться на зарубежные гастроли. Благо время на дворе стояло еще относительно либеральное – НЭП, и ему без особого труда, благодаря Луначарскому, хватило его визы, удалось получить разрешение на выезд из страны. К тому же в СССР у него оставалась семья, никто не сомневался, что Поддубный вернется.

Целый год ушел на это германское турне. Но оно не оправдывало себя. Да, Поддубный был непревзойденным борцом. Но это, странное дело, и являлось его недостатком. Зритель знал, что он непременно должен победить. А предсказуемость схватки – не лучшая вещь для импресарио и букмекерских контор. Вновь начались обманы. Поддубному предлагали огромные деньги за сомнительные, с его точки зрения, сделки. Дело в том, что победа над чемпионом чемпионов являлась недосягаемой мечтой борцов всего мира. Само его имя являлось символом, обладающим мистической силой. Вот и находились те, кто поддавался соблазну одержать над Иваном Максимовичем хотя бы липовую победу. Такой человек благодаря рекламе и прессе сразу бы превратился в небожителя.

Разговор с такими нечистыми на руку импресарио, а их было большинство, проходил по одной и той же схеме. Получив предложение поддаться, Иван Максимович возмущался: «Неужели вы не знаете Поддубного? Если кто меня уложит, я под того лягу. И никак иначе». В ответ звучало предсказуемое: «Ну, тогда и борьбы не будет. В ваших услугах мы не нуждаемся». Поддубный шел в другой цирк, но история повторялась и там. Не помогал и переезд в другой город. Повсюду было одно и то же.

– У них трест, – сокрушался Поддубный перед журналистами. – Борцы выходят на ковер, а их хозяева загодя расписывают, кто кого должен победить. Это же обман, в котором я не собираюсь участвовать.

Иногда Иван все же на обман шел, правда, вновь в своем ключе, на словах соглашался поддаться, а потом проводил схватку не в «шике», а в «буре». Но тогда импресарио лишали его гонорара за выступление. Заколдованный круг!

Да и сборы в цирках были не очень большими. Все же чувствовались последствия контрибуции и репараций, которые Германия выплачивала из-за поражения в Первой мировой войне.

Через год мытарств пришлось возвращаться домой. Но Поддубный не собирался сдаваться. И тут, как нельзя кстати, подоспело предложение от чикагского антрепренера подписать двухлетний контракт на турне по Америке. Однако такое Иван мог позволить себе свободно сделать только во времена царизма. Теперь же государство стало иным, оно контролировало каждый шаг своих граждан. Не был исключением и такой знаменитый гражданин, как Иван Поддубный. К тому же в те годы еще не были налажены международные отношения между США и Советской Россией. И вновь на помощь пришел Луначарский. Он понимал, что турне Поддубного послужит толчком к налаживанию связей с Америкой, станет отличной рекламой СССР на Западе. Разрешение на выезд было получено. Это казалось чудом. Оставив семью на Родине, Иван Максимович на свой страх и риск отправился в Америку. Ведь ему со стороны СССР не было оказано ни юридической, ни дипломатической поддержки. Ее просто и быть не могло. Не зная английского языка, без сбережений он взошел на борт парохода.

По прибытии в Чикаго выяснилась, казалось бы, убийственная для Поддубного вещь. В Америке к соревнованиям без ограничений допускались только атлеты не старше тридцати восьми лет. Все остальные могли быть допущены только с разрешения специальной медицинской комиссии. Зная, какие нравы царят в среде организаторов соревнований, Иван Максимович было уже опустил руки. Не всем нравился приезд в Чикаго знаменитого борца, комиссию могли подкупить, чтобы она зарубила гастролера на корню. И все же его антрепренер тоже являлся акулой бизнеса, справился с конкурентами. Ивана подвергли тщательному и на самом деле независимому медицинскому освидетельствованию. Заключение потрясло и самих врачей, было официально засвидетельствовано и признано, что здоровье пятидесятичетырехлетнего атлета полностью соответствует максимум сорокалетнему возрасту. В рекламных целях Поддубного «окрестили» Иваном Грозным. И вот уже в газетах, на афишных тумбах было растиражировано: «Иван Грозный вызывает на бой всех желающих».

Но и после этого не заладилось. Для Поддубного и его антрепренера, не так давно перебравшегося в Новый Свет, стало ясно, что классическая французская борьба мало привлекает американского зрителя. Тут царили другие – неевропейские – нравы. Зритель жаждал жестокого зрелища, ему хотелось, чтобы на ковре лилась кровь, трещали кости, а борцы вопили от настоящей боли.

То, что называлось в Америке спортивной борьбой – борьбой без правил, на самом деле являлось ее уродливым вырождением. Но вкусы публики следовало учитывать, иначе нельзя было рассчитывать на прибыль. В самом зените славы находился борец Эд Льюис, носивший прозвище Душитель. Дали ему эту красноречивую кличку за его излюбленный прием – захват шеи. Он проводил его так, что противник рисковал задохнуться, если не сдавался.

Поддубный вряд ли бы согласился на американское турне, если бы заранее знал, какая дикость его ждет. Но обратной дороги у него не существовало. Во-первых, контракт был подписан, в случае отказа от него Ивану Максимовичу грозили астрономические штрафы, а действовал он только от своего имени. Во-вторых, советское правительство сделало на него ставку и ждало успехов, чтобы потом трубить о них во всех газетах. Пришлось срочно овладевать варварскими приемами американской борьбы без правил.